Не лучше собственно экономических работ Петти господин Дюринг третирует его обоснование «политической арифметики», т. е. попросту статистики. Господин Дюринг презрительно пожимает плечами по поводу странностей примененных Петти методов. Если вспомнить причудливые методы, которыми пользовался в этой области еще Лавуазье сто лет спустя, если принять во внимание, как далека еще современная статистика от поставленной ей Петти в крупных чертах цели, то такое самодовольное щеголянье своим всезнайством двести лет post festum предстанет во всей своей неприкрашенной глупости.
Самые значительные идеи Петти, которых и следа нет в «предприятии» господина Дюринга, представляют, по его утверждению,
ИЗ «КРИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ» 237
только отрывочные замечания, случайные мысли и высказывания;
только в наше время, вырвав из связи отдельные цитаты, можно будто бы приписать этим замечаниям не принадлежащее им самим по себе значение; они, следовательно, не играют никакой роли в действительной истории политической экономии, а только в современных книгах, находящихся ниже уровня «основательной» критики и «изложения истории в высоком стиле» господина Дюринга. Повидимому, затевая свое «предприятие», он имел в виду каких-то до наивности доверчивых читателей, которым в голову не придет проверить его утверждения. Мы к этому вернемся еще вскоре (когда пойдет речь о Локке и Норзе), а пока мы взглянем мимоходом на Буагильбера и Лоу.
Что касается первого, то мы здесь укажем на eдинственную принадлежащую господину Дюрингу находку. Он открыл незамеченную раньше связь между Буагильбером и Лоу. Именно Буагильбер утверждает, что благородные металлы могут быть заменены кредитными деньгами (un morceau de papier) в нормальных денежных функциях, исполняемых ими в товарном производстве. Лоу же воображает, будто произвольное «увеличение числа» этих «кусочков бумаги» увеличивает народное богатство. Отсюда господин Дюринг умозаключает, что «ход мысли» Буагильбера «заключал в себе уже новую фазу меркантилизма», иными словами, заключал в себе уже взгляды Лоу. Это доказывается следующим образом: «Оставалось только приписать «простым кусочкам бумаги» ту самую роль, которую должны были играть благородные металлы, и таким путем тотчас же совершалось превращение меркантилизма». Таким путем можно тотчас же совершить превращение дяди в тетку. Правда, господин Дюринг смягчает свое утверждение: «Разумеется, Буагильбер не имел этого намерения». Но, чорт побери, как он мог иметь намерение заменить свое рационалистическое понимание денежной роли благородных металлов меркантилистским суеверием на том основании, что, согласно ему, благородные металлы заменимы в этой роли бумажными деньгами? «Но,— продолжает господин Дюринг в том же тоне серьезного комизма,—надо согласиться, что у нашего автора попадаются местами действительно удачные замечания» (стр. 83).
Относительно Лоу у господина Дюринга попадается только одно «действительно удачное замечание»: «И Лоу, разумеется, не мог никогда окончательно истребить последнюю основу» (именно «базис благородных металлов»), «но он продолжал без конца выпускать ассигнации, пока система не лопнула» (стр. 94). В действительности целью выпуска бумажных приманок, простых денежных знаков,
238 АНТИ-ДЮРИНГ. — ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ
было не «истребление» базиса благородных металлов, а извлечение его из карманов публики в пустые кассы государства.
Но вернемся к Петти и к той ничтожной роли, которую приписывает ему господин Дюринг в истории политической экономии. Послушаем сперва, что он рассказывает о ближайших преемниках Петти, Локке и Норзе. В одном и том же 1691 году появились «Considerations on Lowering of Interest and Raising of Money» Локка и «Discourse upon Trade» Норза.
«Рассуждения (Локка) о проценте и монете не выходят из рамок размышлений, обычных в эпоху меркантилизма и считавшихся с фактами государственной жизни». Читателю этого «сообщения» должно теперь быть совершенно понятно, почему «Lowering of Interest» Локка оказало во второй половине XVIII века такое огромное, и притом разностороннее, влияние на политическую экономию во Франции и Италии.
«О свободе размера процентной ставки не один купец думал таким же образом» (как Локк) «и в ходе событий привыкли считать недействительными ограничения процента. В такое время, когда Дедли Нррз мог свободно писать свой «Discourse upon Trade» в духе свободы торговли, в воздухе уже как бы должно было носиться многое такое, благодаря чему теоретическая оппозиция против ограничений процента не казалась чем-то неслыханным» (стр. 64).
Итак, Локку оставалось только подумать над мыслями того или иного современного ему «купца» или же подхватить многое, «как бы уже носившееся в воздухе» в его время, чтобы начать теоретизировать о свободе процента н не сказать ничего «неслыханного». Но, в действительности, еще Петти в 1662 году в своем «Treatise on Taxes and Contributions» противопоставлял процент, как денежную ренту, называемую нами ростовщичеством (rent of money which we call usury), земельной ренте и ренте с домов (rent of land and houses), а помещиков, требовавших законодательных мер для понижения не земельной, а денежной ренты, убеждал в тщетности и бесполезности составления положительных гражданских законов, противоречащих закону природы (the vanity and fruitlessness of making civil positive law against the law of nature). Поэтому в своем «Quantu-lumcunque»(1682r.) он называет государственное регулирование процента столь же нелепой затеей, как и регулирование вывоза благородных металлов или вексельного курса. В том же сочинении он излагает незыблемые соображения о raising of money (например, попытку назвать 1/2 шиллинга 1 шиллингом, начеканив из унции серебра двойное количество шиллингов).
ИЗ «КРИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ» 239
В последнем пункте Локк и Норз ограничиваются почти копированием его. Что же касается вопроса о проценте, то Локк присоединяется к рассуждениям Петти о параллели между процентом с капитала и земельной рентой, а Норз, идя дальше, противопоставляет процент, как ренту на капитал (rent of stock), земельной ренте (rent af land) и капиталистов (стоклордов) противопоставляет крупным землевладельцам (лэндлордам). Но зато Локк принимает требуемую Петти свободу процента с ограничениями, Норз же — целиком.
Господин Дюринг превосходит самого себя, когда сам он, закоснелый меркантилист в «более субтильном» смысле, отделывается от «Discourses upon Trade» Дедли Норза замечанием, что они написаны «в духе теории свободы торговли». Это все равно, что сказать о Гарвее, что он писал «в духе» теории кровообращения. Сочинение Норза—не говоря о его прочих достоинствах—представляет собою классическое, строго последовательное изложение учения о свободе торговли как внешней, так и внутренней, и в 1691 г. оно, разумеется,. было «чем-то неслыханным» !
Кроме того, господин Дюринг сообщает, что Норз был «торговцем», к тому же скверным человеком, и что его сочинение «не встретило никакого одобрения». Удивительное ли дело, что в момент окончательной победы в Англии системы таможенного протекционизма подобное сочинение не встретило «одобрения» у задававшей тогда тон сволочи! Но это нисколько не помешало тому, что оно сейчас же начало оказывать теоретическое влияние, которое можно отметить в целом ряде появившихся непосредственно после него в Англии, отчасти еще в XVII веке, экономических сочинений.
Локк и Норз показывают нам, как за первыми смелыми выступлениями Петти почти во всех областях политической экономии последовали дальнейшие шаги — в отдельных направлениях — его английских преемников. Даже самый поверхностный наблюдатель не может не заметить следов этого процесса за период 1691—1752 гг., ибо все более значительные экономические работы этой эпохи примыкают — положительным или отрицательным образом — к Петти. Поэтому период этот, давший массу оригинальных голов, является самым важным для изучения постепенного зарождения политической экономии. «Изложение истории в высоком стиле», вменяющее Марксу в непростительную вину то, что он в «Капитале» придает такое значение Петти и писателям того периода, попросту вычеркивает их из летописи истории. От Локка, Норза, Буагильбера и Лоу оно перескакивает прямо к физиократам, и затем у входа в действительный храм политической экономии появляется Давид Юм.
240 АНТИ-ДЮРИНГ. — ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ
С позволения господина Дюринга, мы восстановим хронологический порядок, поместив Юма перед физиократами.
Экономические «Опыты» Юма появились в 1752 г. В связанных между собой опытах: «Of Money», «Of the Balance of Trade», «Of Commerce» Юм следует по пятам — часто также в чудачествах — за сочинением Якова Вандерлинта: «Money answers all things», Лондон 1734 г. С сочинениями этого Вандерлинта, оставшимися совершенно неизвестными господину Дюрингу, считались еще в английской экономической литературе конца XVIII века, т. е. в после-смитовскую эпоху.
Подобно Вандерлинту, Юм рассматривает деньги как простой знак стоимости; он переписывает почти дословно из Вандерлинта (и это важно, так как теорию знаков стоимости он мог заимствовать из многих других сочинений), почему торговый баланс не может быть постоянно в пользу или против одной какой-либо страны; он учит, подобно Вандерлинту, о равновесии балансов, устанавливающемся естественным путем, сообразно различной экономической ситуации отдельных стран; он проповедует, подобно Вандерлинту, только менее смело и последовательно, свободу торговли; он указывает вместе с Вандерлинтом, но только более поверхностно, на потребности, как на стимулы производства; он следует за Вандерлинтом, когда ошибочно приписывает банковским деньгам и всем официальным ценным бумагам влияние на товарные цены; он вместе с Вандерлинтом отвергает кредитные деньги; подобно Вандердинту, он ставит в зависимость цены товаров от цены труда, т. е. от заработной платы; он списывает у него даже нелепое утверждение, будто накопление сокровищ понижает товарные цены и т. д. и т. д.