Но хлеб станет вашим телом. А вино? Опьянение им является основой учения Иисуса: будьте пьяны Богом. Хлеб и вино - такие малые, обычные, повседневные вещи; в этот вечер он сделал их священными. Он саму землю преобразовал в рай. «Делайте это в память обо мне», - говорит он. И с этого дня каждый истинный христианин - христиан много, почти половина всех людей на земле, но я не говорю о них, я говорю об истинных христианах, - когда он ест и пьет, это Иисуса он ест, это Иисуса он пьет. Каждая малая, обычная вещь становится таинством, становится священной.
Беседа 2
Между Адамом и Иисусом
22 декабря 1975 года, Пуна.
Первый вопрос:
Действительно ли в молитве Иисуса «Отче наш» Бог вводит нас в искушение?
Это весьма тонкая проблема, и вы должны быть предельно внимательными, чтобы понять ее.
Бог доброжелателен. Он не может вводить вас в искушение, но сама его доброжелательность вводит вас в искушение. Доброта Бога - это нечто, что уже здесь. Она существует; вам ничего не нужно делать, чтобы создать ее. Вы просто открываетесь перед ней, и она изливается на вас. Когда вам хорошо, вы ничего для этого не делаете; вам становится хорошо благодаря Богу. Но когда вам плохо, значит, вы что-то сделали; вам становится плохо из-за самого себя. Поэтому, когда вам хорошо, эго не может существовать. Это прасад, Божий дар.
Когда вы говорите «да», эго не может существовать; вы исчезаете. В тот самый момент, когда вы говорите «да», вас больше нет; это искушение. Вы можете быть здесь, только делая что-то плохое. Всякий раз, когда вы творите зло, вы здесь; всякий раз, когда вы творите добро, вас нет здесь — это и есть искушение. Адам означает «нет», Иисус означает «да». Между Адамом и Иисусом лежит вся история человеческого сознания.
Что было искушением для Адама? Почему он ослушался? Бог был доброжелателен, но Адама там не было. Через свое непослушание он создал самого себя — вот в чем было искушение. В Эдемском саду Бог был, он был везде. Адама там не было; он не был отдельной сущностью, он был частью целого. Через самоутверждение, через «нет», через неподчинение, через отталкивание Бога, через творение зла он стал самим собой, стал отдельной сущностью.
Адам был первым человеком, но не потому что он был самым первым - до него было много других, но никто из них не сказал «нет». Поэтому история не могла зафиксировать их; у них не было эго. Это мое понимание: как мог Адам быть первым человеком? До него могли быть миллионы, но никто не говорил «нет». Они не могли стать людьми, они не могли превратиться в эго. Адам сказал «нет». Конечно, он пострадал из-за этого; он был изгнан из сада блаженства.
Зло вводит вас в страдание, но в нем и искушение: оно создает ваше «я», оно дает вам почувствовать, что вы есть. Иисус, Будда - их нет. Гитлер, Чингисхан - они есть. Чем больше зла вы совершаете, тем больше укрепляется ваше эго. Чем больше вы идете против - против мира, против течения, - тем в большей степени вы ощущаете, что вы есть. Где вы, когда плывете по течению? Есть река, она расцветает и благодаря вам. Бог доброжелателен - и в этом искушение.
Как раз вчера вечером я читал Бодлера. Все это просто, все это действительно так. Бодлер говорит: «Истина существует; истина прекрасна; истина хороша; истина есть Бог. Я верю в нее. Вот почему я выступаю против нее». В чем причина этого противостояния? Бодлер говорит: «Если я не буду против нее, меня не будет. Я должен говорить "нет"; только тогда я могу быть». Иначе истина является всепобеждающей: она обволакивает вас, она окружает вас. Вы просто исчезаете в ней, вы расплавляетесь в ней.
Вы можете сказать, что вы творите зло, но вы не можете сказать, что творите добро. Добро всегда творится Богом. Добро всегда здесь, его не нужно создавать. Зло создавать нужно. Бога можно только обнаружить; зло должно быть создано. Реальность уже здесь, сновидение должно быть создано. Вы можете заявить свое авторство по отношению к сновидению, вы не можете сделать этого по отношению к реальности — это искушение. «Нет» является большим искушением. Сама доброта Бога вводит вас в искушение против него. Вам нужно противостоять ему, вам нужно выступать против него, вы должны предавать его, иначе вы будете утеряны. Адам говорит «нет», Иисус говорит «да», а я утверждаю, что в этом заключена вся история человека. Адам является первым сыном человека, а Иисус является первым сыном Бога. Говоря «да», отказываясь от самого себя, он исчезает. Только тогда остается Бог. Вводит ли вас Бог в искушение в молитве «Отче наш»? Бог не может вводить вас в искушение, но ваш собственный ум может. Искушение возникает, потому что кажется, что Бог разрушает вас. Я каждый день встречаюсь с людьми, которые хотели бы сказать мне «да», которые хотели бы сдаться, но они не могут — это слишком рискованно, слишком опасно. Я чувствую, что что-то в них искушает их не сдаваться. Что-то в них говорит: «Уходи, не оставайся здесь. Здесь быть опасно». Это не означает, что я искушаю их, но что-то их искушает. Всякий раз, когда вы видите что-то, что уже здесь, ничего не нужно делать. Вы должны только распознать это. Но тогда где вы сами будете? В этом искушение. Искушением является эго.
Второй вопрос:
Вчера я узнал, что умер мой друг. И все же, оплакивая его, я обнаружил, что я возношу благодарения за приятность этой жизни. Есть ли в ней место для траура, для скорби?
Если вы любили кого-то, действительно любили, если вы не упустили возможность любить, тогда для скорби нет места, потому что тогда нет сожаления. Вы никогда ничего не откладывали, смерть ничего не может разрушить. Если вы откладываете, тогда смерть разрушает. Например: вы любите кого-то, но вы говорите: «Я буду любить завтра», и именно это вы говорите каждый день. Вы все время воображаете себе завтра, завтра, завтра, вы все время откладываете: сегодня вы сражаетесь, а любить будете завтра. Вы гневаетесь здесь и сейчас, а любить будете завтра. Вы все время откладываете.
Потом, однажды, внезапно приходит смерть, а это всегда случается внезапно. Нет никаких признаков, что она идет. Звуки ее шагов никогда не слышны, ее следы невозможно распознать. Она всегда приходит внезапно, хватает вас, когда вы не осознаете ее, уводит вашего друга, любимого, любимую; уводит мать, отца, брата. Тогда возникает скорбь, возникает печаль, потому что смерть разрушила завтра, а вы зависели от завтра. Теперь не будет никакого завтра. Теперь вы не сможете больше откладывать - человека больше нет. Теперь вы испытываете глубокие сожаления; из этих сожалений возникает скорбь. Вы оплакиваете не друга, которого больше нет, вы оплакиваете самого себя, упустившего какие-то возможности.
Если вы действительно любите, и любите здесь и сейчас, то смерть не может отнять чего-либо от вас. Я говорю вам: смерть может стать даже новой возможностью, проходом, новой дверью.
Вы любите друга, когда он является видимым, и вы любите его так глубоко, что благодаря своей любви вы начинаете ощущать его невидимость. Потом смерть отнимает его тело. Тело — это грубый, плотный элемент, и теперь оно не является помехой. Теперь любовь может течь тотально. Вы можете даже испытывать благодарность по отношению к смерти. Вы уже обнаружили духовное измерение своей любимой, своего любимого, друга, и теперь смерть убрала последнее препятствие. Теперь вы можете видеть все насквозь. Смерть дана вам как возможность увидеть, действительно вы любите или нет, потому что если глаза любви не могут проникнуть настолько глубоко, чтобы вы могли видеть то, что не является телом, то, что выходит за пределы материи, то, что является невидимым, то это не любовь. Тогда это глаза чего-то другого, но не любви. Любовь всегда обнаруживает Бога в другом; это определение любви. Она является любовью только в том случае, если открывает в другом Бога, в противном случае это не любовь. Вы будете плакать, рыдать, испытывать скорбь, и вы будете думать, что оплакиваете ушедшего друга? Нет, вы оплакиваете себя, вам жалко самого себя.
Я хотел бы рассказать вам одну известную историю. Некто Синес, друг Пирра, царя Эпира, спросил у царя: «Сэр, если вы завоюете Рим, что вы будете делать после этого?»
Пирр ответил: «Рядом находится Сицилия, которую легко захватить».
«А что будет после Сицилии?»
«Потом мы переправимся в Африку и захватим Карфаген».
«А после Карфагена, сэр?»
«Греция».
Синес спросил: «А что вы ожидаете в награду за все эти победы?»
«Потом, - сказал Пирр, - мы сможем сидеть и радоваться самим себе».
«А разве вы не можете, - спросил Синес, - радоваться самим себе прямо сейчас?»
Если вы можете радоваться самому себе прямо сейчас, тогда никогда не будет никакой скорби. Я не утверждаю, что вы не будете испытывать грусти при уходе друга, но никакой скорби не будет. И эта печаль будет иметь свою красоту, свою глубину, она выльется в безмолвие, которое всегда приходит, когда вы встречаетесь со смертью. Эта печаль будет очень медитативной. Смерть раскроет внутри вас что-то, что не могла раскрыть жизнь. Жизнь остается на поверхности; она остается на поверхности так же, как и смех. Печаль, как и смерть, является глубокой. Но печаль - это не скорбь, печаль имеет свою собственную красоту; печаль — это не горе, печаль - это просто глубина. Печаль означает, что мышление прекратилось. Как вы можете рассуждать перед лицом смерти? Если вы печальны, то это просто означает, что внезапно мышление прекращается; смерть вводит вас в некоторый шок - вы обнажены до самой своей глубины. Вы не можете смеяться, но в этом есть некоторый неуловимый восторг, безмолвие, священная тишина. Вульгарность жизни ушла, смерть открыла новую дверь — дверь запредельного. Вы благодарны смерти, но это возможно лишь в том случае, если вы любите сейчас. Это возможно только в том случае, если данный момент проживается с полной интенсивностью, в его высшей целостности.