Альбер Камю предлагает нашему вниманию умозаключения и размышления человека, не принимающего мысль о Боге. По мнению этого человека, смысл жизни могла бы придать именно УВЕРЕННОСТЬ В БОГЕ, которая «привлекательней безнаказанной возможности поступать дурно». Но такой уверенности в описываемый момент у человека еще нет, и он пускается в поиски философских констант в лишенном творца, лишенном смысла мире.
В «Записных книжках» Камю описывает порой самые ужасающие, самые отвратительные примеры человеческого поведения ( напр., убийство пьянчужки в грязном квартале под католическое Рождество ). С особым любопытством Камю наблюдает за действиями российских революционеров и за действиями противостоящих им представителей власти, которые кажутся Камю не менее абсурдными, чем преступления первых. Так, «Дмитрию Богрову, убийце Столыпина, была оказана милость – дано разрешение быть повешанным во фраке». В статье с названием «Размышления о гильотине» Камю описывает сюжет с публичной казнью как логичное проявление абсурда на уровне государственном.
«А судьи кто?» - спрашивает вслед за русским классиком Альбер Камю. В «Записных книжках» он указывает на тесное переплетение революционеров и осведомителей в абсурдном – а значит отвечающим его теории – клубке, где каждый жалит предыдущего. С одной стороны, Камю претит цепочка убийств, рассыпанных по истории народов Европы. С другой стороны, он не принимает и миролюбия анархиста-толстовца, написавшего на двери во время оккупации: «Кто бы вы ни были, добро пожаловать» ( причем пожаловали полицейские-фашисты ). О самом Толстом Камю пишет так: «Во время суда над Шибуниным Толстой выступил защитником этого несчастного солдата, ударившего офицера, а когда Шибунина приговорили к казни, ходатайствовал о помиловании через свою тетку, которую просил обратиться к военному министру. Министр ответил, что не может ничего предпринять, потому что Толстой забыл указать название полка. Тетка написала об этом Толстому, но на следующий день после того как пришло ее письмо, Шибунин был казнен по вине Толстого». В связи с этим нужно заметить: хороша Россия, где происходят такие несообразности!
Оба явления – две стороны действительности, которую не принимает Камю. Камю в связи с этим размышляет о бунте: « .. бунт .. есть требование невозможной прозрачности сущего. В каждый очередной миг он ставит мир под вопрос .. бунт есть убежденность в давящем гнете судьбы за вычетом смирения, которое должно было бы этой убежденности сопутствовать», - пишет он в «Мифе о Сизифе».
Он не сам виноват в сложившейся ситуации. Ведь всякий раз герой Альбера Камю просыпается в атеистическом обществе, обезбоженном мире, где о Боге принято говорить, покачивая головой. Со скепсисом, с сраказмом, с иронией, гордо. Поэтому Камю не причисляет себя к ряду спекуляций о Боге – он говорит больше об абсурде мира. Ведь иначе он мог бы оказаться в положении интеллигента в атеистическом лагере, где невежественный надзиратель измывался бы над ним: «Все книжки читаешь! Ты, значит, умник».
Камю видит, что общество, которое установилось в современных буржуазных странах склеено из замалчиваний, вранья, страстей и взаимного обмана. Он приводит в «Записной книжке» цитату из Сент-Бева: «Я всегда полагал, что если бы люди хоть на минуту перестали лгать и высказали вслух то, что думают, общество бы не устояло». Однако писатель понимает, что борьба с нравами и представлениями современного буржуазного общества – вещь неблагодарная.
И Камю пускается в путешествие. Так же как герой Сартра. Он хочет увидеть природу, вернуться к спасительным старым привычкам. Он мечтает о том, чтобы вести дневник погоды. В соприкосновении с природой писатель находит гармонию, которую он напрасно искал в буржуазном обществе.
«Долгая прогулка. Холмы на фоне моря. И ласковое солнце. Белые соцветия шиповника. Крупные, насыщенно-лиловые цвет ы. И возвращение, сладость женской дружбы. Серьезные и улыбающиеся лица молодых женщин ( которые ближе к миру природы, нежели к клубку общественных обманных взаимоотношений ). Ни одной фальшивой ноты. Я связан с миром каждым моим движением, с людьми – всей моей благодарностью. С вершины холмов видно, как после недавних дождей под лучами солнца над землей поднимается туман .. я чувствовал, что этот чудесный день озарен солнцем. Доверие, солнце и белые домики, едва различимые оттенки. О, мгновения полного счастья, которые уже далеко и не могут рассеять меланхолию, одолевающую меня по вечерам.. Как красивы женщины в Алжире на склоне дня».
В другой записи Камю вспомнит долгий заход ослепительного солнца, цветущие олеандры в Монако и Генуе, синие вечера на Лигурийском побережье, одиночество, Пизу, живую и строгую, ее зелено-желтые дворцы, купола и берега Арно. Удивительное описание касается маленького дворика в монастыре Сан-Франческо во Фьезоле. Нельзя даже сравнивать эти величественные картины с образцами человеской мысли, вылившимися в те или другие общественно значимые формы