Харизматикам, утверждающим, что «говорение языками» является знаком реального присутствия Святого Духа, можно напомнить о глоссолалии язычников и спросить, каким же образом Святой Дух может являть Себя в языческих антихристианских культах и зачем нужна была жертва Христа, если спастись Святым Духом можно и через, скажем, религию древних греков или шаманизм? Если же они начнут ссылаться на тот факт, что апостолы говорили языками в день Пятидесятницы (Деян. 2:4-11), то можно легко объяснить, где они заблуждаются: апостолы, не зная других языков, проповедовали Евангелие так, что их понимали уроженцы самых разных народов, а не бормотали никому непонятные нечленораздельные звуки среди говорящих на одном с ними языке людей.
Святой Дух — Дух Истины — дает дар разумения. А выкрикивание нечленораздельных, никому непонятных бессмысленных звуков — не дар, а наказание Божие, которое посылается на гордых, заносчивых людей, посчитавших себя равными Богу (вспомним библейский рассказ о строителях Вавилонской башни в Быт. 11:1-9). Бог говорит, обращаясь к погрязшему в идолопоклонстве Израилю: «За то лепечущими устами и на чужом языке будут говорить к этому народу. Им говорили: «вот — покой, дайте покой утружденному, и вот успокоение». Но они не хотели слушать» (Ис. 28:11-12). Это единственное пророчество о говорении на непонятных языках в Ветхом Завете. И оно однозначно осмысляется как знамение суда над израильским народом. Именно на это пророчество ссылается апостол Павел в 1 Кор. 14:21-22.
И, наверное, самым сильным свидетельством против нынешней глоссолалии неопятидесятников является то, что «говорящие языками» иностранные проповедники в нашей стране общаются со своими единоверцами через переводчиков. Пока еще ни один из них не смог обратиться к своим российским единоверцам на понятном им языке...
Прежде чем продолжить разговор о неопятидесятничестве, необходимо вкратце ознакомиться с историей трех волн пятидесятиического движения.
Пятидесятники считают своими предтечами таких постпротестантских деятелей, как Джон Весли (основатель методизма), Чарльз Финней, Пирсел Смит, Дуайт Муди. В конце XIX в. целый ряд методистских и баптистских общин начали практиковать «крещение Святым Духом», что породило «Движение святости». Но все эти инциденты до времени оставались разрозненными и маргинальными. Начало пятидесятничества, как мы его знаем, относится к двум событиям, происшедшим в канун 1901 г. и в 1906 г.: «крещению Святым Духом» в г. Топека, Канзас, и «пробуждению на улице Азуза» в Лос-Анджелесе.
Вот что писал официальный печатный орган пятидесятников СССР — журнал «Христианин» — о начале пятидесятнического движения:
Было это в 1900 году. Молодой методистский служитель Чарльз Пархем решил, что его религиозная жизнь нуждается в каких-то изменениях. Читая книгу Деяния и Послания Апостола Павла, он сравнивал немощь своего собственного служения с силой, отраженной в этих книгах. Где его новообращенные? Где его чудеса? Его исцеления? Несомненно, говорил он себе, что христиане первого столетия обладали каким-то «секретом» силы, который утратили теперь и он сам, и его церковь[940].
Для обретения этой самой «силы первохристианского служения» Чарльз Пархем (1873-1929) открыл в канзасском городе Топека библейскую школу. Главной задачей ее студентов и преподавателей было тщательное изучение Библии, чтобы понять, как установить новые, качественно иные отношения со Святым Духом. По мнению Пархема, мысль об обретении этих отношений пронизывала весь Новый Завет. Вскоре «топекцы» пришли к выводу, что началом христианской жизни является «крещение Святым Духом», сопровождаемое глоссолалией, т.е. говорением на иных языках. И вот, в 19 часов 31 января 1900 г., после возложения рук Пархема, молодая студентка Агнес И. Озмен заговорила на языках. В течение последующих трех дней в городе было множество «крещений Святым Духом», а 3 января и сам Пархем, вместе с двенадцатью представителями христианских деноминаций, получил долгожданное «крещение» и заговорил на языках.
Вскоре Пархем основал еще одну школу для обучения проповеди «полного Евангелия». В ней обучался рукоположенный служитель-негр В.Д. Сеймур, ставший вторым основателем пятидесятничества.
В 1906 г. Сеймур получил место в негритянской «общине святости» в Лос-Анджелесе, где он начал проповедовать «третье благословение» и глоссолалию. Конгрегация вскоре изгнала незадачливого проповедника. Но Сеймур не сдался: в начале апреля он арендовал для молитвенных собраний заброшенное здание старой методистской церкви по адресу: Азуза стрит, д. 332. Девятого апреля Сеймур заявил своим прихожанам, что тот, кто не говорит на языках, еще не крещен Духом, добавив, что сам он личной Пятидесятницы еще не пережил и призывает всех «святых» молиться с ним, покуда Дух не снизойдет на них. После молений и поста на все собрание «ниспал огонь»: люди стали падать на пол, говорить языками, истерически смеяться, рыдать, трястись, производить неконтролируемые движения. Этот день и стал подлинным днем рождения пятидесятничества. События развивались бурно: собрания на улице Азуза стали ежедневными, продолжались с десяти утра до полуночи. К концу 1906 г. в Лос-Анджелесе образовалось уже девять пятидесятнических общин. Многие проповедники и миссионеры, работавшие в Азии, Африке и Европе, услышали об этих событиях и поспешили в Лос-Анджелес, чтобы своими глазами увидеть это «пробуждение» и затем понести «огонь» дальше, в родные пределы. Так пятидесятиичество стало международным фактором.
Однако сразу же начались и проблемы. Пятидесятнические общины вскоре прославились тем, что катастрофически не могли ладить друг с другом. Проповедники соревновались в количестве «обращенных грешников», в силе и мощи «явлений Святого Духа», в экстравагантности внешних проявлений переживания «нисхождения Духа». Вскоре появилась и серьезная критика движения со стороны евангелических общин. «Первая волна» пятидесятничества стала утрачивать свою новизну и популярность и приобретать институциализированные формы.
На сегодняшний день в Америке существуют такие крупные пятидесятнические церкви, как «Церковь Бога» (не путать с армстронговской «Всемирной церковью Бога»), «Пророческая церковь Бога», «Пророческая церковь» и др. Все эти объединения в своем учении придерживаются формулы о трех степенях духовного роста: обращение, возрождение, крещение Духом Святым. Кроме того, существуют другие пятидесятнические церкви, ранее состоявшие в «Движении святых», но впоследствии вышедшие из него из-за мелких доктринальных разногласий. Такие церкви, как «Ассамблея Бога», «Международная церковь четырехугольного (четырехстороннего) Евангелия», «Независимая ассамблея Бога» и другие, признают не три, а только две ступени духовного возрастания: обращение и крещение Духом Святым.
Пятидесятнические движения дробятся и по национальному признаку: пуэрториканские, негритянские и др. Многие из перечисленных групп входят в различные союзы и ассоциации, такие как ассоциация «Ассамблея Бога», «Пятидесятническая ассоциация», «Пятидесятническая ассамблея мира», «Пятидесятническая церковь святости» и др.
Нельзя не сказать еще и о пятидесятниках - «единственниках», настаивающих на единственной правильной формуле крещения: «Во имя Иисуса Христа», а не «Во имя Отца, Сына и Святого Духа». Единственники считают, что есть только одно лицо Божества — Иисус Христос. Отец и Святой Дух — это лишь аспекты одной личности Христа, а Троица — это папистская выдумка. Основные пятидесятнические деноминации отвергли единственников, как унитаристскую ересь, после чего в движении произошел еще один раскол.
И, наконец, следует упомянуть о Смите Виглсворте, прозванном «апостолом исцеления». Многие считают его первым харизматиком. Во всяком случае, пророчество о «харизматическом пробуждении» принадлежит ему. Виглсворт был настолько знаменит, что его использованные носовые платки продавали как «помазанные вещи великого Смита», а потом возлагали на больных. Он же в прямом смысле бил больных в живот, утверждая, что колотит бесов и выгоняет их из «одержимых» (именно «одержимых», а не «больных»), а также плевал в лицо людям, демонстрируя таким образом «водительство Духа».
В каком-то смысле стремления первых пятидесятников для нас, православных, очевидны и понятны. Пятидесятничество возникло в недрах североамериканского евангелического движения — постпостпротестантского феномена, сводящего христианство к самому примитивному внеисторическому и в некультурном у уровню. Принцип sola Scriptura (ничего, кроме Писания) на этой ступени был доведен до абсурда — до своего логического конца. Традиция и историчность Церкви отвергались. Но думающий человек не мог не обратить внимания на то, что евангелические группы, казалось бы, наконец пришедшие к общему знаменателю, никак не могли добиться единомыслия между собой: каждая община придерживалась собственного толкования Писания, отличного от толкования евангелического прихода на соседней улице. Оказывалось, что нужен некий инструмент для чтения и понимания Писания, причем этот инструмент должен быть бесспорным.
Для нас очевидно, что спор между евангеликами и православными — это не спор между Писанием и Преданием, а спор между Преданием и преданиями. В каждой из евангелических групп имеется свое маленькое предание, восходящее, самое большее, к дедушке пастора или к его отцу, или (что наиболее вероятно) начатое самим пастором. Пастор толкует Писание в свете своего предания, а прихожане принимают это толкование. Те, кто не принимают, уходят к другому пастору, у которого тоже есть свое предание.
Лишь единое Предание, которое, по словам прот. Георгия Флоровского, является жизнью Святого Духа в Церкви и которого вне Церкви не существует, может быть подлинным критерием христианской жизни в Духе и Истине. Но американские евангелики конца XIX — начала XX вв., стремясь вернуться к самому началу христианства (что свидетельствует об их вполне верном ощущении отсутствия преемственности в своей организации и несомненном отрыве от корней), даже не подозревали о существовании подлинного Предания. Отсюда их стремление к обретению Святого Духа, Который должен был бы положить начало подлинной христианской жизни, восстановить преемственность с ранней Церковью и сделаться главным критерием истинности их веры, их организации, предания их пастора. Беда в том, что явление Святого Духа и крещение Им было понято ими как субъективные экстатические переживания, «знамения и чудеса». Обычная массовая истерика и индуцированная эйфория сделались для них признаками переживаемой ими «личной Пятидесятницы». И в конечном итоге, хотя первые пятидесятники пока еще не готовы были этого признать, личные переживания и ощущения стали для них несравненно более важным фактором, чем само Писание, с «очищения которого от всех «личных человеческих наслоений», вроде бы, все начиналось. Более того, личные ощущения и переживания, вызываемые более или менее искусными манипуляторами, стали даже не критерием для понимания Писания, а самоцелью и знаком, подтверждающим силу и власть пастора, который способен «низвести Святой Дух» на свою паству. Круг замкнулся...