Тысячи лет популяции лосося реагировали на сезонные циклы и ритмы экосистем. Теперь систему производства лосося должны были построить и направить люди, чьё представление о реках и лососе было серьёзно испорчено.
Одним из самых вредных последствий порченого представления о природе было то, что внимание менеджеров отвлекалось от основных причин уменьшения численности лосося. Главные проблемы, такие как разрушение среды обитания и перелов последовательно игнорировались. Бюджеты агентств и энергия их сотрудников были направлены на искусственное разведение, а не на защиту среды обитания. Отношение менеджеров рыбы к лесозаготовкам и плотинам и губительному воздействию, которое они оказывали на окружающую среду, служит хорошей иллюстрацией к сделке, разменявшей сохранение среды обитания лосося на рыбоводство.
Например, даже, несмотря на то, что Вашингтонские законодатели запретили сброс опилок в реки ещё в 1876 году, двадцать четыре года спустя специальный уполномоченный штата по рыбе жаловался, что эта разрушительная практика всё ещё остается главной проблемой в водах Пьюджет-Саунд. Потом он подтверждал: «Многие граждане делали запросы о том, почему мы не установили более строгое судебное преследование за нарушения законов о рыбе и дичи. Мы были вынуждены признать, что нарушения правил часты и известны департаменту». Он продолжал сетовать на недостаток фондов: «Сразу должно быть видно, что с ограниченным представительством и количеством денег на расходы, имеющимся в нашем распоряжении..., невозможно даже пытаться сделать что-то похожее на систематическое судебное преследование этих нарушений закона». Далее он предложил к осуществлению то, что он рассматривал, как предпочтительную альтернативу и раскрыл её высочайший приоритет: «Я решил, что наиболее важной работой в связи с Департаментом Рыбы было создание и надлежащее обслуживание рыбоводных заводов».42
Похожий подход избрали и менеджеры рыболовства в Орегоне.43 Приоритетом было определено искусственное разведение, а не защита среды обитания: скорее уход от проблемы, чем её решение. Основанием было предположение, что рыбоводные заводы могут поддерживать численность лосося и без здоровых рек. Строгое соблюдение законов, запрещающих сброс опилок, ждало до 1920-ых годов, то есть сорок пять лет с момента их принятия.44
Сплавные плотины и сплав леса были одними из наиболее эффективных методов разрушения дома лосося, когда-либо изобретенных людьми. Для того, чтобы компенсировать потерю среды обитания рыбы, блокированную сплавными плотинами или разрушенную сплавом, менеджеры вновь обратились к рыбоводству.45 Чтобы собрать икру для рыбоводных заводов, поперек потоков помещали стойки, представляющие собой деревянные плотины. Они полностью блокировали ход лосося. Не имея возможности пройти на нерест, лосось скапливался в водоемах непосредственно ниже стоек, где рыбоводы легко вылавливали его, и лишали икры.
Лесная промышленность доминировала в использовании рек настолько, что невозможно было даже разместить рыбоводные заводы, которые должны были компенсировать разрушение среды обитания. Деревянные стойки не могли противостоять большим «сплавам» воды и бревен, которые разрушали их. Это заставило A. C. Литла, специального уполномоченного штата Вашингтон по рыболовству предложить запрет действия сплавных плотин на то время, когда рыбоводы собирали рыбу.46 Некоторые рыбоводные заводы приспособились к работе лесорубов. Например, на федеральном заводе на реке Вайт Салмон в штате Вашингтон размещение стоек для сбора икры откладывали до тех пор, пока не пройдет последний в сезоне сплав леса.47 Даже в местах, где сплавные плотины не мешали сбору икры, крупномасштабная заготовка леса ухудшала качество воды настолько, что рыбоводные заводы приходилось закрывать.48 Вместо того, чтобы компенсировать разрушение среды обитания, первые рыбоводные заводы просто добывали икру диких популяций лосося, содействуя немного или вовсе ничем их выживанию. Заводы были всего лишь ещё одной напастью, с которой лосось вынужден был бороться.
Менеджеры также верили, что рыбоводные заводы смогут компенсировать и влияние сотен плотин, которые строились на стыке столетий чуть не на каждой реке региона.
Как и другие плотины региона, плотина на реке Эльва, стоящая на северных склонах полуострова Олимпик, штат Вашингтон, поставила потребность евроамериканцев в энергии выше потребности лосося в пресноводном доме.
Хотя трагическая борьба между плотинами и рыбой происходила в сотнях каньонов повсюду на Северо-Западе, история Эльвы имеет большое значение по двум причинам. Во-первых, там был создан прецедент использования рыбоводства для компенсации воздействия плотин; и, во-вторых, Эльва, может быть, могла бы отмечать дату первого сноса плотины ради возрождения лосося.
Эльва была продуктивным водоразделом, в который шло на нерест одно из самых больших стад лососей и стилхеда на полуострове Олимпик.49 Хотя в Эльву входили на нерест все разновидности тихоокеанского лосося, весенняя чавыча среди них выделялась.
История весенней чавычи Эльвы началась задолго до прибытия евроамериканцев и возможно, ещё до появления первых людей на полуострове Олимпик. Прежде чем плотины блокировали её перемещение, весенняя чавыча прокладывала свой путь вверх по узким каньонам и бурной воде Гоблинс Гейт, чтобы метать икру в самых верховьях реки. Узкие каньоны и быстрое течение действовали как биологический фильтр, который выборочно пропускал к местам нереста только самую большую и сильную весеннюю чавычу. Тысячи лет развивалась раса гигантов, особи которой обычно весили более 75 фунтов, а многие и более 100 фунтов.50 Тысячи лет большой весенний лосось проходил отбор на выживание в бурном течении Эльвы.
В 1890 году Томас Олдвелл купил заявку на ферму за $300 и стал владельцем участка земли на дне каньона Эльвы. Четыре года спустя ему явилось видение плотины, протянувшейся через его ферму от одной стены каньона до другой. Олдвелл хотел забрать мощь и энергию, которая произвела расу гигантов чавычи и использовать её на фабриках близлежащего города Порт-Анжелеса. Через семь лет он собрал капитал достаточный, чтобы построить плотину и осуществить свою мечту.51 Оставался один вопрос: сможет ли с плотиной Олдвелла сосуществовать весенняя чавыча? Но этот вопрос едва ли поднимался в планах и расчетах Олдвелла.
Законы штата Вашингтон запрещали строительство плотин, которые могли блокировать перемещения лосося, но прежде, чем началось возведение плотины на Эльве, специальный уполномоченный штата Вашингтон по рыболовству нашел в законе лазейку. В 1906 году «Jim Creek Light and Power Company» хотела перекрыть плотиной Джим-Крик. Предлагаемая плотина имела шестьдесят футов в высоту, и Джон Райзлэнд, специальный уполномоченный штата по рыболовству, был обеспокоен тем, что лестница для рыбы на столь высоком сооружении не будет эффективна. Тогда он предложил альтернативу - рыбоводный завод вместо лестницы рыбы. Таким образом он уладил дело и открыл лазейку в законе. Законодатели не санкционировали политику строительства рыбоводных заводов вместо лестниц рыбы до 1915 года.52
Олдвелл начал строительство своей плотины в 1911 и уже в сентябре того же года стало очевидно, что её строительство блокирует проход лосося. Местный губернатор, Дж. У. Пайк, писал Райзлэнду: «Я лично осматривал Эльва и притоки выше плотины и не мог найти ни одного лосося.…Кажется, будто тысячи лососей скопились у подножия плотины, где они непрерывно прыгают».53
Олдвелл остановил строительство прохода для рыбы отчасти потому, что основание его плотины вымывалось во время строительства, и его пришлось восстанавливать. К 1913 году, когда проход всё ещё был блокирован, новый специальный уполномоченный штата Вашингтон по рыболовству, Лесли Дарвин, нашел выход из тупика. Он использовал лазейку Райзлэнда и пошел дальше, соединив интересы Вашингтонского Департамента Рыболовства с видением перегороженной реки Олдвелла. Чтобы обойти букву, если не дух закона от 1890 года, Дарвин указал на то, что штат допускает преграды для перемещения лосося, если они созданы с целью сбора икры для искусственного разведения лосося. Далее, используя ставящую в тупик логику, он приравнивал плотину в 100 футов высотой к большой стойке рыбоводного завода, давая юридическое прикрытие незаконной в ином случае плотине. Дарвин предложил Олдвеллу: «Единственным способом избежать этого [строительства лестницы для рыбы] для штата будет возможность выбирать рыбу в основании вашей плотины и использовать её как собственно преграду для изъятия рыбы в целях рыбоводства».54
В 1914 году Олдвелл дал на это согласие, и в 1915 году рыбоводный завод приступил к работе.55 Подобно большинству первых рыбоводных заводов предприятие на Эльве было неэффективно, и в 1922, через год после того, как Дарвин уволился, оно было заброшено. Таким образом, плотина, которая как бы служила стойкой, стала просто плотиной без лестницы рыбы. Такова была судьба многих рыбоводных заводов, созданных Дарвином вместо лестниц.
Персонал Вашингтонского Департамента Рыболовства возвратился на Эльву через восемь лет и обнаружил, что часть чавычи всё ещё обитает на пяти милях свободного течения реки ниже плотины. Работники выловили рыбу, собрали икру и отправили её за пятнадцать миль, на рыбоводный завод реки Дандженесс. Как объяснил писатель Брюс Броун: «Департамент Рыболовства был склонен подходить к ситуации с Эльвой, как к смерти дальнего родственника: всё это несколько грустно, но ничего не поделаешь».56