Проблема заключается в том, что в 1994 г. конгресс запретил выделять средства на НИОКР в сфере ядерных боеприпасов мощностью менее 5 кт, опасаясь, что это приведет к стиранию грани между ядерным и обычным оружием и повышению вероятности использования ядерного оружия.
Разработчики ядерного оружия (лаборатории в Лос-Аламосе и “Сандия”), заручившись поддержкой республиканцев в сенате, попытались добиться снятия указанного ограничения при рассмотрении проекта федерального бюджета на 2001 ф.г., однако единственное, чего смогли добиться - разрешения проводить исследования проникающих зарядов, способным поражать подземные объекты, причем в тексте закона не уточняется, о ядерных или обычных боеприпасах идет речь. Развернулись дебаты, в ходе которых сторонники “мини-ньюков” утверждают, что применение такого оружия не повлечет ущерба для окружающей среды, а противники доказывают что для того, чтобы продукты взрыва мощностью 5 кт не вышли на поверхность, он должен произойти на глубине порядка 200 м, а проникнуть на такую глубину, как считает западные эксперты, существующие боеприпасы пока не могут.
Характерно, что лоббисты “мини-ньюков” в качестве объектов применения до последнего времени называли только две точки: иракский “бункер С.Хусейна” и потенциально - российский пункт стратегического управления на Южном Урале (“гора Ямантау”). В ходе начавшейся 7 октября антитеррористической операции в Афганистане к ним добавилось также “логово бен Ладена”.
Следует также отметить, что для совершенствования существующих и создания новых боезарядов – малой мощности, но повышенной точности - могут потребоваться натурные испытания. В связи с этим отказ от ратификации ДВЗЯИ Конгрессом США обусловлен стремлением обеспечить Соединенным Штатам свободу рук (наряду с отказом от договорно-правового оформления процесса сокращения СНВ).
* * *
Размывание границы между ядерным и обычным оружием происходит и с другой стороны - намечается вторжение обычных вооружений в сферу, рассматривавшуюся до сих пор как исключительно ядерную. Новые виды обычных вооружений способны стать одним из элементов стратегического уравнения.
На фоне радикальных сокращений СНВ значение ВТО в стратегическом балансе может резко возрасти. До сих пор при оценках балансов при проведения сокращений на паритетной основе, закрепленных в договорах ОСВ и СНВ, принимались во внимание лишь возможности ядерных вооружений и средств их доставки, что было оправдано существованием огромных ядерных арсеналов у обеих сторон. В перспективе, по мере более глубоких количественных сокращений СНВ, снижения их оперативной боеготовности и, вероятнее всего, развития и развертывания стратегических оборонительных средств, возрастет роль и других факторов, которые пока не учитываются и практически никак не ограничиваются - ТЯО и ВТО в обычном снаряжении - но способны в новых условиях повлиять на выживаемость СЯС.
В результате качественного развития перспективное обычное оружие, действующее на принципах кумулятивного и кинетического воздействия, может представлять угрозу не только для мобильных ПГРК, но и для ШПУ, до сих пор считавшихся неуязвимыми при воздействии неядерным оружием.
Угрозой живучести СЯС со стороны новых видов обычных вооружений в ближайшее время можно было бы пренебречь, если бы она существовала изолированно. Однако необходимо принять во внимание, что одновременно с конца 1990-х годов в США усилилась тенденция к созданию стратегической противоракетной обороны, что вкупе с противосиловыми возможностями СЯС и, в перспективе – ВТО в обычном снаряжении, может существенно сократить способность к нанесению ответного удара даже у страны со значительным ракетно-ядерным арсеналом. Таким образом, к стратегической цели - лишить потенциальных противников возможности сдерживать Америку, - Соединенные Штаты продвигаются сразу по нескольким направлениями одновременно. И в первую очередь, по всем признакам, вектор этой политики нацелен на КНР.
3.4. Проблема ПРО и стратегическая стабильность
Сегодня выработанное на рубеже 60-70-х годов обоюдное понимание основ стратегической стабильности находится под угрозой Если признание стратегического паритета было первым условием для выработки “кодекса поведения” в ядерный век, вторым необходимым условием было переосмысление роли оборонительных систем в обеспечении стратегической стабильности. Постоянный прогресс в военных технологиях ведет к тому, что на протяжении десятилетий “ядерного века” регулярно возникают идеи изменить или модифицировать систему взаимного гарантированного уничтожения за счет создания широкомасштабных (национальных) систем ПРО (НПРО) – как в СССР, так и в США.
Налицо стремление определенной части политиков и военных к тому, чтобы выйти из состояния “ядерного пата”, при котором военные и политические функции ядерного оружия весьма ограничены. С одной стороны, такая “патовая” ситуация противоречит самой сути традиционного подхода к функциям военных средств борьбы, заключающимся в устрашении, нападении и защите. С другой стороны, соблазнительным выглядит “размораживание” фактически омертвленных гигантских вложений в ядерное оружие (само по себе оно при серийном производстве не столь дорого, но очень велика стоимость средств доставки, СПРН, систем боевого управления и всей инфраструктуры). Наконец, есть стремление сделать ядерное оружие более действенным средством дипломатии и военной политики.
Рассматривая проблему воздействия создания НПРО США на стратегическую стабильность, следует иметь в виду, что это уже четвертая попытка такого рода в послевоенной истории (начиная с конца 50-х годов).
Следует отметить, что одновременно с созданием "классических" систем ПРО, еще на рубеже 60-70-х годов у ряда советских ученых и специалистов возникла идея использования нетрадиционных видов оружия, основанных на новых физических принципах, например, зарядов и пучков заряженных частиц для поражения боеголовок на участке подлета к цели. Работы в этой области начались, но оказались бесперспективными и через некоторое время были свернуты. Немыми свидетелями этих усилий стали пустые сооружения на полигоне около озера Балхаш, по поводу которых в США позже регулярно поднимался шум.
Примерно в тоже время, т.е. за 10 лет до СОИ, под влиянием достижений в области космической техники в СССР появились концепции и космической ПРО. Впервые с такой идеей выступил академик Г.Будкер, но на подверглась критике со стороны академиков Л. Арцимовича и Б. Константинова и была отвергнута. Другой вариант космической ПРО (с использованием ракет-перехватчиков из космоса) предложил академик В.Челомей. Свою идею он доложил Л. Брежневу, но после обсуждения на самом высоком уровне и жесткой борьбы эта идея была также отвергнута. По справедливому замечанию академика Е.Велихова, эти дискуссии создали определенный иммунитет у советской научной общественности к идеям "звездных войн".
До заключения первых советско-американских соглашений по стратегическим наступательным и оборонительным вооружениям взгляды руководителей двух стран на проблемы обеспечения стратегической стабильности за счет ядерного сдерживания не совпадали, причем первоначально Советский Союз занимал даже более активную позицию в создании и отработке систем ПРО, чем США.
О различиях красноречиво свидетельствует, в частности, та дискуссия, которая развернулась между Председателем Совета министров СССР А.Н.Косыгиным и министром обороны США Р.Макнамарой на встрече на высшем уровне в Гласборо в 1967 г. Макнамара, ставший к этому времени символом рационализма в военной политике, прославившийся массовым внедрением в оборонные программы методов системного анализа, критерия “стоимость-эффективность”, предлагал обеим сторонам фактически отказаться от развертывания систем противоракетной обороны, полагаясь на сдерживающий эффект ядерного оружия с учетом неизбежности возмездия для нападающей стороны. К этому времени Р.Макнамара с помощью видных американских ученых и специалистов смог серьезно разобраться в возможностях того или иного варианта системы ПРО и убедился, что перед лицом такой грозной силы, как ядерное оружие, она, просто исходя из элементарных принципов физики, не может быть создана таким образом, чтобы эффективно защитить страну от ядерного нападения. Всегда нападающая сторона имеет множество способов преодолеть любую оборону за гораздо более низкую цену, нежели стоимость противоракетной обороны. В ответ на предложения американского руководства Косыгин горячо отстаивал правомочность развития советской стороной стратегической противоракетной обороны и фактически переводил дискуссию в иную плоскость. Судя по различным источникам, Косыгин в тот момент просто еще не был готов к такой постановке вопроса.
В своей пресс-конференции в ходе встречи Косыгин сказал: “...какое оружие следует рассматривать как фактор напряженности - наступательное или оборонительное? Думаю, что оборонительные системы, которые предупреждают нападение, не являются причиной гонки вооружений, а представляют собой фактор, предотвращающий гибель людей. Некоторые рассуждают так: что дешевле - иметь наступательное оружие, которое может уничтожить города и целые государства, или иметь оборонительное оружие, которое может предупредить это уничтожение. В настоящий момент кое-где имеют хождение теории, что следует разрабатывать систему, которая дешевле. Такого рода “теоретики” спорят и о том, сколько стоит убить человека - 500 тыс. долларов или 100 тыс. Может быть, противоракетная система дороже стоит, чем наступательная, но она предназначена не для убийства людей, а для сохранения человеческих жизней... Для решения проблемы безопасности есть другие пути, куда более надежные, пути, которые действительно могли бы устроить человечество. Вы знаете, что мы высказываемся за то, чтобы вообще прекратить ядерное вооружение и уничтожить запасы ядерного оружия...”.