Лосось без рек (стр. 2 из 63)

Однажды я спросил одного биолога, прекрасного специалиста в области математического анализа, что он узнал о лососе реки, которую изучал около десяти лет. Что понял он, каждодневно бывая там, наблюдая за рекой и работая с её серебристой рыбой? Узнал ли что-то, что он не смог бы выразить в цифрах? Есть ли вопросы, на которые не могли ответить его математические модели? Проник ли он в суть? Он вручил мне несколько листков бумаги, заполненных математическими уравнениями, и сказал: «Все, что я знаю - там, в цифрах». Технически он сделал свою работу, но близорукий подход помешал рождению другого взгляда, понимания или гипотезы, которая могла бы обогатить историю. Вот о чем поведали мне его уравнения.

Биологи, изучающие рыбу, обычно сосредотачивают свое внимание на популяциях, которые можно описать в цифрах. Они обращаются со статистикой так, как будто сами не зависят от экосистемы, которая их породила, и относятся к рыбе так, как будто она находится в полной власти управляющих ею людей. Биологи полагаются исключительно на модели, в которых популяции лосося - шахматные фигуры, перемещаемые по доске, а не живые создания, непрерывно взаимодействующие с окружающей средой, связанные с ней...

Рисунок I.1. Полуостров Олимпик и Национальный парк Олимпик в штате Вашингтон. (Источник: Рэнделл Мак-Кой, специалист ГИС, племя Клаллам, низовья Эльва Ривер) (Source: Randall McCoy, Geographic Information Systems [GIS] Technician, Lower Elwha Klallam Tribe)

Закончив наблюдения, я задерживаюсь на несколько минут. Сажусь на бревно рядом с большим, темным водоемом, и чищу апельсин. В быстро исчезающем свете водоем - чаша черных чернил. Я уверен, что мое присутствие прервало строительство кладки парой кижучей, скрывающихся в темноте водоема. Если повезет, в умирающем свете этого декабрьского дня мне удастся наблюдать, как спаривающаяся рыба движется от места укрытия к порогам, чтобы вырыть лунку для кладки. Кижуч здесь с единственной целью, здесь и повсюду на Северо-Западе. Взрослые лососи отдают последние дни и часы своей жизни, чтобы протянуть тонкую нить к следующему поколению. Эта нить тянется, по крайней мере, уже 10 тысяч лет, с того времени, когда дикий пейзаж полуострова Олимпик и его реки возникли из тающих ледников Висконсинского ледникового периода.

То, что совершит трудный прыжок от немногих оставшихся диких лососей к следующему поколению, находится в гравии, затонах, и стремнине этой реки и всех маленьких ручейков и рек региона. Тысячи икринок лосося уже отложены в гравий этого потока, миллиарды на всех реках. Они будут оставаться в кладках несколько недель в этот особенно опасный ранний период жизни. Множество икринок будет съедено хищниками вроде бычков, которые скрываются на дне потока или крохалями, которые тычут свои клювы в гравий, отыскивая икринки.

Обширная заготовка леса в бассейне Пишта усиливает опасность для икринок, лежащих в инкубаторах из гравия. Недавно, например, большая часть дороги для перевозки леса обрушилась. Треть мили её сдвинулось в приток, прихватив с собой большие куски склона холма и засыпав несколько лососевых кладок. На Северо-Западе дорожные разрушения и оползни - обычный побочный продукт лесозаготовок. Наводнения, ставшие сильнее после вырубки леса на склонах холмов, вымывают икру из кладок и перемалывают её в гравии. Смерть тысяч, а возможно и миллионов икринок лосося - издержки бизнеса, которые нельзя обнаружить в бухгалтерских книгах корпораций и агентств природных ресурсов. Нет записей, которые смогли бы сообщить нам, сколько икринок убито удушающим слоем грязи или каменной мясорубкой. Эти издержки спокойно перекладываются на лосося, и, в конечном счете, на семьи, которым его промысел даёт средства для существования.

Личинки кижуча из сохранившихся кладок покидают гравий и становятся свободно плавающей добычей. Они останутся в реке до тех пор, пока не отправятся в море весной второго года своей жизни. До того времени юный лосось должен пережить многие другие опасности. Те же оползни, что душат икринки, уничтожают и среду обитания молоди лосося, заполняя заводи, разрушая водные пищевые цепочки. Вырубка деревьев и кустов по берегам приводит к тому, что солнце нагревает воду до температур, невыносимых для молодой рыбы. И в лучших условиях лососи, начинающие жизнь маленькими розовыми шариками в гнездах гравия, не все доживают до выхода в море, а в условиях нашествия человека на среду их обитания всё меньшее количество молоди переживает период роста в реке и мигрирует к морю.

Короткий декабрьский полдень сменился почти полной темнотой, прежде чем кижучи двинулись к перекатам стремнины выше заводи. Я не могу видеть их, но слышу, как они плещутся. Я представляю их избитые, израненные о гравий тела, бьющиеся в гонке создания жизни до тех пор, пока смерть не настигает их. Послушав несколько минут, я выбираюсь из реки и прокладываю себе путь через путаницу веток и пней на вырубке к дороге, по которой начинаю длинный путь назад, к моему грузовику.

Это был холодный, тоскливый полдень. Пришло слишком мало лосося. Леса быстро исчезают, и дом лососей пустеет. Но в темноте, спотыкаясь на замерзших колеях, я думаю о том, как умирает дикий лосось, плещущийся в темноте, и это даёт мне надежду. Нить жизни, такая хрупкая в разоренных реках Северо-Запада, ещё не прервана. Дикий лосось уцелел, пережив времена вулканической активности, ледникового периода, созидания гор, пожаров, наводнений и засух. Я уверен, лосось выживет, если мы сможем управлять нашими действиями и отдавать обратно то, что мы берем у рек, чтобы сохранить их здоровые экологические функции. Пока я еду домой, мои мысли продолжают возвращаться к реке, текущей в темноте, и обнадеживающему плесканию кижуча, прокладывающего путь следующему поколению.

А на другой стороне Земли человек, который владеет большей частью бассейна реки, сидит в Лондонском офисе и решает судьбу Пишта и лосося. Как и биологов с их компьютерными распечатками, этого человека связывают с рекой лишь сухие, безжизненные колонки цифр. Принимая решения по уничтожению леса в бассейне Пишта, он думает о ценах на древесину на мировых рынках, о прибылях от различных сделок и о сотне других факторов. В груде документов на его столе нет ничего, что говорило бы ему о диком лососе, что плещется в исчезающем свете декабря в день своего последнего прыжка в следующее поколение.

Я биолог, мне много раз приходилось наблюдать дикого лосося на нересте, но мне приходилось работать и с колонками цифр. Двадцать восемь лет я работаю в реальном мире лососевых рек и абстрактном мире управления ими и вижу, что они всё больше отдаляются друг от друга. Это отдаление - результат отрицания связей, существующих между людьми и лососем, связей между людьми и любой частью природы. Господствующее в нашем обществе мировоззрение считает экосистемы складами для хранения и производства предметов потребления. Упорно утверждая, что человек стоит вне этих экосистем, мировоззрение требует управлять, манипулировать и «улучшать» их. Даже менеджеров ресурсов обучают тому, что раскол между людьми и экосистемами нужно сохранять и усиливать. Такой взгляд на мир породил конфликт, противоречия и исчезновение лосося.

Всё это ускользало от меня, пока я искал причины вне противоречий, вне конфликта, и вне попыток всех, включая менеджеров лосося, переложить вину за состояние лосося на кого-то еще. Когда я изучил историю отношений между лососем и людьми, я осознал силу нашего мировоззрения. Оно заставило нас делать ложные предположения о природе и своей роли в исчезновении лосося. То, что я обнаружил - и есть предмет этой книги.

Лососёвые – одни из древнейших обитателей тихоокеанского Северо-Запада, более миллиона лет они учились заселять и использовать почти всю пресноводную область, эстуарий и морскую среду обитания. Чавыча, например, процветает в потоках, текущих и через дождевые леса, и в пустыне. Она нерестится и в притоках всего в нескольких милях от моря, и в Скалистых горах в 900 милях от солёной воды. От вершины горы, где орел несёт лосося, чтобы накормить своих птенцов, до далеких океанских вод Калифорнийского течения и Аляски, лососи заполнили Северо-Запад, распространившись на площади, непревзойденной ни одним другим животным. Они подобны серебряным нитям, глубоко вплетенным в ткань экосистемы края. Уменьшение их численности до грани исчезновения - признак серьезных проблем. Красивый экологический гобелен, который обитатели региона называют домом, распускается, его серебряные нити потерты и порваны.

Миллионы лет главной силой лососей была их способность проникать везде и обитать в широком разнообразии сред обитания. Но с прибытием евроамериканцев эта черта сделала лосося уязвимым. Его повсеместное распространение привело к тому, что он вступил в контакт со всем диапазоном проявлений экономической активности человека. Это горная промышленность и вырубка леса в верховьях, пастбищное животноводство, ирригация и другая сельскохозяйственная деятельность вдоль всего течения, индустриальное и жилое развитие в низовьях реки и в устье, крупномасштабный коммерческий лов рыбы в океане.