Еще в 1900 году, на просьбу дать собственную характеристику, Николай Константинович ответил очень лаконично: "Странник".
Но если о знаменитой Центрально-Азиатской экспедиции Николая Рериха написаны десятки статей и монографий, а дневники участников экспедиции позволяют проследить подробный маршрут и расписать чуть ли не по дням, что происходило во время путешествия, то об экспедиции по древнерусским городам 1903 года известно гораздо меньше. По сути, разработка этой темы еще только начинается. И сегодня, в последующих выступлениях, мы услышим о первых шагах и находках, сделанных в Ярославле и Владимире. Однако "белых пятен" еще слишком много...
Для нас, ивановцев, по-прежнему остается открытым вопрос: посещал ли Н.К.Рерих в 1903 году окрестности Шуи, о которой с такой теплотой он вспоминал уже будучи в Индии? Неизвестно также, когда и при каких обстоятельствах Николай Константинович познакомился с палехским иконописцем Д.Тюлиным. Не исключено, что это произошло в 1903 году.
Однако не менее важным представляется идейное осмысление экспедиции и ее итогов.
Конечно, в таком коротком сообщении нет никакой возможности серьезно раскрыть эту тему, требующую специальных монографий и философских исследований. Сегодня мы можем лишь затронуть некоторые моменты как самой экспедиции, так и тех идей, тех причин, которые привели Николая Константиновича к необходимости ее осуществления.
К началу XX века Н.К.Рерих был уже достаточно известен как художник, глубоко чувствующий дух старины и умело использующий свое знание истории и археологии в художественном творчестве. Философская мысль Н.К.Рериха в это время вращалась около идей Джона Рескина о преображающей человека роли искусства. Само же искусство, по мнению Николая Константиновича, переживало эпоху серьезных перемен.
"Мы как бы стоим на пороге нового течения в искусстве: глубоко внутри общества совершается какой-то художественный процесс, дающий о себе знать пока лишь глухими неясными симптомами"[2], ― записал он в 1901 году.
И действительно, видные деятели культуры того времени начинают переосмысливать значение искусства в жизни общества, в жизни каждого человека. Искусство старого времени считало, что постичь его могут только привилегированные слои общества. Впоследствии, в лице передвижников, перед искусством была поставлена задача не только быть понятным, но и быть доступным народу. Теперь же на первый план выдвигалась воспитательная роль искусства ― оно должно было воспитывать вкусы народа и возвышать его духовно.
Переосмысливалось и само понятие искусства. Стиралась грань между "чистым" искусством и прикладным. Становилось понятно, что красота должна окружать человека повсюду и наполнять все стороны его жизни. Не случайно известные художники того времени обращаются в своей работе к совершенно неожиданным формам и материалам ― проектируют интерьеры жилых домов, разрабатывают эскизы мебели, домашней утвари, расписывают музыкальные инструменты. Все больше входят в жизнь идеи синтеза искусств.
Внутри искусства также происходят большие перемены. В том же 1901 году Николай Константинович цитирует слова де Буалье:
"Нас утомил культ нереального, абстрактного, искусственного... И мы вырвались на открытый воздух... И у нас из груди исторглись крики восторга и упоения: Как хороша природа! Как красива жизнь!"[3]
Именно это стремление к природе сближало, по мнению Н.К.Рериха, грядущий этап развития искусства с эпохой Возрождения. Однако, подчеркивал он, одного телесного присутствия в природе недостаточно ― необходимо слиться с природой духовно. При таком слиянии красота природы открывала врата к постижению красоты Неведомого, красоты Духовного мира.
Еще одним важным моментом в искусстве, одним из мощных инструментов для выражения духовной составляющей было то, что Николай Константинович называл "истинным упрощением форм", которое не имело ничего общего ни с академическим утрированием, ни с символическим шаблоном. Истинное упрощение, стилизация, брало свой исток в искусстве каменного века.
"Понимать каменный век как дикую некультурность, ― говорил Н.К.Рерих, ― будет ошибкою неосведомленности... В дошедших до нас страницах времени камня нет звериной примитивности. В них чувствуем особую, слишком далекую от нас культуру... Вымирающие дикари-инородцы с их кремневыми копьями так же похожи на человека каменного века, как идиот похож на мудреца... Человек каменного века родил начала всех блестящих культур, он мог сделать это. От инородца ― нет дороги..."[4]
Обращение к искусству древних было важно еще и тем, что современному человеку, выросшему среди ритма городской жизни, почти невозможно достичь той степени духовного слияния с природой, которая была доступна древнему.
Красота Неведомого ― немногие способны передать ее непосредственно через впечатления от природы. Но, переплавленная в творениях древних мастеров, она может служить искусству нового времени.
"Предскажем ― писал Николай Константинович, ― что в поисках лучшей жизни человечество не раз вспомнит о властелинах древности; они были близки природе, они знали красоты ее. Они знали то, чего мы не ведаем уже давно"[5].
Все острее чувствует Н.К.Рерих необходимость широкого ознакомления с творениями мастеров древности и не только каменного века, но и более поздних эпох.
"Не от столиц ждать красоты ― говорил он, ― Не от их сиротливых музеев... Все красивое там теперь гость случайный"[6].
Потому Николай Константинович одним из первых ставит вопрос о необходимости развития отечественного туризма:
"...когда всмотритесь во все эти строго организованные поездки под всеми углами и по всем радиусам Европы, то прямо смешными становятся наши два-три общепринятых маршрута, от них же первые "по Волге" и по "Черному морю"... И хоть бы что ни говорилось, за исключением одного процента, все все-таки поедут по избитым путям ... никто на пешеходные путешествия (столь принятые по Европе) не дерзнет, все-таки мы будем ощущать слишком мало стыда, слыша, что некоторые иностранцы видели Россию лучше, нежели исконные ее жители…"[7]
Сам Николай Константинович путешествовал довольно много, и эти странствия привели его к мысли, впервые сформулированной в 1899 г.: исторические памятники, в чуждом для них окружении, становятся "мертвыми" и теряют большую часть своей художественной ценности.
"Теперь хотя сами-то памятники начинают охраняться... а настанет ли время, когда и у нас выдвинется на сцену неприкосновенность целых исторических пейзажей, когда прилепить отвратительный современный дом вплотную к историческому памятнику станет невозможным не только в силу строительных и других практических соображений, но и во имя красоты и национального чувства. Когда-то кто-нибудь поедет по Руси с этою, никому не нужною, смешною целью? ― думается, такое время все-таки да будет"[8].
Через четыре года с этою "смешною" целью по Руси поедет он сам.
Эта экспедиция сильно отличается от всех прежних экспедиционных проектов Н.К.Рериха. Отличается, прежде всего, необычайно широким спектром поставленных задач: охрана памятников и археология, древние легенды и предания, русская иконопись и пути поддержания национального костюма ― все это нашло в ней свое отражение. Кроме того, она стала первой совместной экспедицией Николая Константиновича и Елены Ивановны Рерих. Елена Ивановна была удивительно одаренным человеком и не исключено, что именно благодаря ее влиянию экспедиция 1903 года обрела столь разносторонний характер.
Пребывание Рерихов на территории Ивановской области было связано, прежде всего, с их интересом к русскому национальному костюму и изучением орнаментов. Интерес этот зародился у Николая Константиновича еще в конце 19 века. По вопросу орнамента он консультировался у Владимира Васильевича Стасова и у изучавших народное творчество сестер Шнейдер. Однако участие в археологических раскопках убедило Николая Константиновича, что орнаменты и старинная одежда были рождены в результате глубокого духовного соприкосновения древнего человека с природой. А значит, прикоснуться сердцем и мыслью к законам гармонии, по которым они были созданы, можно только в естественной для них окружающей обстановке.
"В глухих частях Суздальского уезда хотелось найти мне местные уборы, ― вспоминал Н.К.Рерих. ― Общие указания погнали меня за 20 верст в село Торки и Шокшово"[9]. Долгие годы эта фраза из путевых заметок была единственным упоминанием о Торках в связи с экспедицией 1903 года. Поскольку в дальнейшем тексте рассказ идет только о Шекшове, то было непонятно, что же Рерихи нашли в Торках? Причину такого молчания прояснили черновые записи статьи "По старине", хранящиеся в Отделе рукописей Третьяковской галереи, из которых следует, что в Торках они действительно были, но старинных костюмов в селе уже не встретили, так как "эта старинная мода уже оставлена".
Задерживаться на пребывании экспедиции в селе Шекшово я не стану ― этому посвящен целый стенд на нашей выставке. Но несколько слов хотелось бы сказать об итогах путешествия.
После окончания экспедиции в творчестве Николая Константиновича происходят глубокие сдвиги. Для него по-новому открывается еще один вид стилизации ― русская иконопись, поэтому одним из итогов путешествия можно назвать появление религиозных мотивов в творчестве Н.К.Рериха. До поездки сюжеты картин Николая Константиновича носили, как правило, исторический характер. Теперь на его полотнах начинают появляться святые и подвижники, а чуть позднее он займется и собственно религиозным творчеством по украшению храмов. После отъезда Рерихов из России у Николая Константиновича исчезает возможность оформления православных церквей, однако, тема святых и подвижников, безмерно расширившись после соприкосновения с культурой Востока, прочно займет свое место в творчестве Н.К.Рериха.