Итак, мы можем утверждать, что одним из принципом разделения основной части романа на главы лежит деление его содержания на самостоятельные идеи и проблемы, последовательно формулируемые и раскрываемые в диалогах героев. В композиции «Иллюзий» выделяются такие традиционные элементы, как экспозиция, завязка, развитие сюжета, кульминация, развязка и эпилог, а также самостоятельная композиционная субструктура первой главы, также содержащая экспозицию, завязку, развитие, кульминацию и развязку. Эта субструктура, представленная в форме притчи, предшествует основной части романа и отличается от нее составом главных героев ( в романе их два, в притче — всего один), формой изложения, лицом, от которого ведется повествование, авторской модальностью (в силу законов притчевого жанра действие 1-ой главы условно и не привязано к конкретному месту или времени).
Еще один принцип структурной организации «Иллюзий» можно выделить при анализе отражения художественного времени в романе, поскольку членение текста и его композиционное решение зачастую сопряжены с функцией изображения времени, с определенными временными промежутками, в которые происходят законченные отрезки действия.
2.3. Время как объект и способ изображения в романе «Иллюзии»
Время в художественном произведении может являться и объектом, и способом изображения. Рассмотрим эти два аспекта художественного времени поочередно.
Как объект изображения, художественное время может быть синхронным творчеству писателя или предшествовать ему, может быть представлено как «реальное» и «нереальное» (сны, обрывки воспоминаний, мысли и мечты героя), может развиваться линейно и изменяться произвольно, может равняться времени, требуемому на прочтение (в драматических произведениях) или намного превосходить его. /см. Чернухина, с. 178, с. 193-199/
Как правило, такая жанровая форма, как роман, обладает крупным объемом и показывает развитие событий, относящихся к большому периоду времени и объемно отражающих целую человеческую жизнь, длительно протекающий процесс или сложное, многостороннее явление /ЭСЮЛ, стр.264/. В этом смысле «Иллюзии» нельзя назвать типичным романом: произведение невелико по объему и охватывает временной промежуток менее полугода(!). Однако в силу масштабности и философичности отражаемых в произведении идей и образов, а также его программного характера для определенного этапа творчества писателя мы все же берем на себя смелость отнести «Иллюзии» к жанру романа.
Как уже упоминалось, роман охватывает сравнительно небольшой отрезок времени. Период, с которым соотносятся события 1-ой главы-притчи, по сюжету примерно на три недели опережает события основной части романа, которые, в свою очередь, укладываются в несколько недель второй половины лета.
Действие эпилога происходит спустя еще пару месяцев, в октябре. Год, в который могли бы иметь место описываемые события, неизвестен, однако сопоставление с «Единственной» (см. 2.2.3 Структурно-композиционные особенности 2-19 глав) и год выпуска фильма «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» показывает, что предположительное время действия в романе — 70-е годы.
Примечательно, что дальнейшая конкретизация представляется нерелевантной для понимания содержания романа: в книге нет практически ни одной ссылки на внешний мир в широком смысле слова. С тем же успехом действие могло бы происходить в 60-е или 50-е годы ХХ века. Как год действия, не имеют значения ни существующий политический строй, ни курс доллара, ни взаимоотношения с другими государствами.
Объяснений этой своего рода изоляции содержания романа от окружающего мира и реального времени может быть несколько. Во первых, фантастическая природа происходящего подразумевает определенные ограничения конкретики места и времени действия (в противном случае, неминуемо отыскались бы «анти-очевидцы» среди жителей штатов Огайо, Иллинойс, Мичиган, Висконсин и т. д.).
Вторым, немаловажным по значению, толкованием может служить следующее утверждение Баха: каждый человек живет в своем собственном мире. Эта идея является одной из составляющих общей идеи иллюзорности мира и субъективности восприятия. Она проходит через все произведение и максимально раскрывается в эмоциональном монологе Шимоды (конец 12-й главы), спровоцированном умозаключением Ричарда о том, что Дональд попросту не живет в одном с Ричардом мире. Вполне удовлетворенный этим выводом, Дональд хвалит Ричарда за успехи в обучении, но в следующий же момент взрывается, услышав, что, по представлению Ричарда, «этот» мир населяют еще около 4-х миллиардов человек, за исключением только лишь Шимоды.
«Oh, God, Richard! You're serious! <...>You live in the same world, do you, as... a stockbrocker, shall we say?<...>
... as a tournament chess player, do you? <...> You with your 1929 Fleet biplane landed on a farm field, with your major life priorities farmers' permission, people who want ten-minute airplane rides, Kinner aircraft engine maintenance and mortal fear of hailstorms...how many people do you think live in your world? <...> Are you standing way down there on the ground and telling me that four billion people do not live in four billion separate worlds?..»
Итак, согласно этой идее, Бах рисует нам через восприятие Ричарда-рассказчика замкнутый мирок американского бродячего пилота, в котором не существует ничего, кроме аэропланов, фермерского разрешения на использование поля для работы и ночлега, «клиентуры» и погодных условий. Закономерным образом течение реального времени в этом мирке отличается от течения времени у обычного горожанина, бизнесмена, политика, моряка, пожилого человека и т. д. День Ричарда начинается не со звона будильника, а с восхода, и завершается закатом, исчисляется количеством полетов и заработанными деньгами. Время играет свою роль в создании образа Ричарда: «все, что и как делается в тексте, осуществляется для возможно более полной характеристики Человека. Ему посвящены и с ним неразрывно связаны и Время и Пространство»/Кухаренко, 15, стр.
74/. И ниже по тексту: «Описание времени — это всегда описание человека во времени. Неслучайно нам так трудно установить для себя «объективное» течение времени»/Там же/.
Появление Шимоды вызывает перемены в привычном Ричарду ритме жизни. В чем причина перемен? Казалось бы, все самое главное осталось прежним — зависимость от погоды и фермеров, полеты ради заработка, ночевки под крылом самолета. Но процесс бродяжничества постепенно превращается в процесс обучения. Изменяется цель и смысл каждого прожитого дня. На каком-то этапе Ричард сам осознает это и комментирует следующим образом:
«We flew as always, but I had stopped counting summer by the names of towns or the money we earned from passengers. I began counting the summer by the things I learned, the talks we had <...> and by the miracles that happened now and then along the way to the time I knew at last that they were no miracles at all.»
Эта выдержка взята из 9 главы, в которой содержится всего 6 авторских строк и одна цитата из «Руководства для Мессии».
Таким образом, мы видим, как в «Иллюзиях» единицей времени постепенно становятся не дни и недели, а собственно уроки, полученные Ричардом от Мессии, маленькие открытия и новые шаги на пути к знанию. Связь времени и пространства, локально-темпоральное единство В. А. Кухаренко называет хронотопом /Кухаренко, 15, с.74/. По аналогии, познавательно-темпоральная связь могла бы называться хронолог.
Принципу познавательно-темпорального единства, как мы установили ранее, подчиняется разделение романа на главы: каждая представляет собой определенный урок, иллюстрацию какой-либо идеи Мастера. Следовательно, временные промежутки, не несущие в себе значимых событий, важных для Ричарда уроков попросту выпускаются из повествования. Рассказчик не стремится придать непрерывность линейному развитию времени в романе. Между главами практически отсутствуют связки типа «next morning», «two days later», «a week before». События-воспоминания воспроизводятся с удивительной ясностью и подробностью, но дискретно, не во взаимной связи. Время суток и дни недели закрепляются за ними так, как помнится Ричарду, и вводятся в повествование в самом начале глав:
«It was an easy warm afternoon between rainshowers.»
«The afternoon was quiet... an occasional passenger now and then.»
«Wednesday morning, it's six o'clock, I'm not fully awake and...» (где Wednesday не подразумевает наличия Tuesday в предыдущей главе).
Время действия в главах за редкими исключениями равно длительности очередного диалога. Прерывистостью временной цепочки автор в очередной раз подтверждает тот факт, что основным компонентом содержания романа являются идеи и проблемы, которые раскрываются в диалогах Дональда и Ричарда и в событиях, обусловленных стремлением Шимоды жить согласно этим идеям.
С точки зрения стилистики художественного текста время в каждом произведении, как и в мирке персонажа, существует по своим законам и может быть использовано автором как изобразительное средство в ряду других.
Как способ изображения, время является одним из основных средств создания перспективы /Чернухина, с.193-194/, т. е. способствует выдвижению на передний план определенных аспектов содержания текста и, наоборот, смещению других аспектов на общий план. «Содержание произведения не является простой суммой смыслов двух планов: то, о чем говорится в основном плане, является следствием смыслов, содержащихся в ретроспекции»/Там же, с. 196/. Таким образом, «создание перспективы преследует не только изобразительно-выразительные цели, но и является важным условием создания имплицитного содержания»/Там же/.
Описываемые события могут совпадать с моментом речи рассказчика — основной план произведения; предшествовать ему — ретроспективный план; быть «голосами из будущего» — проспективный план. «Сочетание двух или трех планов с помощью определенных стилистических средств приводит к созданию художественной перспективы»/Чернухина, с.194/. В. А. Кухаренко отмечает, что категории проспекции и ретроспекции отражают направленность развития событий сюжета. И та, и другая «нарушают пространственно-временной континуум, разрывают непосредственные содержательные связи»/Кухаренко, 15, с.72/ и тесно связаны с частичным смысловым повтором. Проспективные фрагменты обычно невелики по объему, возвращение «в прерванный континуум не представляет для читателя особых сложностей»/Там же, стр.73/. Ретроспекция же, как мы увидим при анализе романа, может надолго увести действие из плана сюжетного настоящего. Есть немало произведений, в которых сюжетное настоящее время служит лишь рамкой для рассказа-воспоминания, и роман «Иллюзии» принадлежит к их числу.