А жил я в детстве и воспитывался другой бабушкой, которую я звал мутер, - лютеранкой, глубоко верующей, которая меня и окрестила, и воспитала, за что я ей по гроб жизни обязан. С жизнью же бабушки по маме связано множество курьезных ситуаций. У меня все предки по отцу - немцы, дед по маме - немец, мамина мама была еврейка. Не зря моя дочь оказалась в Израйле, гены проснулись. И внучка родилась в Израйле, т. е. во мне тоже на четверть еврейская кровь. И, в общем, могу гордиться, что мы с Иисусом одной крови. Но воспитан я как немец и, безусловно, ощущаю себя российским немцем со всеми вытекающими отсюда последствиями. У нас есть бумага Тобольского проповедника, разрешающего брак между дедом-лютеранином и девицей иудейского вероисповедания, которая по этой бумаге тоже приняла лютеранство, т. е. я - лютеранин на все сто.
На обложке одной из книг у бабушки написано рукой брата Димы: « Собственность Ноак Ф.М. Продаже, а также обмену на сало, масло, яйца, не подлежит». Бабушка любила продавать, покупать, менять, дарить.
Бабушка любила учить жить. Сама прожила жизнь бедно, но достойно. Это ее фраза: «Все люди с недостатками. Возьми меня, и даже я - не совершенство. Видите, «даже я», а там был сплошной недостаток. Хотя надо отдать должное, и масса достоинств.
Обо мне она говорила: «Высоко летишь, куда ты сядешь?» Хотя имею право сказать, что из всех внучат она меня выделяла, говоря: «Ты у меня один, Пашенька, друг, брат, товарищ. Только с тобой, внуком, я могу материться».
И даже сейчас, уже, сколько лет прошло, с теплом вспоминаю то время, бабушку, играющую на гитаре, меня, поющего под гитару, мы с бабушкой слушаем Изабеллу Юрьеву. Она гадала и любила гадать людям. Я тоже раньше любил играть в карты, раскладывал пасьянсы. Но как пришел к вере, разорвал их, все это бесовское, и ни разу больше не прикоснулся.
И мой богатый фольклорный запас - тоже заслуга бабушки. Портрет ее был бы неполный, если бы я не рассказал о том, что когда ее дочерей заключили за колючую проволоку, как людей немецкой национальности, она приехала в город Карпинск (который стал моей родиной), где сидели ее две дочери, и как могла, облегчала им жизнь. И потом, после войны, долгие годы жила в этом городе. У бабушки было выражение:
«Жизнь - это экран, быстро проходящий мимо».
Её любимый поэт - С. Никитин.
Любимые картины: „Неравный брак» Пукирева,
«Над вечным покоем» Левитана.
Могу констатировать: с предками со всех сторон мне повезло.
Храни Господь их души! Аминь.
Мама
Это ее текст: Все наши несчастья начались в 1937 году, когда арестовали моего папу, Ноака Павла Германовича. При передаче он в белье послал нам записку: «Сижу безо всякой вины, из-за немецкой родни, как и многие другие. Феня (это моя мама), выезжай из Кемерово, ибо тебя и детей постигнет та же участь, постарайся детей воспитать в духе патриотизма». И вот мы все бросили: квартиру, вещи, и уехали на Урал в Камышлов, к тете, Чешницкой Лие Мироновне. Она, работала начальником отделения госпиталя 17–27. А мой папа, работал начальником проектного отдела азотно-тукового завода в Кемерово. С тех пор было «пришито» клеймо врагов народа. В 1941 году я бросила школу, ушла на работу на кожзавод, одновременно училась на медсестру запаса. В 1942 году работала медсестрой в эвакогоспитале 17–27, затем нас с сестрой пригласили в горвоенкомат - нас брали якобы на фронт. Мы рассчитались и вечером уже были на вокзале. Провожать нас пришли мама, тетя, но их не пустили. Нас, сразу окружили милиционеры, погрузили в вагоны и увезли в Свердловск. Там был пункт сбора. Затем нас увезли на Северный Урал в Карпинск. Когда нас привезли, то гнали этапом, в сорокоградусный мороз, со станции Богословск до Карпинска. Когда нас пригнали, то привели в бараки со сломанными нарами, покрытыми корками льда. Женщины плакали, а мужчины начали обустраивать наш быт. Девять квадратных метров на восемнадцать человек, нары. Затем бараки окружили проволокой и поставили вышки. Мне тогда было 18 лет. Из Камышлова был взят доктор Бауэр. С него, содрали все его ордена и медали, знаки отличия. Он меня взял к себе, в санчасть, медсестрой. А сестру - Лизу, устроил секретарем. Он это сделал по просьбе тёти. И этим, наверное, нас спас.
Зона - это плен на собственной родине. Очень много жутких воспоминаний. Прошло все, как ужасный сон. В 1945 году открыли зону, но с нас взяли подписку о невыезде. До 1955 года мы ходили отмечаться, а 1957 году нам дали чистые паспорта.
В 1993 году нас реабилитировали. Статья была - «Социально опасная по национальному признаку». Очень жаль, что нет покаяния Советского государства за содеянное. И пока не будет покаяния, не будет ничего хорошего“.
Ответ маме
Мама, мама! Ты права, но не совсем. Ты требуешь покаяния перед тобой. А, прежде всего, нужно твое покаяние перед Господом. За то, что жила без Него. Ты права в том, что нужно покаяние власти перед народом, но любая власть от Господа. Если бы в промежуток жизни с 17-го года в России все было бы по-Божьи правильно, мы, люди, никогда не поняли бы, что произошло. А произошло то, что общество, т. е. мы, стали строить атеистическое государство. Безбожное государство. Трагедия нашего общества в том, что мы отвернулись от Бога.
Но на время оставим общество. Вернемся к тебе. В самом цветущем возрасте - молодости тебе сломали жизнь. Тебе сломали, а потом ты ломала. Вот суть. Ты вспомни бабушку Христину Ивановну. Насколько у нее все правильно было. Она была верующим человеком. Мы, безбожники, не слышали ее. В ней была большая правда, главная правда - Бог. А в нас не было. Время все расставило по своим местам.
Возьмём всю нашу семью. Я могу тебе предъявить десяток претензий и обид за то, что ты «войну» в себе передала мне, своему сыну. Считаю, что и моя единственная дочь, твоя внучка, тоже имеет моральное право предъявить мне, ее отцу, счет за это же. Т. е. за «войну», бездумно переданную ей. Но как в Библии написано: «Не судьи дети родителям своим». Но понимать, что действительно произошло в нашей семье, мы обязаны. Понять - это значит простить.
Я уж не говорю о других членах нашей семьи: об отце, матери моего ребенка, ребенке, а сейчас уже тоже матери уже своего ребенка, твоей правнучки и моей внучки. Мы и, прежде всего мы все должны каяться перед Господом, а потом уже имеем моральное право, требовать покаяния власти, перед нами. Но тех людей, которые эти преступления совершили, уже давно нет. А эти люди у власти несут такую же ответственность за 37-й год, как, примерно, я несу ответственность за твои и отца ошибки. Но расплачиваться, естественно, должен я.
В качестве примера покаяния власти перед народом хочу привести Германию. Покаялась перед всем миром за наци в 1940–45 годах, покаялась перед евреями и стала одним из самых могущественных и рациональных государств мира. Только вдуматься. Россия - победитель, Германия - побежденная. Побежденные живут намного лучше, чем победители. Но если все будет в России по-Божьи, правильно, то и в России все изменится.
Да ты, и я тоже, распутали каждый все свои узелки в жизни, покаялись перед Господом, прежде всего перед Господом. У тебя все по-Божьи правильно, и у меня тоже с Богом. Хотя в «миру» и чувствую себя «белой вороной». Но понимаю, что если каждого Господь провел и привел, как меня, насколько была бы счастливей наша жизнь.
Господи! Прости нас, грешных.
Отец
Отца своего я, безусловно, любил. Но это не мешало, мне на него трезво смотреть.
Смазливый хлопчик с Украины, предприимчивый - таким он попал на зону. После зоны отец работал сапожником. Любил вспоминать, как он первую обувь сшил.
Потом отец работал в торговле, и мне уже казалось, что он всю жизнь был директором овощной перевалочной базы. И неизменными спутниками его стали спиртное и женщины. Мама рассказывала, что когда они с отцом сошлись, явилась какая-то бывшая его подруга с претензией на то, что это ее мужчина. Можно было предполагать, что у него было немало женщин. Он играл на гитаре. Любимая песня его была украинская «Распрягайте, хлопцы, кони». Отец был материалистом до «мозга костей». И, наверное, поэтому я ударился до «мозга костей» в духовное, что помогло мне избежать в большом объеме и спиртное, и женщин. Хотя необходимо заметить: у меня было три брака. Но речь не обо мне - об отце.
Могла ли по-другому сложиться его жизнь? Безусловно. Могли ли они с мамой всю жизнь прожить вместе?
Наверное, мысль тоже имеет право на существование. Когда моя мама в семьдесят лет оформляла документы для выезда в Германию, в автобиографии она написала: «С мужем разошлась, он мне изменил» - дословно было ею написано. Сейчас она иначе говорит: «Да нет, у нас просто не было Бога в отношениях».
Вот где основа. Как говорится в «Библии»: „ Тело жены принадлежит не жене, но мужу, тело мужа - не мужу, но жене ».
Моя мама говорила: «Любила его до безумия». Смотрите, каков финал этого безумия для сына.
Похороны отца. Гроб с телом отца. Его вторая жена говорит: «Боюсь мертвячины». Это она о мужчине, с которым они 25 лет прожили. Детей не имели, но ведь долго жили вместе.
Находясь в отделении реанимации, отец как-то сказал: «Странно, Павел, вот всю жизнь хотелось напиться и забыться. А сейчас почему не хочется?
Для меня и сейчас смерть отца - трагедия, а тогда…
С гробом отца я вышел из его квартиры и больше никогда не входил туда. А пока я там был, рядом все время находился племянник жены отца. Потом я понял, почему. Боялись, что я утащу что-нибудь из вещей отца. Я на такое совершенно не способен.