Следовательно, прошлое продолжает слоняться рядом с вами. Если Будда придет снова, вы его отвергнете. Вот почему сейчас Иисусу поклоняются, хотя когда он был жив, его распяли. Живого его вы распинаете, мертвому вы поклоняетесь. Почему смерть делает его столь значительным? столь полным смысла? Смерть разрушает тело и тогда связь с вами разорвана, тогда у вас есть духовный образ: бескровный, бесплотный, сверхфизический. Теперь вы можете его воображать, и этого вам достаточно, — вы проецируете, давая ему все качества.
Трудно проецировать на живого человека, так как там реальность, и он разрушит все ваши проекции, он не будет готов стать узником ваших проекций, но что может поделать мертвый? Что может сделать Иисус? Что может сделать Будда? Беспомощные по отношению к тому, что вы делаете, они должны страдать. Вот почему воображение более возможно в случае мертвого мастера — теперь вы можете определять значимость, превосходство, принадлежность к иному миру.
С живым человеком это невозможно, пока у вас нет верящего сердца, полной веры. Для тех, кто имеет полностью верящее сердце, Будда никогда не тело, живое или мертвое, он никогда не тело. Ведь они проникли внутрь, вглубь, и Будда прозрачен. Он может быть в теле, но он не тело; он может жить среди вас, но он не принадлежит к вам. — он откуда-то сверху.
В этом смысл Христа, сына Бога. В этом смысл аватара, воплощения Бога. В этом смысл тиртханкара, Будды. Он приходит из невидимого, но это можно увидеть с помощью глаз веры. Ум не может на это смотреть, но когда он мертв, ум может проецировать. Так что первое условие состоит в том, что чем больше прошло времени, чем больше разрыв, чем длиннее период между вами и Буддой, Иисусом, Махавиром, тем больше свободы у вашего воображения.
Тогда вы можете проецировать, можете творить вокруг них мечту, тогда они становятся все больше мифом и все меньше реальностью, тогда вокруг них создается целый мир. Тогда вы можете поклоняться, тогда вы можете их слушать, но несчастье в том, что когда Будда жив, он может вам помочь, когда Будда жив, вы можете впитать его дух: когда Будда жив, что-то может быть передано, перенесено. Но когда он мертв, это становится все более и более невозможным.
Почему? Потому что то, что дается, не может быть дано через язык. Если это может быть дано через язык, тогда есть писания, тогда есть слово Будды, но это не может быть дано через слово. Слово — лишь предлог для того, чтобы создать контакт на плане ума. И если вы восприимчивы, что-то постоянно происходит в стороне от слов, между словами, между строчками. Будда добирается до вас, это живой опыт. Он должен перенести не теорию, а себя. Он не сообщает гипотез, философий, а живой опыт, и он более подобен мастерству и меньше философии.
Даже если вы знаете, как плавать, вы не сможете научить этому кого-то с помощью слов. Что вы скажете? Чтобы цы ни сказали. вы почувствуете, что это неадекватно. Единственный способ — взять ученика с собой на реку. Сначала покажите ему, как плаваете вы, дайте ему довериться, дайте ему смелость, и потом говорите ему: ступай. И если он вам верит, он пойдет с вами. Потом, вновь и вновь, пусть он проходит через опыт. Только опыт может учить.
Духовность совсем как плавание, вы не можете о ней ничего сказать. Вы можете описать ее, но описание мертво. Духовность — живой опыт. Что-то случается, когда есть некто, кто знает мастерство. Он не может рассказать вам о нем, но вы можете научиться. И это — таинство: он не сможет вас научить этому, но вы можете научиться, если вы восприимчивы.
Поэтому помните: от ученика и его восприимчивости зависит больше, чем от мастера. Он там, он присутствует. Теперь вы должны быть восприимчивы и впитывающи, должны быть восприимчивы и позволительны, вы должны быть восприимчивы и дать ему проникнуть в вас. Не будьте закрыты. Когда вы закрыты, мастер может продолжать стучать в вашу дверь, но не будет никакого ответа. Чем больше он стучит, тем больше вы будете сжиматься и станете совсем запуганным. Поэтому он даже не постучит, так как это тоже агрессия, он просто будет ждеть у двери.
Когда вы готовы и открыты, он может вам дать это, может передать это тотчас, но ученик должен быть готов. Эта возможность существует только с живым мастером, у мертвого мастера вы не сможете ничему научиться. Слово с вами, Библия с вами, вы можете стать великим ученым, философом, можете придумать и навертеть вокруг этого множество теорий, можете создать свою теологию, но Иисуса там не будет. Вы должны жить с Иисусом, его присутствие — самое главное.
Второе, о чем нужно помнить, то, что ум всегда любит теории, слова, философии. Он может их схватывать, это игра, которую ум очень любит, так как ничего не теряется. Наоборот, с их помощью ум еще больше укрепляется. Чем больше вы знаете, чем больше информации вы получаете, тем больше ваш ум чувствует, что "я — кое-что".
С живым мастером проблема в следующем: вы должны подчиниться, ваше эго должно исчезнуть. Это действительно испытание смертью — жить с мастером. Вы должны умереть. И пока вы не умрете, ничего не произойдет. Только через вашу смерть происходит возрождение. Когда вас больше нет, вдруг есть божественное.
Так что живой мастер — это опыт смерти для ума: возрождение души, но смерть эго. С мертвыми мастерами вы не пугаетесь. Ум может продолжать играть в игры со знатоками и авторитетами, а интерпретация зависит от вас.
В любой теории, как она есть, смысла нет, вы должны вложить в нее смысл сами, это игра. Вы думаете, что читаете Гиту, слово Кришны. Вы ошибаетесь. Слово есть, но кто придает смысл? Смысл придаете вы. Поэтому любое писание не что иное, как зеркало: в нем вы видите лишь свое собственное лицо.
Вы можете прочитать все, что вам нравится, но из-за того.что ум очень хитер, он просто не слушает то, что ему противоречит. Он может интерпретировать своими способами — и нет Кришны, чтобы сказать: нет, смысл не в этом.
Случилось так, что когда Зигмунд Фрейд был еще жив, но уже стар, в последний год своей жизни он собрал у себя всех своих учеников — а у него была масса последователей по всему миру. Он создал очень значительную школу психоанализа, и его чтили. На ленч собрались 20 его ближайших учеников. Они начали обсуждать, что Фрейд понимал под каким-то вопросом, и совершенно забыли, что там был сам Фрейд.
Они были полностью поглощены дискуссией, противоречили друг другу и спорили. Одна теория — и 20 интерпретаций. А мастер был жив, он сидел среди них, но они полностью забыли о нем! Тогда он постучал по столу и сказал: "Пожалуйста, одну минуточку! Я еще жив, вы можете спросить меня, что я имею в виду. Слушая вас, я понял, что вы будете делать, когда я умру. Я жив, и все же никто не спрашивает, что я имею в виду: у вас уже есть 20 значений! Когда я буду мертв, у вас их будет две сотни, две тысячи, два миллиона, и тогда не будет возможности спросить меня, что я имею в виду."
Вот так рождаются секты и верования.
Иисус был простым человеком, но посмотрите на католиков, на протестантов, на сотни христианских сект и их интерпретации. Иисус был простым человеком, сыном плотника, он никогда не пользовался технологическим жаргоном, он не был человеком слов — он был человеком опыта. Он просто рассказывал простые истории, анекдоты, притчи. И он говорил с людьми, не знакомыми с литературой.
Смысл его слов был прост, но посмотрите на протестантов, католиков: их теологи сотворили из него такую громаду — гору! Они продолжают спорить о простых вещах и дискутировать, и они добились того, что потерялись в этом, так что Иисус полностью забыт.
Если был забыт живой фрейд, как вы можете помнить мертвого Иисуса?
Спросите индуистов: у них уже есть тысяча интерпретаций Гиты, и каждый год добавляются новые интерпретации, и никто не соглашается ни с кем. Шанкара говорит, что это — послание об отречении, что Гита является посланием об отречении, о недеянии. Локманья Тилак говорит, что это — послание о действии: как раз противоположное. А Рамануджа говорит, что это послание о преданности, а не о деянии и недеянии.
И вы продолжаете так же: тысяча интерпретаций, никто ни с кем не согласен. И когда вы читаете Гиту, это будет 1001-я интерпретация, так как она будет вашей. Вы внесете в нее свой ум, и ум почувствует, что он укреплен знанием, информацией. Ум никогда не находится в опасности, кроме как в присутствии живого мастера. Тогда он просто на грани смерти. Вы бежите от Кришны и несете в своей голове Гиту. Вы бежите от Иисуса и всегда держите в кармане Библию.
Библию можно носить в кармане, но не Иисуса. Библия принадлежит вам, но с Иисусом вы должны будете принадлежать Иисусу. В этом и различие: вы можете владеть Библией, но не можете владеть Иисусом. Он должен владеть вами.
И, в-третьих, наука может быть записана, нет никаких проблем. Ведь это не мастерство, это — теоретизирование, это теория. Она может быть записана, это описание, а не таинство. Все основание науки в том, как демистифицировать все. Она имеет трещины, законы, которые могут быть записаны, а если вы расшифровали закон, все известно.
Религия не подобна науке, она больше походит на искусство, она символична. Главное в том, что она не реалистична, а символична.
Однажды случилось так, что к Пикассо пришел друг. Он был военным и служил в армии. Он посмотрел на студию Пикассо и сказал: "Что за чепуха! Все нереально, нет ни одной картины, представляющей реальность."
В реальности вы не найдете ничего, подобного картинам Пикассо. Этого там нет, это только чувство peaльности самого Пикассо.
Наука пытается открыть объективное, искусство продолжает пробовать найти субъективное в объективном. Вы смотрите на цветок, и если вы спрашиваете о нем ученого, он скажет о химических соединениях цветка. Конечно, они там есть, но они — не цветок, так как они не несут в себе красоты, они не несут значения. О красоте вы должны спрашивать художника, но он не скажет о химических соединениях и чем-либо подобном. Он даст вам поэму, и она будет ближе к истине, чем все, что мог бы вам дать ученый, но она будет необъективной.