Келла гневно блеснула на него глазами. Ничего не сказала, но Лён прикусил губу.
– Воинствующая оппозиция? – Шепотом спросила я.
– Хуже. Непрошеная доброжелательница, – вызывающе громко ответил Лён.
– Дурачок, – беззлобно отозвалась Травница, продолжая обрывать хрупкие лепестки. Папоротник, конечно, не имел к ним никакого отношения – цвел особый вид заразихи, паразитирующей на корнях этого легендарного растения. Природу не переделаешь, но иногда она идет навстречу наивной человеческой вере в чудеса.
Лён надменно передернул плечами, решив не обращать внимания на инсинуации какой-то там Травницы. Новый приступ чиха согнул его пополам и заставил обняться с березой.
– Может, у тебя скоротечная чахотка? – с надеждой предположила я, зная неплохое заклинание от легочной напасти и горя желанием испытать его на вампире.
– Типун тебе на язык! – Неподдельно ужаснулась Келла. – Постучи по дереву!
Я послушно стукнула по стволу ближайшей осинки, тонкой и стройной, как черенок помела, и на голову Травнице свалилось растрепанное воронье гнездо с остатками скорлупы и перьев.
Лён сполз по березе, не в силах бороться одновременно с чиханием и смехом.
Фыркнув, как воспитанная кошка, которой надоели шалости хозяйских детей, Келла тряхнула головой, и гнездо осыпалось к ее ногам кучкой прутиков и мха.
– Я нечаянно… – растерянно промямлила я, но Травница уже скрылась во тьме. – Лён, честное слово, я же не знала!
– Верю. И знаешь, в чем самая прелесть? Я тоже. А это великолепно, а-ап-чхи-и-и!!! Все знать очень скучно, Вольха.
– Не волнуйся, я не дам тебе зачахнуть от тоски.
– Не сомневаюсь. Только уйдем отсюда поскорее, ладно? Мне что-то действительно нездоровится.
Глава 17
Первое, что я увидела утром… если час дня можно считать утром, была оседланная Ромашка, подъедавшая овес из кормушки для вяхирей, укрепленной в развилке молодого граба. Дикие голуби, вытянув лазоревые шейки, возмущенно наблюдали с конька крыши, как лошадь, задрав голову, выскребает деревянный лоток подвижной верхней губой. Приметив меня, Ромашка опустила морду и задумчиво облизнулась. Неужели вампиры все еще надеются выжить меня из Догевы? Я застыла в сенях, не решаясь переступить порог, и потому не сразу заметила вороного жеребца, обонявшего куст шиповника и время от времени предпринимавшего осторожные попытки ущипнуть соблазнительный, но уж больно колючий побег. Отливающий металлом, рослый конь был достоин королевских конюшен. Лён, державший его под уздцы, – пяти лет каторги, и это в лучшем случае, ибо где подобный бродяга мог разжиться таким красавцем, как не украв его? Эта потрепанная куртка была на Повелителе в день нашего знакомства, волосы он стянул в пучок на затылке каким-то грязным кожаным лоскутом, но, видимо, перед сном, потому что пучок успел растрепаться, и голова Лёна напоминала ячменный сноп, доступный всем ветрам; мятые, но вроде бы чистые брюки грязно-серого цвета вытянулись на коленях и обмахрились снизу, а сапоги он, скорее всего, добыл на большой дороге, сняв их с паломника, отшагавшего не одну сотню верст.
– В чем дело? – сонно спросила я. – Отправляешься за налогами или за милостыней?
Вампир жизнерадостно осклабился:
– А ты не будешь меня сопровождать?
– Куда?
– Хочу объехать приграничные поля, так сказать, проинспектировать капусту, свеклу и зеленый горошек, – сообщил Лён, вскакивая в седло. Его вчерашней хвори и след простыл.
– Эй, постой, я еще не завтракала!
– Завтракай, – покладисто согласился вампир. – А потом и я перекушу.
– Кем, позволь узнать?
– Бутербродом, который ты мне, конечно, вынесешь.
– Ладно, только не уезжай без меня! – крикнула я, метнувшись обратно в сени. Слепив два кривых, мятых и внешне несъедобных бутерброда с колбасой, я запихнула их в сумку, наскоро переоделась, пригладила волосы и, на ходу застегивая рубашку, с трудом вписалась в проем косяка. Лёна охватило безудержное веселье, потому что паломника мы грабили вместе – для верховой прогулки в деревню я подобрала самое мятое и непритязательное платье.
Волк увязался было за нами, но у фонтана отстал, постоял немного на мостовой и неспешно потрусил назад, к дому.
– Выспалась?
Я украдкой сцедила зевоту в кулак.
– Не знаю. Я еще не проснулась.
– Тогда давай прибавим ходу. Х-хей! – Поводья звонко щелкнули по лоснящейся конской шее.
Вороной жеребец с готовностью перешел в галоп. Ромашка, закусив удила и гневно прижав маленькие аккуратные ушки, вырвалась вперед на полкорпуса, но больше вороной не уступил ни пяди. Ветер засвистел в ушах, сон разлохматился и осыпался по кусочкам, смешавшись с дорожной пылью.
* * *
Мы спешились на опушке березовой рощи – огибать ее было долго, а кони храпели и вздергивали морды – в роще, по словам Лёна, обитали кикиморы. Они изумительно притворялись сучковатыми пеньками, но Ромашка сердилась, фыркала и норовила укусить меня за плечо.
На дне неглубокого овражка Лён обратил мое внимание на чашеобразную впадину, заполненную бурлящей зеленой водой с грязной пеной на поверхности – в глубине впадины пульсировал горячий источник, и от воды шел легкий гнилостный парок. Склонившись над впадиной, Лён сообщил, что имеет честь представить мне доподлинно живую воду в концентрации два к одному. Я поинтересовалась, откуда такая точность, на что Повелитель ответил, что при отстаивании на дно оседает треть грязи. Я рискнула попробовать хваленую жидкость. Одним лишь запахом она могла уберечь от загробного мира добрый десяток потенциальных доходяг, а уж на вкус… Когда я в полной мере насладилась тонким букетом протухшего болота, Лён, глазом не моргнув, серьезно добавил, что вода "живая" в буквальном смысле слова, ибо кишмя кишит мельчайшими рачками; в определенный сезон их отлавливают сачком из плотной ткани и высушенных используют как сильное мочегонное средство. Закончив речь, он премерзко расхохотался. Не раздумывая, я выбросила вперед правую руку, впилась в лодыжку насмешника и дернула что есть силы. Ослизлые края впадины поехали под ногами вампира, он взмахнул руками и крыльями, но все равно упал и изрядно нахлебался "живой воды". Теперь хохотала я, на всякий случай отбежав подальше.
Полчаса спустя мы сидели у маленького костерка и грели руки, оглядываясь на мокрое белье, трепещущее по ветру. Я сочла момент подходящим и вручила Лёну привезенные из Стармина трусы. Он обрадовался им, как бриллиантовой диадеме, и немедленно удалился за куст.
Вы когда-нибудь видели вампира в белых портах до колена? А Повелителя?! При всем этом Лён зловеще клацал клыками от холода, безуспешно пытаясь сохранять достоинство.
Убедившись, что предоставленные сами себе одежды и не думают сохнуть, я вызвала поток теплого воздуха, и белье задымилось, чернея. Я испугалась, что оно опять обугливается, но это всего-навсего высыхала и темнела грязь. По окончании сушки штаны Лёна можно было ставить в угол, а куртку использовать в качестве лат. Мы попытались их размять, и грязь посыпалась кусками.
– Ничего не выйдет, – констатировал Лён. – Нужно искать кого-нибудь щедрого и несмешливого с запасными штанами. В город я в таком виде не пойду.
– Я могу навести морок. Правда, тепла от него маловато, да и исчезнуть он может в любую минуту.
Вампир содрогнулся. "Любая минута" почти наверняка оказалась бы неподходящей.
– Есть предложение получше. Вон там, над березками, видишь?
Ровный светлый дымок явно выбивался из печной трубы. Мы забросали костер землей и пошли напрямик. На полпути к жилью нас атаковал злобный всклокоченный козел, рогами и бородой не уступавший главному надзирателю пекла. Он выскочил из-за куста, как серый волк на гобелене. К счастью, веревка, на которой он пасся, закончилась в трех дюймах от наших задов. На торжествующее блеяние козла появилась девчонка с хворостиной. Повелитель в портах оказался ей в новинку. На дикий визг не замедлил явиться папаша ребенка. Пыхтя и развевая полами длинной белой рубахи, он ворвался на поляну с топором в правой руке и обезглавленным петухом – в левой. Вероятно, глава семейства как раз свершал казнь обленившегося, пренебрегающего супружескими обязанностями Пети и, застигнутый врасплох, машинально прихватил жертву с собой. Я еще ни разу не участвовала в битве на дохлых петухах. Окинув меня, Лёна, дочь и козла одинаково безумным взглядом, вампир выронил петуха и брякнулся на колени, объятый священным ужасом.
– Ну, что ты застыл? Проси скорее штаны, – шепнула я.
– Ты с ума сошла! – прошипел Лён в ответ. – Он же в таком состоянии, что свои снимет.
– Вот и куй железо, пока горячо! Хватит рекламировать старминский трикотаж.
Лён откашлялся.
– Простите, – вежливо и хрипло сказал он. – И встаньте, пожалуйста. Мы проводим ежегодный осмотр угодий и, если не возражаете, хотели бы ненадолго воспользоваться вашим гостеприимством…
– И штанами, – добавила я, поднимая дохлого петуха за рыжее крыло.
* * *
Чтобы отмыть своего Повелителя, вампирам потребовалось не меньше трех бочек воды. Когда он, наконец, вышел к столу, накрытому в оплетенной виноградом беседке, я развлекала ребятню, левитируя четыре вилки одновременно. Поддернув подол красного махрового халата, по виду – женского, Лён сел напротив.
– Ты что-то говорил насчет несмешливых и с запасными штанами? – вкрадчиво спросила я. – Вряд ли хозяйку так развеселил петух, которого я уронила в навозную жижу. Посмотри, как живо она общается с соседями, толпящимися у забора. И как только ты отворачиваешься, они на тебя глазеют.
Лён прислушался, не оборачиваясь.
– Ошибаешься. На тебя. Они думают, что ты пыталась меня прикончить, но орешек оказался тебе не по зубам.
– Они так говорят? – встревожилась я.
– Нет, думают.
– Скажи им, что это неправда!
– Ну, они не так уж и далеки от истины… – озорно блеснул клыками Лён. – О, большое спасибо!