На протяжении первых двух третей ХХ века в культурной антропологии, возникшей на пересечении нескольких наук – социальной психологии и палеопсихологии, физиологии высшей нервной деятельности, психопатологии и психиатрии, нейрофизиологии, лингвистики, кибернетики, семиотики, синергетики (теории аутопоэзиса) были совершены фундаментальные открытия, которые в силу некоторых специфически советских политических обстоятельств (прежде всего, так называемой «борьбы с космополитизмом» в конце 40-х – начале 50-х гг. и долгих отголосков этой «борьбы» в 60-е- 80-е гг.) остались совершенно неизвестны массе интеллигенции в нашей стране и учительству, как составной части этой интеллигенции.
К большому сожалению, основанные на этих открытиях знания о нейролингвистических механизмах управления деятельностью человека, во-первых, о знаковой, управляющей семиотико-кибернетической природе речи, во-вторых, о теснейшей связи между нейрофизиологическими механизмами управления человеческим поведением и речевой, знаковой, кибернетической природой этого управления, в третьих, о текстовом бытии знакового взаимодействия людей, в четвертых, о механизмах преобразования текстов (в частности об интертекстуальной природе понимания), в-пятых, до сих пор мало кому известны в России даже среди профессиональных психологов, лингвистов и культурологов. Не говоря уже о «простых учителях».
Очень коротко, суть переворота, происшедшего благодаря указанным открытиям в представлениях о взаимодействии людей и в частности об образовательном взаимодействии можно передать тремя рядами постулатов: 1. о суггестивной и контрсуггестивной природе речемыследеятельности; 2. о культуре (и, частности, образовании) как совокупности текстов, подчиняющихся кибернетико-семиотическим закономерностям порождения и преобразования информации; 3. об уникальности и самостроении (аутопоэзисе) каждой человеческой личности.
Суггестивная и контрсуггестивная природа речи, мышления и деятельности.
Все проявления высшей нервной деятельности человека (всё управление его деятельностью, всё, что он делает в мире и в себе самом, включая даже и многие чисто «животные проявления», такие как удовлетворение голода, сексуальных потребностей, активизацию и торможение жизнеобеспечивающих систем организма) – всё это имеет у человека социальную, коммуникативную природу, всё это регулируется речью, словом[13], всё это оказывается принадлежащим культуре, которая в свою очередь, есть не что иное, как мир знаков, символов, то есть тем или иным образом соединенных «слов».
Человеческая речь в свою очередь имеет две природы: «идеальную», семиотико-кибернетическую связанную с кодированием, передачей и декодированием информации, то есть отправкой, приемом и пониманием сообщений; и «материальную», связанную с работой органов дыхания, аппарата речеговорения (языка, гортани, губ) и речевосприятия (органов слуха, зрения, иногда осязания, той же гортани (малого язычка), определенных отделов в коре головного мозга (переднелобных и височных долей коры). Обе эти природы существуют нераздельно. Экспериментально установлено, что восприятие внешних речевых сигналов невозможно при обездвиженном «малом язычке» в гортани. Чтение и решение любых задач становится затруднительным или вовсе не происходит при нарушении функций переднелобных долей в коре, а выполнение команд, вообще следование инструкциям, работе по алгоритму – при нарушении функций височных долей головного мозга.
Само воздействие внешней речи на человека всегда опосредуется его собственным аппаратом речеговорения. Когда человек «слышит», «видит» или «осязает» обращенное к себе «сообщение», он проговаривает его в «свернутом», сокращенном, «заархивированном» виде, в форме чуть заметных движений гортани, губ, «малого язычка» и уже эта работа его «материальных речевых органов» запускает весь сложнейший мозговой и нейро-гуморальный механизм понимания и выполнения команды, скрытой в сообщении. Так же действует и любое «аутосообщение» - команда отданная человеком самому себе.
Первичная, базовая, наиболее древняя функция речи состоит в автоматической имитации с помощью собственных речевых органов «внешнего сообщения», которое благодаря специальному нервно-двигательному механизму интердикции (полного торможения любой активности) и суггестии (снятия этого полного торможения с одного строго определенного действия, обозначенного каким-либо знаком) побуждает человека помимо своей воли (точнее, против собственной «биологической выгоды», диктуемой каким-либо инстинктом или условным рефлексом) совершать именно это действие. Так человек «освобождается» от животного автоматизма, от собственных безусловных и условных рефлексов. Но одновременно человек попадает в абсолютную зависимость от «другого человека», от «суггестора», «внушающего» - любого внешнего социально-коммуникативного воздействия. Таким образом, первоначальная функция речи может быть определена как мощное, безусловное торможение всей рефлекторной системы управления организмом, и полное и безграничное внушение поступающих извне команд (из коллективных радений, обрядов, шаманства, первобытной магии и т.п.)[14].
Выход из этой зависимости – в «человеческом противостоянии» тотальному социально-коммуникативному внушению. Развитие форм такого «противостояния» и составляет содержание культурной истории[15]. В филогенезе, то есть историческом развитии человечества – это избегание контакта, переселения, создание новых языков - непонятных для непосвященных знаковых систем, этногенез, то есть формирование культурных миров, защищенных от вторжения «чужих суггесторов», выработка вертикальной иерархии, защищающая вышестоящих на социальной лестнице от прямого внушения нижестоящих, но и заставляющая нижестоящих воздействовать друг на друга не прямо, а лишь ссылаясь на волю «вождя», или «богов», или «обычая, закона предков». Вместе с тем, в процессе историко-культурного развития уже в сравнительно позднее время стали вырабатываться не только социальные «способы защиты от внушения» (наподобие защиты непониманием «чужого языка», или разным положением на социальной лестнице, или принадлежностью к разным «этно-культурно-религиозным мирам»), но, кроме того, люди стали создавать индивидуальные средства защиты от внушения. К таким индивидуальным средствам «контрсуггестии» можно с полным правом отнести «передразнивание», «высмеивание», «переспрашивание» и самовнушение, то есть уход от внушения:
· либо с помощью «лишения статуса» самого суггестора, превращение его тем самым в инсуггестора;
· либо тот же уход, но уже с перехватыванием инициативы путем «вопрошания», то есть втягивания суггестора в диалог, превращающий его в суггестента;
· наконец, уход от внушения путем «возражения», то есть предъявления команды самому себе, превращая тем самым уже самого себя в инсуггестента[16].
Необходимо, в этой связи, четко осознать, что, с точки зрения социальной психологии, так называемая новоевропейская личность и есть индивидуальный комплекс защиты от социокультурного внушения, выработанный в течение последних двух с половиной тысяч лет, и в особенности, на протяжении последних трехсот лет в странах Запада. Собственно же современная личностно ориентированная педагогика занимается в онтогенезе (индивидуальном становлении человеческой личности) формированием, развитием и укреплением сразу этих двух последних (см. пп. 4 и 5) противоположных процессов - и внушения (суггестии), и противостояния внушению (контрсуггестии).
Культура и, в частности, образование как совокупность текстов.
Такой поход к культуре во второй половине XX века сформулировали философы и культурологи французской школы: Ролан Барт, Жиль Делёз, Жак Деррида, Жан-Франсуа Лиотар[17]. Именно им мы обязаны ставшим уже почти банальным утверждением, что все тексты как предмет науки (и в том числе Мегатекст культуры, то есть вся культура как совокупность текстов и вещей), подчиняется кибернетико-семиотическим закономерностям преобразования и порождения информации.
Поэтому необходимо последовательно охарактеризовать, что такое тексты (какова их онтология), по каким основаниям группируются тексты (какова их классификация), каков механизм межтекстуального взаимодействия (как тексты интерпретируются-понимаются), каким образом взаимодействуют понимающие (какова не психологическая, но межтекстовая природа коммуникации), как характеризуются виды связей внутри мегатекста культуры, наконец, каким образом возникает социальная интерпретация потенциального текста культуры, другими словами - основа формирования содержания образования.
Онтология текстов. Текст состоит из выражений, выражения из знаков. Отдельный знак не несет информации, т.е. не имеет значения и смысла, они у него появляются лишь в результате взаимодействия с другим знаком (знаками) в выражении. Знаки находятся друг с другом в отношениях тождества (полной идентичности), отрицания (отмены), синонимии (подобия, но не тождества), и антонимии (противоположности, но не уничтожения).
Значение возникает в результате обмена знаков или выражений и может быть: тождеством («это» есть «то же самое»), отрицательным определением («это» не есть «то-то»), положительным определением («это» – есть «то-то»). Тождество – это значение выражения, где обмениваются друг на друга одни и те же знаки. Отрицательное определение - это значение выражения, где одни и те же знаки «отказываются» от обмена. Положительное определение – это значение выражения, которое возникло в результате обмена синонимов.