183. Смирнова О.А. Повествовательные структуры восточнославянской литературы XI – XIII веков. – Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.08. – Мн., 2004.
184. Соловьева П. Автобиографическая заметка // Русская литература ХХ века (1890 – 1910). В 2 кн. / Под ред. С.А. Венгерова. – М.: Изд. дом «ХХI век – Согласие», 2000. – Кн. 2. Синтетический модернизм и богоискательство.
185. Тимощенко М.И. «Шли единой стремниной...» (Александр Блок и Вячеслав Иванов): Монография. – Мн.: БГПУ—ИСЗ, 2002.
186. Токарев С.А., Мелетинский Е.М. Мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / Гл. ред. С.А. Токарев. – М.: НИ «Большая Рос. энцикл.», 1998. – Т. 1. – С. 11 – 20.
187. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. – М.: Изд. группа «Прогресс – Культура», 1995.
188. Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. / Гл. ред. С.А. Токарев. – М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1998. – Т. 2. – С. 161 – 164.
189. Топоров В.Н. Осина // Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. / Гл. ред. С.А. Токарев. – М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1998. – Т. 2. – С. 266 – 267.
190. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура / Отв. ред. к.ф.н. Т.В. Цивьян. – М.: «Наука», 1983. – С. 227 – 285.
191. Топоров В.Н., Мейлах М.Б. Круг // Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. / Гл. ред. С.А. Токарев. – М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1998. – Т. 2. – С. 18 – 19.
192. Тропкина Н.Е. Образный строй русской поэзии 1917 – 1921 гг.: Монография. – Волгоград: Перемена, 1998.
193. Тырышкина Е.В. Русская литература 1890-х – начала 1920-х гг.: От декаданса к авангарду (литературный процесс в единстве теории и практики): Автореф. дис. ...д-ра филол. наук: 10.01.01 / Томский гос. ун-т. – Томск, 2002.
194. Федотов Г.П. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам) / Вступ. ст. Н.И. Толстого; послесл. С.Е. Никитиной; подгот. текста и коммент. А.Л. Топоркова. – М.: Прогресс, Гнозис, 1991.
195. Филатов И.Е. Поэтика игры в романах В.В. Набокова 1920 – 1930 гг. и «Лекциях по русской литературе»: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. – Тюмень, 2000. – 26 с.
196. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник / В.Е. Хализев. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Высш. школа, 2002.
197. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / Пер. с нем. – СПб.: «Академический проект», 1999.
198. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика / Пер. с нем. – СПб.: «Академический проект», 2003.
199. Хёйзинга Й. Homo ludens // Хёйзинга Й. Homo ludens; Статьи по истории культуры. – М.: Прогресс – Традиция, 1997. – С. 19 – 215.
200. Чуковский К.И. Книга об Александре Блоке. С приложением хронологического списка стихотворений А.Блока, составленного Е.Ф. Книпович. – Пб.: «Эпоха», 1922.
201. Чуковский К.И. Матерям о детских журналах. – СПб.: Русская скоропечатня, 1911.
202. Чуковский К.И. От двух до пяти. Живой как жизнь. – М.: «Дет. лит.», 1968.
203. Штейнер Р. Воспитание ребенка с точки зрения духовной науки / Пер. с нем. – М.: «Парсифаль», 1993.
204. Эко У. Инновация и повторение. Между эстетикой модерна и постмодерна // Философия эпохи постмодерна / Сост., ред. А.Р. Усмановой. – Мн.: Красико-принт, 1996. – С. 48 – 73.
205. Эткинд Е.Г., Долгополов Л.К. Символизм // Краткая литературная энциклопедия. – М.: «Большая Сов. энцикл.», 1972. – Т. 6. – С. 831 – 840.
206. Children’s Literature. An Illustrated History / Edited by Peter Hunt. – Oxford, New York: Oxford University Press, 1995.
207. Gazda G. Słownik europejskich kierunków i grup literackich XX wieku. – Warszawa: Wydawnictwo Naukowe PWN, 2000.
208. International Companion Encyclopedia of Children’s Literature / Edited by Peter Hunt. Associate Editor Sheila Ray. – London and New York: Routledge, 1996, reprinted 1998.
209. Sokol E. Russian Poetry for Children. – Knoxville: The University of Tennessee Press. – 1984.
[1] Ничем не объясняемое отнесение творчества этих писателей к модернизму представляется необоснованным: более вероятно, что творческий метод их детских произведений – реализм.
[2] Как вариант указанной мифологемы рассматривается противоположность Божественного ребенка – Ребенок-озорник, всячески нарушающий нормы «взрослого» мира и за это подвергаемый порицанию, осмеянию и даже проклятию (таковы, например, герои назидательных «страшилок» ХIХ века про Степку-Растрепку). Еще одна разновидность детских образов, также берущая начало в мифологических сюжетах, – «Жертвенный ребенок» (например, в библейском сюжете о жертвоприношении Исаака Авраамом); особенное развитие такие образы получили в советской детской литературе (см. [86, с. 39 – 47]).
[3] Для взрослых такие игры не характерны. Современные «ролевые» игры используются для обучения, то есть имеют конкретное практическое применение и не являются свободным, «незаинтересованным» действием, а потому играми они могут быть названы только условно. Театр, хотя и связан с ролеполаганием, предусматривает «разыгрывание» готового текста, вживание в роль как искусство, и лишен присущей детским «ролевым» играм произвольности.
[4] Подробнее об этом см.: [162].
[5] Данное определение, на наш взгляд, нуждается в уточнении, в расширении временных и географических рамок бытования модернизма в культуре, что в задачи настоящего исследования, однако, не входит.
[6] Обращение модернистов к идеалистическим философским системам, а также ряд черт поэтики и позиция художника позволяют проводить сближения модернизма с романтизмом, возникшим в противовес засилию рационалистической философии и связанных с ней художественных систем. Но философская база модернизма отличается тем, что в роли «иного» мира у большинства модернистов выступают модели идеалистической метафизики; значительное влияние на символистское и особенно постсимволистское мироощущение оказали идеи «философии жизни».
[7] Упомимнаие Чуковским народничества, впрочем, не случайно; достаточно вспомнить, что народническая поэзия стала одной из предпосылок формирования символизма (см. [152, с. 12]).
[8] Впрочем, А. Ханзен-Лёве считает, что в данном случае «дети» – это «натуральные люди», «дети природы» [197, с. 303].
[9] Использование детского словотворчества свойственно не только авангардистской поэтике: детскими «неологизмами» активно пользовался, например, и А. Ремизов.
[10] Хотя и тут есть исключения: например, стихотворение В.Шершеневича «Городское» (1913), в основе сюжета которого лежит убийство ребенка матерью.
[11] Исследователи расходятся в отношении периодизации символизма. Указанная нами последовательность является наиболее распространенной. Другие варианты периодизации символизма приводятся в книге А. Ханзена-Лёве (см. [197, с. 23 – 28]).
[12] А. Ханзен-Лёве обращает внимание на семантику слов διαβάλλειν, означающего «деструктивное, раздробляющее <…> начало, противоположное συμβάλλειν – мифологически-религиозному символу» [197, с. 71], который сами символисты определяли как «слияние смыслов» [197, с. 71].
[13] Обе писательницы сотрудничали и с другими изданиями. Беляевская печатала детские стихотворения в журналах «Солнышко», «Детское чтение», «Читальня народной школы». Однако количество ее публикаций в «Тропинке» значительно, и обе книги детских стихотворений Беляевской вышли в издательстве «Тропинка» («Капель», 1908, и «Золотой поясок», 1914). Пожарова наиболее активно сотрудничала с журналом «Задушевное слово», с которым ее связывали еще детские воспоминания (см.: [66, с. 726]), печаталась и в других детских изданиях.
[14] Например, наличие «запредельной» утопии – «золотого века» – в творчестве Беляевской; не только изобразительное, но и символическое колористическое оформление появления феи в стихотворении Пожаровой «Расцвет вереска».
[15] Детские стихотворения К. Бальмонта попали в поле зрения исследователей еще в советское время. Правда, утверждалось, что его «Фейные сказки» «слишком сложны по языку и стилю» [172, с. 294] и что «в них отражался тот искусственный, нарочитый детский мирок, который создавала буржуазная детская литература» [172, с. 294]. Похвального отзыва заслужили только стихотворения «о родной природе», в которых автор статьи – Э.С. Литвин – видит влияние «традиции русской лирики XIX века» [172, с. 294]. К настоящему времени исследование творчества Бальмонта продвинулось вперед, издана монография о нем (П.В. Куприяновский, Н.А. Молчанова. Поэт Константин Бальмонт. Биография. Творчество. Судьба. Иваново, 2001). Различные исследователи неоднократно обращались к его сборнику «Фейные сказки» и другим детским стихотворениям. «Фейные сказки» литературоведы (В.Ф. Марков, П.В. Куприяновский, Н.А. Молчанова) ставят в один ряд с книгами 1900 – 1905 годов («Горящие здания», «Будем как солнце», «Только любовь» и «Литургия красоты»), опираясь на общность мотивных систем этих сборников. Например, «мотив воспоминания о детстве, личностном и вселенском» как «один из вариантов ‘‘вечного возвращения’’» [134, с. 197] звучит и в «Фейных сказках», и в книгах «Только любовь» и «Литургия красоты». Общей является и трактовка образов Земли, зерна, рассматриваемых не только как «‘‘трудовые мечты’’», но и «как символ торжества Красоты» [134, с. 197]. Говоря о специфике детской поэзии Бальмонта, Куприяновский и другие исследователи отмечают в первую очередь миниатюрность и идилличность всего изображаемого. Так, И. Арзамасцева пишет: «...зло не существует в фейном мире – есть только маленькие неприятности, оттеняющие общую безмятежность» [86, с. 200]. Л.И. Будникова описывает мир, создаваемый в книге, как «светлый, идиллический, гармоничный, ничем не угрожающий ребенку, увлекающий его в веселую игру, которая одновременно является открытием разных сторон жизни» [92, с. 10]. При этом не учитывается своеобразие творческого метода поэта, не разъясняются проявления дисгармонии в «Фейных сказках». Таким образом, специфика детского творчества К. Бальмонта все еще остается открытой проблемой.