На второй день пребывания в Ашраме нам предстояло принять участие в сеансе непосредственного общения Саи Бабы с паломниками. Проходят они два раза в день и называются «даршн»[576]. Первый начинается в семь утра, но старожилы порекомендовали отправиться к храму часам к четырем. Чтобы оказаться в первых рядах, поближе к живому божеству, очередь лучше занять заранее.
И вот — утро. Его тишину нарушают только петухи и доносящиеся из-за ворот Ашрама звуки индийского барабана — каку нас, когда по Арбату шествуют кришнаиты. <...> Темно. Как-то по-особому торжественно и слегка потусторонне. Ашрам овски и храм, освещенный прожекторами, нависает над округой подобно замку сказочного киплинговского махараджи. <…> Мужчины в белых балахонах и женщины в сари с ковриками под мышками молча стекаются к главному ритуальному месту Ашрама Мандиру. Это нечто вроде <...> огромной крытой «танцплощадки». Со всех сторон она огорожена забором, внутри — колонны и скульптурные изображения слонов. Строгие молчаливые служители жестами показывают, где размещаться. При входе а Мандир установлен металлоискатель — когда я прохожу в него, он <...> пищит, намекая на припрятанный диктофон. Приходится нести его в расположённую поблизости камеру хранения. <...>
Людей в Мандире усаживают в шеренги в соответствии с расчерченными на отполированном гранитном полу коридорами. По этим коридорам и будет ходить Баба. Можно сидеть на коврике по-турецки, можно стоять на коленях — кому как удобнее. Громко разговаривать не положено. Все время звучит духовная индийская музыка; нервы, надо сказать, изрядно напряжены — ожидаешь словно второго пришествия... Ощущения реальности происходящего нет абсолютно — больше похоже на приключенческий фильм а-ля «Индиана Джонс». Мои соседи — несколько французов, два пожилых индуса и колоритный могучий негр — тоже заметно нервничают.
Ждем. До начала еще почти час, и тянется он невообразимо долго. Один из соседей-индусов все время засыпает, роняя голову на грудь. Огромная площадка Мандира заполняется почти полностью. Наконец, без пяти семь происходит какое-то волнение, по рядам проносится легкий шепоток, и я скорее чувствую, чем вижу, что ОН вышел...
Разумеется, вашего корреспондента неоднократно инструктировали, как вести себя во время «даршн», чтобы получить в итоге реальную помощь от Саи Бабы.
«Разговаривай с ним мысленно! — учили меня. — Говори, проси, настрой себя только на него!» Но что значит «настрой»? Я смотрю на Бабу не отрываясь; мне, разумеется, как и любому смертному, есть что у него попросить, но ничего почему-то толком не формулируется, кроме одного: хоть как-нибудь докажи, что ты Бог! Сделай мне знак, заметь меня! Пошли мне какую-нибудь мысль, обратись только ко мне! Напряженно вслушиваюсь в себя, жду какого-то сигнала, откровения — ничего. Он просто ходит — медленно, плавно, собирает письма с прошениями, которые отчаянно тянут ему со всех сторон. Иногда задерживается возле кого-то, перебрасывается парой слов. Почти все время лукаво улыбается... Сидящие в первом ряду норовят обнять его ноги, а некоторые бросаются их целовать — в Индии это знак высочайшего почитания и уважения. Я вдруг замечаю, что тоже впадаю в эту эйфорию и, несмотря на атеизм и вполне европейское воспитание, готов последовать их примеру. Впрочем, быстро беру себя в руки и продолжаю «ловить знаки божественного внимания». Увы, по-прежнему ничего не чувствую, кроме нарастающего разочарования...
Так проходят десять минут, и Баба величественно удаляется внутрь храма, зазвав несколько счастливцев на так называемое интервью — общение тет-а-тет. (Это уж самая высшая милость, несбыточная мечта верующих и... давнее желание Гребенщикова, еще ни разу туда не попадавшего.) Даршн закончен, все расходятся. Увы, контакта с Бабой пока не вышло. Что ж — подождем...
И на второй, и на третий, и на четвертый день визита в Путтапарти я вместо просьб о прибавке жалованья и т.п. упрашивал Саи Бабу продемонстрировать свою божественную сущность. Тщетно. А ведь меня уверяли, что на территории Ашрама исполняются ВСЕ желания. Пришлось обратиться за разъяснениями к Гребенщикову[577].
Гребенщиков, конечно, разъяснил:
Если он божественный, то ему незачем тебе какие-то знаки подавать; он другими вещами занимается. <...> То, что ты не получаешь никаких доказательств, — твоя проблема, а не его[578].
Еще небольшой отрывок из диалога корреспондента с Гребенщиковым:
— Некоторые люди на территории Ашрама говорили мне, что получают тут какую-то энергию. Мне кажется, что из меня она, наоборот, исходит. А как чувствуете себя вы?
Как в пионерлагере! Здесь, собственно, и есть пионерлагерь. Люди ходят босиком, все в белом, по вечерам поют песни у костра. Такая смесь пионерлагеря с психлечебницей.
Журналист лично убедился в правоте этого определения, побеседовав
... с импозантным русским дедушкой, который немедленно сообщил по секрету, что вчера видел, как мимо его спального корпуса... пролетел ангел.
А еще я тут намедни общался с реинкарнированным Сталиным! (То есть человеком, который был Сталиным в прошлой жизни. — прим. корр.) Может, и врет, конечно, но непохоже — глаза такие же жуткие, как у Иосифа Виссарионовича. Их, тиранов, вообще почему-то сюда тянет. Вот сейчас тут и Наполеон, и Цезарь, и Александр Македонский как-то заглядывал... Все хотят к Бабе на интервью попасть. Попал только Гитлер. О чем они говорили, никто не знает, но человек этот вскоре после возвращения из Индии застрелился! А еще ходят слухи, что нынче тут Борис Гребенщиков обретается. Знаешь, я думаю, что он не кто иной, как реинкарнированный Пушкин![579]
В ашраме «разговоры ... почти исключительно — о Бабе. «Баба что-то хмур сегодня, даршн короткий был», «а мне Баба ночью являлся», «меня тут поселили с какими-то неграми чахоточными — значит, так Баба распорядился. Карму чистить...» — и тому подобное».
Тут же постоянные рассказы о «чудесах» Саи Бабы. Конечно, в такой обстановке наш корреспондет все же «получил доказательства» божественности маленького толстячка с негритянской шевелюрой а-ля «Бонни М», который носит свободные, скрывающие его божественный животик, оранжевые одеяния и показывает фокусы слабонервным простакам. Загадал корреспондент вечером, чтобы упала звезда, и она, представьте себе, таки упала, «не прошло и пяти секунд». Чем не доказательство всемогущества Саи Бабы?
В последние годы все больше преданных отходит от Саи Бабы по причине умножающихся свидетельств о фабрикации им «чудес» и его, мягко говоря, аморальном поведении. Тот, кого почитали как бога, оказался извращенцем и мошенником. Выяснилось, что многие учащиеся колледжа Саи Бабы в Пугтапарти — подростки и юноши — были им изнасилованы или совращены. Большинство из них не могли ничего поделать, поскольку находились в полной власти «аватара» и его охранников («севадалов»), а их родители, сдавшие их в этот интернат, были горячими поклонниками Саи Бабы и не хотели верить ничему подобному. Учащиеся, которых Саи Баба делает своими любовниками, оказываются в привилегированном положении и получают от него деньги и ценные подарки. В результате среди учеников колледжа царит цинизм и лицемерие. Молодым людям остается развлекать друг друга скабрезными шутками об их отношениях с Саи Бабой, разгадывать его трюки с «материализацией» и повторять их друг перед другом[580].
Доктор Бхатья, освидетельствовавший 17-летнего ученика колледжа Саи Бабы после изнасилования последним, едва спас свою жизнь, поскольку «севадалы» хотели его убить, а вся местная полиция поголовно подкуплена «бизнес-гуру». Темная история произошла 6 июня 1993 г., когда четверо учащихся колледжа, по-видимому, доведенные до отчаяния надругательствами Саи Бабы, предприняли неудачную попытку покушения на него. Все они были застрелены полицейскими. Терри Галахер, который в течение трех лет был главным координатором Центра Саи в Австралии, знал о фальсификации чудес и оказался осведомлен о подоплеке этой трагедии. Он утверждает, что студентов специально спровоцировали, заманили в ловушку, допросили и хладнокровно убили. Вскоре после этого происшествия Галахер оставил секту[581].
Тайное стало явным. Американец Джеф Янг и его жена более 20 лет почитали Бабу как бога. Теперь Янг, который до недавнего времени был президентом Центра Саи Бабы в южно-центральном регионе США, обвиняет Саи Бабу в сексуальных надругательствах над его сыном Сэмом, продолжавшихся с 1977 года (когда Сэму было 16 лет) по 1999 г. Другой американец — Джед Джейран — заявляет, что в 16-летнем возрасте подвергся сексуальным домогательствам Бабы[582]. Австралиец Ханс де Крекер был преданным Саи Бабы в течение пяти лет, пока Саи Баба не попытался его совратить[583]. То же произошло с американцем иранского происхождения Афшином Корамшахголом[584]. Гражданин Германии Йене Сету 10 лет поклонялся Саи Бабе. В 1999 г. он зарегистрировал у общественного обвинителя Мюнхена свой аффидевит (письменные показания, данные под присягой) о сексуальных домогательствах со стороны Саи Бабы, который также принуждал его развестись с женой. При попытке покинуть ашрам он был задержан полицией Путтапарти, которая отобрала у него паспорт и материалы о Саи Бабе из Интернета. Получив предупреждение, что его жизнь в опасности, Сету бежал и сумел добраться до немецкого посольства в Дели[585]. Гарри Сэмпет, инженер из Чикаго, был добровольным членом службы внутренней безопасности в ашраме Саи Бабы с 1992 по 1995 годы. Он провел собственное расследование порочащих Саи Бабу слухов. В результате он порвал с культом и обнародовал вскрытые им факты сексуальных преступлений Саи Бабы[586].