Для отношений с Польшей и странами Дунайско-Балканского региона был характерен переходный период. Он был обусловлен отчасти переговорами о мирных договорах и дискуссиями с западными союзниками о роли союзных контрольных комиссий, отчасти протестами западных государств в связи со спорной реализацией ялтинской Декларации об освобожденной Европе, отчасти в связи с очень специфической ситуацией, сложившейся в Чехословакии и Венгрии, где оставались коалиционные правительства с участием буржуазных политических партий. Но благодаря соглашению с Югославией и с Албанией, которое тогда не оспаривалось. Советы полагали, что обошли вопрос о закрытии проливов в Средиземное море. К этому следует добавить антиправительственную войну у северных границ Греции, которую вели прокоммунистически настроенные партизаны. Все эти события ставили вопрос о том, как далеко хотели бы Советы распространить свой контроль на Балканах, несмотря на соглашения, подписанные в Москве в октябре 1944 г.
Советы были заинтересованы в обсуждении вопроса о режиме судоходства в проливах и в обсуждении своих отношений с Турцией непосредственно с Анкарой. После того как на конференции в Тегеране Сталин отверг предложение о включении Турции в войну, советская пропаганда обвинила правительство Анкары в намерении продлить войну и в оказании немцам поддержки на Балканах. Только в конце января 1945 г. турецкое правительство заявило об открытии проливов для союзнического флота, который осуществлял поставки Советскому Союзу, и лишь 23 февраля объявило войну Германии.
Эта рассчитанная медлительность (в значительной мере согласованная с англо-американцами) дала Москве повод начать против Турции предупреждающие дипломатические выступления по всем направлениям. Во-первых, 21 марта 1945 г. Советы денонсировали договор о дружбе и нейтралитете, который связывал обе страны с 1925 г. (в иной форме, чем договор от 1921 г.); во-вторых, они стали предъявлять территориальные претензии, касающиеся возврата Советскому Союзу армянских городов Каре и Ардаган, которые по договору 1921 г. отходили к Турции, а также претензии относительно пересмотра границы с Болгарией в пользу последней.
Еще более значительными были требования по вопросу о режиме судоходства через проливы, в отношении которого выдвигалось требование изме-[11] нения конвенции Монтре от 1936 г. и появления СССР военных баз в Босфоре и Дарданеллах. Это только начало давления, которое продолжалось в течение почти всего 1946 г., что не могло не вызвать опасений у турецкой стороны. Но что гораздо важнее, весь комплекс советских требований демонстрировал, что в зоне Восточного Средиземноморья не намерен больше ограничиваться ролью пассивного наблюдателя. Следует учесть, что с самого начала переговоров о мирном договоре с Италией советские делегаты добивались, чтобы СССР был предоставлен мандат на управление территорией или, по крайней мере, Триполитании. Эти домогательства наряду с давлением на Турцию и изменениями, которые происходили в это время в районе Адриатики, где просоветские силы захватили господствующие позиции, а также наряду с тем фактом, что в августе 1945 г. СССР добился права на участие в международном управлении Танжером, - все вместе создавало мощный фронт советского продвижения. Складывалось впечатление, что Советы собираются заявить о своих интересах в Средиземноморье; конечно, не таких, как на Балтике, но достаточных для того, чтобы радикально изменить соотношение стратегических сил в регионе.
Англичане при поддержке французов и при относительном равнодушии американцев должны были противостоять новой ситуации, когда впервые после 1833 г. Россия предстала как потенциальный соперник английской гегемонии в Средиземноморье. В 1945-1946 гг. речь шла лишь о выдвижении Советами своих требований (за исключением Адриатического моря), но именно эти требования отражали намерение играть новую, отнюдь не маргинальную роль, как это было в прошлом, что угрожало английским стратегическим интересам; их защита вызывала много противоречий между Англией и Италией вплоть до 1940 г.
Характеристику новой советской позиции дополняет иранский вопрос. Опасения, высказанные в Организации Объединенных Наций относительно соблюдения сроков вывода советских войск - в течение шести месяцев с момента окончания войны, - были небезосновательны. После окончания войны в Иранском Азербайджане, который входил в советскую зону оккупации, начались антиправительственные демонстрации, советские войска воздержались от их подавления, но даже англичане и американцы не заняли по отношению к ним жесткой позиции. Вдохновленные этим представители демократической партии Азербайджана, т.е. компартии этой провинции, как и коммунистической партии, действовавшей во всем Иране (партии Туде). в декабре 1945 г. при поддержке нескольких тысяч выходцев из соседнего советского Азербайджана, свергли иранского правителя в Тебризе и провозгласили автономную республику. Началось осуществление социальных преобразований по советской модели. Более того, из Азербайджана волнения перекинулись в курдские провинции Ирана.
Потрясенное этими событиями иранское правительство запросило вмешательство ООН, но не добилось реального результата. Вследствие этого в [12] апреле 1946 г. правительство Тегерана было вынуждено заключить соглашение непосредственно с правительством Москвы, согласно которому в обмен на обещание вывода советских войск (которое произошло до 9 мая, на два месяца позже изначально предусмотренного срока) учреждалась компания со смешанным капиталом (51% акций принадлежал Советам и 49% - иранцам) для эксплуатации нефтяных ресурсов региона, при этом признавались особые интересы СССР в этой зоне. Кроме того, шахское правительство предложило коммунистической партии три министерских портфеля в правительстве Тегерана. Все эти соглашения и концессии были подписаны под давлением неблагоприятных обстоятельств в ситуации изоляции, в которой оказались иранцы. Возможно, Сталин раскаивался в своих поспешных действиях, когда спустя несколько месяцев восстание в Азербайджане вспыхнуло с новой силой, а позже меджлис - иранский парламент отказался ратифицировать соглашения по нефтяным концессиям. С тех пор отношения между Ираном и Советским Союзом ухудшились на длительное время. В цепи геополитических событий, которую мы здесь пытаемся восстановить и очевидную для политических деятелей той эпохи, этот эпизод, ставший поражением для Сталина, добавлял еще одно звено, подтверждавшее стремление Советов отодвинуть границу их сферы влияния, установленную войной в регионе Персидского залива, богатого нефтью.
Теперь обратимся к Азии. Мощное коммунистическое проникновение наблюдалось в Бирме, Таиланде и Вьетнаме: в первых двух странах отряды партизан вели войну в джунглях, во Вьетнаме организованные силы коммунистов доставляли много хлопот французам. Эти территории граничили не с Советским Союзом, а с Китаем; то, что происходило в Китае, не могло не вызывать тревоги. Поскольку Сталин продолжал признавать националистическое правительство Чан Кайши, то обострение гражданской войны и заметные успехи коммунистов в условиях, когда у власти находилась коррумпированная, слабая в военном отношении и неспособная консолидироваться партия Гоминьдан, позволяли предвидеть грядущие серьезные перемены. Кроме территорий, переданных, согласно Ялтинским договоренностям, Советскому Союзу за счет Японии, сохранялись проблемы в Северной Корее, где складывалась ситуация, похожая на германскую, но где Советы меньше испытывали давление международного контроля и сумели поставить у власти администрацию коммунистического образца.
Таким образом, в целом впечатление, что Советский Союз из войны очень ослабленным и должен полностью сосредоточиться на вопросах внутренней реконструкции, следует скорректировать, так как Сталин стремился удовлетворить свои амбиции в достижении абсолютной безопасности. Амбиции в достижении абсолютной безопасности или в дальнейшей экспансии советской державы? Существовала агрессивная политика СССР или существовала только необходимость консолидировать то, что уже было достигнуто? В таких случаях важно, прежде всего, знать, как подобная деятельность вое-[13] принималась бывшими союзниками: им не оилось много времени, чтооы изменить свою оценку намерений советского диктатора. Уже через несколько месяцев они увидели в его действиях стремление к мировому господству, которое опиралось на деятельность во всем мире коммунистических партий, связанных с Москвой и активно выступавших в защиту политики, осуществлявшейся кремлевским лидером. Даже самые одержанные аналитики из американского Генерального штаба уже в феврале 1946 г. пришли к заключению, что целью Советов было не революционное социальное восстание, а безопасность СССР.
Советская концепция предполагала обеспечение высокого уровня безопасности: достижение защиты СССР, как писал Даниэль Ергин «от любого вызова объединенных западных держав».
Весь этот геополитический аспект представлен нами здесь несколько искусственно с целью показать, что одновременно происходило в достаточно далеких областях, и объяснить, как параллельно формировался ответ Запада. Этот ответ, изначально интуитивный и скорее в форме нескоординированных реакций, которые плюралистические демократии противопоставляли целостному плану единоличного правителя, сконцентрировался на критических проблемах, вызванных акциями Советов в разных регионах. Все это затем переплелось с важной темой борьбы с колониальной системой: значение этой проблемы Советы поняли не сразу и, возможно, позже американцев, но эта проблема в значительной мере повлияла на принятие решений как западными правительствами, так и правительством Москвы.