Однако открытого вступления Израиля в “ядерный клуб” не произошло. Выл выбран вариант “бомбы в подвале” и политики “ядерной непрозрачности” (nuclear opacity). Функционирование этой своеобразной модели было продемонстрировано в октябре 1973 года во время очередной арабо-израильской войны. В период наступления арабских армий Израиль предпринял ряд демонстративных действий, рассчитанных, прежде всего, на восприятия руководителями великих держав. Предполагалось, что вслед за этим СССР должен будет оказать сдерживающее воздействие на Египет и Сирию, а США окажут срочную военно-техническую помощь Израилю (так оно и случилось).
Официально принцип “бомбы в подвале” действует в Израиле до сих пор, несмотря на то, что в 2000 г. в парламенте состоялись острые дебаты о целесообразности сохранения этого курса.
Многие отечественные и зарубежные эксперты кандидатом номер один на роль следующей ракетно-ядерной державы небезосновательно называют Иран.
Эта страна испытала летом 1998 г., вскоре после серии ядерных взрывов в Индии и Пакистане, баллистическую ракету “Шехаб-3” с дальностью около 1300 км. По ряду заслуживающих внимания оценок, ракетно-ядерный потенциал Ирана создается теперь не только как средство воздействия на Ирак и на де факто ядерный Израиль, но и как средство сдерживания Пакистана*, который, как считают в Иране, стоял за спиной талибов, представлявших наибольшую угрозу национальной безопасности Ирана. Однако его создание не может не вызвать озабоченности у всех стран, которые оказываются в пределах досягаемости этого оружия. В их числе, помимо Пакистана и Афганистана, и арабские страны Ближнего Востока, и Израиль, и Закавказье, и Украина, и юг России.
При гипотетической смене политической власти в Иране на враждебный России режим при наличии у этой страны ракетно-ядерного оружия напряженность на этом направлении для России резко возрастает, что может в том числе сказаться на решении проблемы Каспия – одной из крупных проблем глобальной энергетической и в целом экономической стабильности, имеющей и весьма большое значение для интересов России.
В то же время следует иметь в виду, что развитие ядерных потенциалов не только упомянутых, но и других государств преимущественно ориентировано не только на решение традиционных военных задач, но и на повышение их статуса в современной системе международных отношений, особенно Индии, претендующей, по мнению части ее политической элиты, в перспективе на роль мировой державы. Китай и Индия при этом, прежде всего, добиваются более благоприятных условиях для решений задач укрепления своих позиций в мировой экономике**, в расширении присутствия своих компаний, товаров, услуг на рынках прежде всего наиболее развитых стран, и особенно на рынке США.
Еще в большей степени экономический фактор проявляется в поведении таких “пороговых” держав, по сути, поставивших условием прекращения своих ядерных программ получение материальной помощи от мирового сообщества. Как правило, эти страны имеют достаточно высокий научно-технический потенциал, обладают опытом по разработке и производство обычных боеприпасов, располагают определенным количеством расщепляющих материалов.
Как показывает исторический опыт государств, как вступивших в ядерный клуб, так и отказавшихся от этого (Швеция, Швейцария, ЮАР, Бразилия), ключевым элементом в процессе приобретения ядерного оружия является принятие политического решения руководством государства. Можно предположить, что катализатором процесса принятия соответствующих решений в некоторых странах (скорее всего по израильскому варианту) могла стать агрессия НАТО против Югославии. Прежде всего, это относится к группе так называемых “пороговых” стран, которые уже имеют необходимую научно-техническую и промышленную базу, но пока отказывались от приобретения ядерного оружия по тем или иным политическим причинам.
3. СТРАТЕГИЧЕСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ В УСЛОВИЯХ “ВТОРОГО ЯДЕРНОГО ВЕКА”
3.1 Новые моменты в ядерной политике США
Критика внешней и оборонной политики администрации Б.Клинтона была одним из существенных элементов предвыборной стратегии республиканцев. Еще в рамках своей президентской компании Дж.Буш-мл. выдвинул идею освобождения от “догм холодной войны" и придания военной политике более гибкого характера, о приверженности которым уже не раз заявлял и после вступления в должность, но с рядом важных корректив.
Если в первые недели пребывания у власти и Буш-мл., и Рамсфелд (например, на конференции в Мюнхене) говорили о сдерживании как об устаревшей концепции, которая должна быть отброшена, то в выступлении Дж.Буша в Национальном университете обороны 1 мая 2001 г. речь шла уже о новом понимании сдерживания, выработке его новой формулы, соответствующей новым реальностям.
Прежде всего речь идет об учете формирующегося нового стратегического ландшафта в строительстве вооруженных сил. В середине февраля 2001 г. Дж.Буш-мл. потребовал провести всеобъемлющую переоценку военной стратегии США. Некоторые выводы относительно нее позволят сделать бюджетный запрос на очередной финансовый год, выпущенный 30 сентября 2001 г. "Четырехлетний военный обзор" (Quadrennial Defense Review, QDR) и “Анализа положения в ядерной области” (Nuclear Posture Review, NPR), который должен появиться в декабре 2001 г. В начале 2002 г. должен быть обнародован доклад президента Конгрессу "Стратегия национальной безопасности" и ежегодный доклад министра обороны, в который должна войти 5-летняя программа военного строительства. В целом процесс пересмотра военной политики США займет около года.
Как стало известно из утечек в прессу, появившихся в конце марта 2001 г., министр обороны Д.Рамсфелд представил президенту США целый ряд предложений по пересмотру военной доктрины. Облик новой оборонной политики в целом приводится в соответствие с предвыборными обещаниями Дж.Буша-мл. Вскоре после инаугурации Буш поручил министру обороны подготовить предложения по пересмотру военной политики, реорганизации вооруженных сил и изменениям в военно-технической политике.
Столь бурная деятельность (в Пентагоне было образовано около 20 рабочих групп по различным направлениям), возможна объясняется тем, что Рамсфелд принадлежит к поколению деятельных проводивших самую радикальную военную реформу в послевоенной истории США - в начале 70-х годов, после окончания вьетнамской войны. Характерно, что Рамсфелд привлек для решения этой задачи “радикального реформатора” Э.Маршалла, высокоавторитетного гражданского специалиста, возглавляющего на протяжении многих лет Управление комплексных оценок (Office of Net Assessment) министерства обороны США. Маршалл полагает, что виды вооруженных сил США продолжают готовиться к "прошлой войне", и предлагает провести радикальные преобразования, исходя из того, что в качестве основного противника США должна рассматриваться уже не “слабеющая Россия”, а “усиливающийся Китай”*. В связи с этим центр тяжести оборонных усилий США он предложил резко сместить из Европы в Азиатско-Тихоокеанский регион.
В отношении Китая уже в своей предвыборной платформе 2000 г. республиканцы использовали более жесткую риторику, чем демократы, идентифицируя КНР не как партнера США, а как главного соперника Соединенных Штатов. Главное внимание Пентагона начало уделяться растущему китайскому оборонному потенциалу. Было обещано оказать военную помощь Тайваню (правда, не в том объеме, как хотели бы в Тайбее), если Пекин попытается применить силу для решения своей исторической задачи - окончательного воссоединения страны. В такой прямой и откровенной форме этого не делала ни одна американская администрация на протяжении последних трех десятилетий.
Э.Маршалл в своих последних разработках подверг, в частности, сомнению ценность ударных авианосцев и пилотируемой авиации, предложив сделать упор на “умное” беспилотное оружие. Реформаторы предлагают в новой стратегии США в меньшей степени опираться на “передовое” базирование” и больше рассчитывать на стратегическую мобильность вооруженных сил. Подобный подход в целом соответствует отмеченным выше особенностям второго ядерного века. В связи с тем, что потенциальные противники США располагают оружием массового уничтожения и/или современным ракетными технологиями, в Пентагоне исходят из того, что могут оказаться уязвимы объекты инфраструктуры на новых ТВД, играющие важную роль для “передового базирования”. Отсюда повышаются требования к стратегической мобильности сил, а также к ВВТ в сторону дальнейшего снижения ее заметности.
Под этим углом зрения формируется и новая военно-техническая политика. Речь идет, прежде всего, о том, что воевать придется без прежней опоры на базы, включая “плавучие аэродромы”. Реформаторы в Пентагоне подготовили предложения по решительному пересмотру планов их строительства и переносу центра тяжести на море на носители КРМБ, а в воздухе - на бомбардировщики типа В-2.
Эти идеи, в различных вариантах и в различной тональности озвученные министром обороны Д.Рамсфелдом а в какой-то мере - и самим президентом, вызвали во многом противодействие как среди военных, так и в соответствующих сегментах оборонной промышленности США.
Что касается радикального смещения акцентов в военно-политических усилиях США с Европы на АТР, то здесь Буш и Рамсфелд встретили активное сопротивление “европеистов” в американском “истэблишменте национальной безопасности”. В результате этого Бушу не удалось реализовать одно из предвыборных обещаний - резко сократить американскую вовлеченность на Балканах. В ходе первой европейской поездки Дж.Буша летом 2001 г. он фактически подтвердил свою приверженность прежнему курсу. Не прозвучали из уст Буша, как ожидали многие и слова об уходе США с территории бывшей Югославии и предоставлении всей последующей деятельности НАТО там в руки западноевропейцев, которые как считают многие в администрации Буша, и втянули администрацию Клинтона в эти операции, не соответствующие, по их мнению, прагматическим интересам Соединенных Штатов.