Критика. Впервые повесть была опубликована в журнале «Современные записки» в 1935 – 36 годах. Резко отрицательно отозвался о повести И.Шмелев. Вл.Ходасевич предположил, что это – «противо-утопия», в которой сатирически изображено будущее человечества, утратившего духовое начало. По мысли В.Ходасевича, в повести представлен «творческий бред» Цинцинната, а сама повесть есть игра самочинных приемов, заполняющих сознание героя. В.Варшавский, споря с Ходасевичем, возразил, что изображенный в повести мир – не творческий бред, но бред, существующий объективно, мир тяжелого социального давления ( «давления во впадинах», как сказал бы Кинг ).
По мнению Г.Барабтарло, который выделяет выделяет принцип градуированного восхождения от "внешнего" к "внутреннему другого", сюжет романа "Приглашение на казнь" "приводится в движение приливным действием повторяющихся сигнальных положений...каждое последующее звено отсылает к предыдущему, что важно не только для верного понимания всей сложности композиции романа и его внутреннего устройства, но и для понимания его существенного основания" ( цит. по Е.В.Радько, 2005, 14 ).
По завершении журнальной публикации "Приглашения на казнь" известный эмигрантский критик обнародует свою рецензию: "...уж слишком все причудливо, уж слишком трудно перестроиться, скажем так, на авторский ключ, чтобы оказаться в состоянии следить за развитием действия и хоть что-нибудь в нем уловить и понять.. жутко, дико! Но никак не скажешь - ничтожно. Вольно и свободно чувствует себя автор в созданном им мире. Только невозможно туда, в это пугающе-волшебное царство, полностью проникнуть. Какое нам дело до Цинцинната, с его видениями и воспоминаниями... Кто он, этот Цинциннат... На земле мы что-то таких существ не встречали." Г.Адамович в статье "Перечитывая "Отчаяние"" отмечает бутафорность и "кукольные" "мотивы" в романе, проводя отождествление с известной поэмой Н.Гоголя, выходит статья Бицилли "Возрождение аллегории" ( "Современные записки" ), где автор, поддерживая выводы Н.Андреева и Г.Адамовича, предлагает рассмотреть влияние "духовного опыта Салтыкова", а также пробует дать жанровое определение роману "Приглашение на казнь", называет его утопией "в буквальном смысле".
Дж.Конноли в статье "Terra incognita" и "Приглашение.. " говорит о перекличках между прозой Набокова и произведениями символистов[1].
В исследовании «Основы сюжетосложения в романе В.Набокова» мною было отмечено, что особенно очевидна в повести "Приглашение на казнь" ( само название которого может вызвать ассоциации с билетом или абонементом на необыкновенное, невиданное доселе зрелище ) ситуация «театра кукол» - обманного представления. Так, Цинциннат, по словам А.В.Успенской, - "единственная живая душа среди манекенов" ( Успенская А., 116, 117 )[2]. О "театре кукол" в "ПнК" писала Г.Савельева: автор, по ее мнению, «рисует картину ненастоящего, пародируемого, театрально-фальшивого кукольного мира, что решается, в первую очередь, на уровне метафор» ( цит. по Прокопьева, 260 ). Рассмотрим упоминания слов "клоун", "шут", "кукла", "фокус", "трюк", "цирк", "представление" в повести:
- при появлении мсье Пьера в романе раздается нелепый звук, словно "на ходу захлопал клоун, но затем бацнулся о барьер",
- мсье Пьер в финале романа называет своих помощников "шутами",
- Родриг называет "шутом" Романа,
- Цинциннат обращается к директору, называя его "куклой",
- в возражении Цинцинната звучат слова "Я в куклах знаю толк" ( мастерская кукол в романе),
- в письме Цинцинната к Марфиньке ситуация обрисована так - "мы окружены куклами",
- в дневнике Цинцинната - фраза "все-таки смотрите, куклы.."
- мсье Пьер показывает "фокусы" и делает "фотофокусы" - фотогороскопы,
- паук "как меньшой в цирковой семье, проделывает нетрудный маленький трюк над паутиной",
- камера Цинцината названа "ареной", потолок - "куполом", стены сравниваются с рампой, а Родриг Иванович - с "директором цирка" ( одет он соответственно ),
- на завершающее роман представление действительны билеты циркового абонемента,
- показ мсье Пьером своей силы и ловкости в камере Цинцинната назван представлением.
Похожая ситуация обнаружена в романе "Отчаяние". Так, при первом появлении Феликса Герман чувствует волнение, как при аккордах циркового оркестра, или когда оркестр играет туш - "или лучше: дробь барабана, как при задыхающемся акробатическом трюкe". При объяснении с мнимым двойником Герману чудятся все те же звуки оркестра. Кроме того:
- "двоюрный брат" Феликса - циркач, который, по его мнению, паясничал на праздниках,
- второстепенный персонаж - Ардалион - "человек с шутовской душой", говорящий "шутовским тоном" ( он напоминает Романа Богдановича из романа "Соглядатай", которого герой также называет шутом ),
- другие второстепенные персонажи "Отчаяния" нарочито сутулятся и носят "шутовские фуражки",
- Феликс сравнивается с безвольной "куклой" ( "была даже замeтна черта на шеe, гдe приставили голову" ),
- беленькая многовидная "лже-собачка" как и ряд непонятных Герману представлений сравнивается с "гнусным фокусом" ( как задача Валентинова в "Отчаянии" - "замысловатый шахматный фокус" ),
- упоминаются известные цирковые фокусы с картами, лентой, монетой.
Владимир Набоков. Лолита.
Композиция. "Лолита" - имя героини, природа которого не вызывает сомнения. С его утверждения и обращения к героине начинается роман.
Как в "Соглядатае" или "Отчаянии" настоящее "Лолиты" есть все, оживленное памятью. Как герой "Приглашения на казнь" Гумберт Гумберт находится у черты общественного приговора. Как повествователь "Других берегов", возвращается к летам детства и юности - "когда я был ребенком и она ребенком была".
Итак, "и Лолиты бы ни оказалось никакой, если б я не полюбил в одно далекое лето одну изначальную девочку В некоем княжестве у моря". "Княжество у моря" - это, разумеется, "королевство у края земли" Эдгара По, "экспонат первый представлял собой то, чему так завидовали Эдгаровы серафимы". Первая встреча с тезкой Эннабел Ли происходит в 1922 или в 1923 году, и обстоятельства, которые в том, что на героиню Эдгара По "из-за тучи безжалостный ветер подул", отзываются в романе упоминаниями Эола ( так же, кстати, как в стихотворении "Лилит" ).
Первая встреча с героиней иллюстрирована упоминанием об андерсоновской сказке "Русалочка", Гумберт потом подарит эту сказку Лолите.
В сущности, мотивы Эдема, "королевства у края земли", можно обнаружить и в ряде стихотворений Набокова, написанных еще в двадцатые - тридцатые годы прошлого века: "В стране стихов", "Крым", в переводах из "Гамлета", в указателе к "Бледному пламени" ( "васильковая заводь на западном побережье" ). Упоминания прекрасного, зацветающего сада, потерянного рая по В.Ерофееву, составляют экспозицию сюжета романа: в частности, это обращение писателя к теме экзотических фруктов - слив, смокв, персиков, бананов, фиников. Гумберт Гумберт сразу оповещает читателя о том, что встреча с юной Аннабеллой оказала роковое влияние на его устремления в будущем, - "на бледных отроковниц я мог взирать с той безнаказанностью, которая даруется нам в сновидениях". В финале романа - "пользуясь дивной свободой, свойственной сновидениям".
В развитии действия происходит знакомство читателя со второстепенными персонажами - Валерией, ее сожителем, якобы бывшим советником царя, якобы белогвардейцем ( как и Смуров ). Затем автор обращается к обзору печатных изданий, которым уставлен пол его камеры. Знакомому по роману "Приглашения на казнь", "Защите Лужина", "Дару". Рядом с детективным романом Агаты Кристи он обнаруживает брошюру "Кто есть кто в огнях рампы", где среди имен отыгравших свой час актеров находит фамилию своего соперника, режиссера и сценариста "сэра Клэра". До финала романа фигуру соперника будет сопровождать мотив "дурацкого дома", "бедлама реклам", окарикатуренной жизни ( см. фигуру соперника в романе "Камера обскура", таким же драматургом и постановщиком фильмов считался и Валентинов из "Защиты Лужина" ).
Есть еще несколько изданий Диккенса ( Иосиф Бродский утверждал, что человеку, прочитавшему Диккенса, выстрелить в себе подобного намного трудней, чем человеку, Диккенса не читавшего.. впрочем, Гумберта Гумберта это обстоятельство не остановило ), Элиота Китса. Как становится известно читателю, Гумберт Гумберт решил приступить к изучению английской литературы, а также не гнушается просмотром больших подшивок американских популярных журналов, из которых герой, любознательный поэт, извлекает все сравнения второстепенных персонажей - обывателей с морскими и земноводными животными. Эскимосок, обитавших среди докембрийского гранитного мира в окрестностях протянувшегося вдоль севера Канады в районе семидесятого градуса северной широты архипелага, он сравнивает с морскими свинками. Госпожу Гумберт - то с тюленихой, то с выбравшейся на берег ехидной. Господ из обслуги "Зачарованных охотников" называет "швайнами", благодушных гостей отеля - коровами и "розовыми свиньями" ( так "жирными свиньями" называл своих знакомых герой рассказа Леонида Андреева "Мысль" ).Нелестно характеризует герой и его опекавших титулованных докторов, поклонников "венского шамана" и его психоаналитического метода, из числа которых, впрочем, выделяет чудаковатого профессора, "который славился тем, что умел заставить больного поверить в то, что тот был свидетелем собственного зачатия" ( подобная теория существовала - она была выдвинута психоаналитиком Отто Ранком ).