Еще страшнее, что аналогичным образом иногда складывается ситуация с насилием в отношении детей. Дети, лишенные родительского надзора и родительской заботы, а также дети, которые воспитываются в семьях с активной асоциальной или антисоциальной установкой, представляют собою во многих случаях криминогенный либо виктимогенный контингент.
В учебном пособии «Криминология», написанным авторским коллективом под редакцией А.И. Долговой приводятся следующие цифры:
Численность сирот и детей, оставшихся без попечения родителей в конце ХХ столетия в России превысила 600 тыс. человек. При этом ежегодно жертвами семейного насилия становятся ежегодно более 2 млн. детей[9]. При этом удельный вес несовершеннолетних преступников в общем числе составлял по данным 1999 г. 10, 7%, а число привлеченных к административной ответственности подростков составило более 700 тыс. человек и еще почти 90 тыс. несовершеннолетних не привлекались к ответственности за совершение общественно опасных деяний по причине недостижения возраста уголовной ответственности[10].
При этом необходимо иметь в виду еще и уровень латентных деяний, а также возможность занижения официальной статистики, которая иногда имеет место.
Подобная картина отчасти сложилась вследствие того, что правовое преследование нарушителей семейных прав оставляет желать лучшего. Случаи семейного насилия становятся предметом судебного и даже административного разбирательства гораздо реже, чем следует.
Проблема формально-правового характера заключается в том, что подобные правонарушения часто преследуются в порядке частного обвинения, поэтому не доходят до сведения правоохранительных органов, куда потерпевшие просто не обращаются за защитой, а обратившись часто забирают заявления и отказываются от юридического преследования виновного. Из-за этого же высока латентность такого рода правонарушений.
Данная картина наблюдается не только в тех случаях, когда жертвой насилия становится взрослая женщина, но и тогда, когда речь идет о нарушении прав и интересов детей одним из родителей (обычно – отцом).
Общественное мнение в принципе исповедует правило «лучше плохой отец, чем никакой», поэтому отцы, которые жестоко обращаются с детьми, несут ответственность за это, как правило, только по представлению школы, органов опеки и попечительства и т.п., хотя можно предположить, что в первую очередь за детей должна вступиться мать.
Таким образом, данная проблема не может быть решена исключительно правовыми методами, так же, как не является панацеей и экономическая стабильность. Только уважение к личности, привитое с детства, может сыграть здесь решающую роль, все остальные меры носят вспомогательный характер.
1.2.Виды и формы насилия
«Насилие – насильственное нападение на человека. Обычно употребляется в отношении физических нападений, но фразы, подобные таким как «вербальное нападение» и «психологическое нападение» встречаются все чаще».[11]
Это говорит о том, что виды и формы насилия достаточно разнообразны, но трудно было бы сказать, какие из них более, а какие менее опасны. В данном вопросе следует исходить из последствий насилия, которые во многом определяются конкретной ситуаций, в которой происходит акт насилия, а так же личностью насильника и жертвы.
В рамках данного исследования мы должны придерживаться вопросов, связанных с насилием внутри семьи, поэтому любое насилие, в какой бы то ни было форме, может рассматриваться нами как априори неправомерное. Насилием нельзя считать правомерные запреты как проявление родительской власти, если эти запреты продиктованы педагогической необходимостью.
Вообще, следует заметить, что само представление о насилии, в том числе о насилии в семье, как о негативном явлении, обязано тому, что общество в целом ориентировано на защиту интересов слабого, и на осуждение насилия как такового. Несколько веков назад убийство мужем жены, например, в случае измены, а также отцом детей за неповиновение родительской воле не рассматривалось обществом как преступление: глава семьи был волен казнить и миловать домочадцев по своему усмотрению.
Женщина и несовершеннолетние дети должны были стать субъектами, а не объектами права, чтобы получить возможность распоряжаться собой, хотя бы в определенной степени. Но в свою очередь, прежде чем возник вопрос о юридическом равноправии женщин, общество должно было «дорасти» до мысли о необходимости этого равенства.
Русский юрист И.А. Покровский в свое время писал: «…в истории семейственных отношений мы видим, что эти отношения совершили огромный принципиальный путь. Пусть путь этот еще не закончен, но общее направление его несомненно: конечной целью его является всестороннее освобождение личности – освобождение личности жены от власти мужа, личности детей от эгоистической власти родителей, личности супругов от власти государства. Нынешняя семья резко отличается от семьи старой, патриархальной: если в то время семья была крепким юридическим единством, спаянным абсолютной властью домовладыки, то теперь она только союз самостоятельных лиц <…> Такое перестроение семьи производит впечатление ее кризиса, и часты жалобы на разложение семьи, на гибельное влияние индивидуализма. Но возврат к прошлому невозможен, и всякое усиление принудительного элемента в семейных отношениях приведет только к еще большему их извращению. Если семья действительно переживает кризис, то здоровый выход из этого кризиса она найдет только в полном осуществлении тех новых начал, которые диктуются современным правосознанием»[12]
Несмотря на то, что эти строки были написаны около ста лет назад, они не утратили своей актуальности, что свидетельствует не только о таланте Покровского, но и об определенных застойных моментах в общественном сознании. Преодоление их, видимо, займет еще немало времени, но это необходимо. Если не будут продолжаться определенные процессы эмансипации, (поскольку формально-юридическая эмансипация не означает моментальных качественных изменений в жизни общества), то будут усиливаться тенденции подавления личности, прежде всего объективно более уязвимой. А женщины и дети в силу особенностей эмоциональной сферы относятся именно к таким субъектам.
Некоторая консервативность общественного мнения в России обусловила еще одну особенность изучаемой нами проблемы: довольно значительная часть россиян не осознает как насилие проявления «вербального нападения», придает мало значения психическому насилию, не отождествляя эти действия с подавлением личности, признавая за насилие только причинение физического вреда.[13]
Между тем, не только зарубежное, но и российское право предусматривает существование такой формы насилия как психическое, хотя у нас, в отличие от зарубежного права не сформулировано на законодательном уровне понятие «моральная жестокость»[14]
Однако специалисты-психологи различают четыре вида жестокого обращения: физическое, сексуальное, психологическое (эмоциональное) и пренебрежение основными нуждами[15]. Если последний вид традиционно относится к проявлению жестокости в отношении детей, то остальные касаются и детей и женщин.
Пренебрежение основными нуждами считается моральной жестокостью.[16] Однако, на наш взгляд, последнее понятие несколько шире, оно может включать в себя и проявления психологического (эмоционального) насилия.
При этом, как уже было отмечено, законодательно закреплены только понятия физического и сексуального насилия в описании объективной стороны соответствующих составов преступления в УК.
Кроме того, эти же понятия раскрываются в трудах психологов. Так под физическим насилием понимается преднамеренное нанесение физических повреждений, в результате чего у потерпевшего возникают физические и\или психические расстройства, либо летальный исход. Физическое насилие может быть однократным или хроническим.[17]
В России по данным психологов к физическим наказаниям для детей лояльно относятся даже некоторые специалисты педагоги и врачи.[18] Примерно то же можно сказать в отношении применения физической силы к женщинам. Обычно это оправдывается поговоркой «бьет, значит, любит».
Практически все родители, допускающие физическое насилие по отношению к детям, сами подвергались в детстве такому же воздействию. Они отождествляют себя с насильником и с идеей о том. что такое наказание является единственной эффективной воспитательной мерой. Обычный аргумент таких родителей: «Меня тоже в детстве били, и я очень благодарен своим родителям, что они сделали из меня человека».
В отношении физического насилия применяемого в семье к женщине также можно констатировать, что подобное поведение детерминировано установками, вынесенными из родительского дома. Если в родительской семье поднимали руку на женщину, то во многих случаях такой образ действий переносится в собственную семью. Причем женщина, мать которой подвергалась подобному насилию, может воспринимать такое поведение мужа как должное, а отчасти даже провоцировать его.
Так Н. изменяла мужу, не особенно пытаясь скрыть это. Когда муж узнавал об очередном факте измены, он избивал Н. Она жаловалась соседям, участковому, писала заявления в милицию, чтобы на следующий день забрать их. В кризисные центры за психологической помощью не обращалась, несмотря на то, что получала такие предложения.
В очередной раз Н. была избита так, что попала в больницу. Действия ее мужа были квалифицированы как причинение средней тяжести вреда здоровью, поэтому дело перешло из частного обвинения в публичное, где дело не могло прекратиться за примирением сторон. На суде Н. тем не менее говорила, что претензий к мужу не имеет и просила суд не назначать ему наказание, связанное с лишением свободы.