В 1938 году губернатор Орегона Чарльз Мартин попросил Совет Планирования изучить и доложить ему о снижении уловов на Колумбии. Среди других рекомендаций Совет заявил, что необходимо изучить возможность создания заповедников лосося – притоков рек, выделенных исключительно для нереста лосося.67 Кажется, не существует свидетельств того, что изучение когда-либо было проведено. А если и было – всё равно, ведь предложенные заповедники лосося никогда не были созданы.
Росс Лефлер, помощник секретаря внутренних дел, в 1959 году подавал последний запрос на превращение Снейка заповедник лосося вместо того, чтобы продолжать строить на реке плотины, запланированные энергетиками. Он потерпел неудачу, и сегодня чавыча и нерка в Снейк находятся под угрозой исчезновения.
Заказники лосося остаются нехоженой дорогой.68 Привилегированной альтернативой всё ещё считаются рыбоводные заводы.
Через несколько лет после того, как Американская Комиссия Рыбы начала прививать икру тихоокеанского лосося на восточных реках, всё ещё не проявились признаки успешности этой работы. Несколько взрослых лососей время от времени помечались, но никаких заметных «стад» тихоокеанского лосося обнаружено не было. Защитники рыбоводства оставались оптимистами, считая, их работа устранит необходимость регулировать лов рыбы. Американская Комиссия Рыбы руководствовалась политикой, по которой «лучше расходовать немного общественных денег для создания рыбы в таком избытке, что она может ловиться без ограничения..., чем расходовать намного больше средств, удерживая людей от ловли того немногого, что всё ещё остается после поколений оскудения».69 Поэтому в течение первых двенадцати лет своего существования комиссия тратила от 75 до 85 процентов своего ежегодного бюджета на искусственное разведение.70
При такой приверженности культивированию рыбы каждый, вовлеченный в него, стремился увидеть признаки успеха своей работы. Ливингстон Стоун отправлял большую часть икры, собранной в рыбоводном заводе Мак-Клауд на восточное побережье, но несколько тысяч мальков каждый год выпускал и в Мак-Клауд. В 1878 году, когда федеральные и государственные комиссии рыбы заметили на Сакраменто рост производства консервированной продукции из лосося, они приписали это действию завода Стоуна.71 На самом деле, рост был недолгим и наиболее вероятно, отражал взрыв рыбацких усилий после того, как с 1876 по 1881 годы открылись восемнадцать новых рыбоконсервных заводов. Рыбоводы, ищущие любой признак успеха, делали заключения, основанные больше на их желаниях, чем на какой-либо реальной оценке.
Заявление о том, что искусственное разведение привело к увеличению уловов лосося на Сакраменто, показывает тревожное несоответствие научных подходов Американской Комиссии Рыбы. В большинстве областей исследований ученые комиссии были скрупулезны. Например, их биологические обзоры Великих озер отвечали высоким профессиональным стандартам. Но, когда дело доходило до рыбоводства, скептицизм ученых и осторожная оценка фактов падали жертвой слепого оптимизма и политической целесообразности. Если слепой оптимизм приводил их к преждевременным и ложным заключениям об успехе рыбоводства, то политическая целесообразность - необходимость защитить 85 процентов бюджета комиссии - делала такие заключения совершенно необходимыми.
В конечном счете, объем продукции консервных заводов Сакраменто снизился после 1883 года, несмотря на крупномасштабное развитие программы рыбоводства.72 На самом деле она, особенно после 1895 года, кажется, ускоряет снижение уловов ( Рисунок 6.2).
Пополнить реки Америки миллионами мальков с заводов и создать изобилие рыбы, снять ограничения лова – это был заманчивый план. Однако эта цель культивирования рыбы с самого начала перемешалась с нереальными фантазиями и политикой. Для того, чтобы продолжить свою научную программу, сохранить и увеличить бюджет Американской Комиссии Рыбы Спенсер Бэйрд использовал так называемые «подарки», распределяя продукцию рыбоводных заводов по избирательным округам конгрессменов. Как Бэйрд объяснил: «Частично наше распределение рыбы делается не столько для воспроизводства и распространения [но] как... обязательство некоторым конгрессменам и отдельным людям. Пока мы занимаемся этим делом, это все, на чем мы настаиваем. Конечно, если бы рыбы было недостаточно, мы не могли бы позволить себе тратить впустую даже маленький процент, но... при её изобилии мы можем позволить себе отбрасывать немного по политическим или другим причинам».73
Как только программа рыбоводства стала политическим инструментом, она получила иммунитет, защищающий её от тщательного рассмотрения и научной оценки. Успех и оптимизм приходилось поддерживать, чтобы сохранить уверенность в ценности даров рыбоводных заводов и, в конце концов, увековечить полномочия программы рыбоводства. В конце концов, менеджеры обманули сами себя, и стада дикого лосося заплатили за это страшную цену.
В 1883 году, всего через одиннадцать лет после того, как первый тихоокеанский рыбоводный завод начал добывать икру дикого лосося в Сакраменто, Джордж Браун Гуд из Американской Комиссии Рыбы заявил о полной победе рыбоводства. (Как отмечено в начале этой главы, Гуд сделал это необоснованное заявление на Мировой Выставке Рыбопромышленности.) Когда другие ученые подвергли его слова сомнению, Гуд поддержал свое заявление любопытным логическим построением: «маловероятно, чтобы Американский Конгресс или правительство Канады десять или двенадцать лет продолжали ежегодно ассигновать культивирование рыбы, если бы не считали его успешным не только с научной, но и с коммерческой точки зрения».74
Программа, начавшаяся со слепого оптимизма и быстро ставшая политическим инструментом, теперь прошла полный круг. Сомнительные поставки рыбы с рыбоводных заводов использовались, чтобы получить политическую поддержку и финансирование программ. При этом политическая поддержка считалась даже среди ученых мерой успешности программы. Благодаря своим идеологическим корням и ранней политизации рыбоводство настолько закрепилось в качестве главного инструмента управления лососем, что потребовалось ещё пятьдесят лет, чтобы оно подверглось пусть даже очень ограниченной научной оценке.
Уже через год после своего заявления об успехе Гуд был вынужден признать, что все попытки пополнить запасы тихоокеанского лосося на реках востока Соединенных Штатов потерпели неудачу.75 После десяти лет массового заселения тихоокеанский лосось не смог колонизировать восточные реки. Столкнувшись с этой очевидной неудачей, сторонники рыбоводства старались отыскать свидетельства своих успехов. Конечно, рыбоводный завод на Сакраменто явно повысил уловы лосося, сельдь и полосатый окунь, завезенные на Запад, успешно поддерживали промышленное рыболовство.76 Неудачи одного эксперимента - снабжения восточных рек лососем - было недостаточно, чтобы уменьшить безграничный энтузиазм массовых рыбоводческих программ.
Только в 1893 году преемник Бэйрда Машалл Мак-Дональд бросил первую тень сомнения на эффективность рыбоводства. Выступая на Мировом Конгрессе по Рыболовству Мак-Дональд сказал: «Я склонен думать, что мы зря положились исключительно на искусственное разведение, как на единственное и адекватное средство обеспечения работы нашей рыбопромышленности. Искусственное оплодотворение, выведение икры и выращивание мальков велись в громадном масштабе. Мы были настроены измерять результаты скорее количеством, чем качеством, оценивать наши триумфы скорее объемом, чем потенциальной возможностью. Мы уделили слишком мало внимания необходимым условиям, которые должны быть выполнены, чтобы максимально возвращать израсходованные деньги».77
Мак-Дональд разоблачал три основные ошибки мифа о рыбоводстве. Во-первых, рыбоводные заводы сами по себе не могли компенсировать недостатки в управлении ресурсом. Во-вторых, масштаб программы - например, количество выпущенных мальков, не был действительной мерой её успеха или неудачи. И, в-третьих, успех или неудача, в конечном счете, определялись состоянием реки, в которую выпускали рыбу. Не один Мак-Дональд относился скептически к возможности производить лосося без рек.
В том же году на собрании Американской Ассоциации Рыбопромышленников в Чикаго президент ассоциации Хершел Уайтейкер высказал похожие сомнения о практике культивирования рыбы. Хершел Уайтейкер велел рыбоводам сосредоточить больше усилий на пополнении рыбой её родных вод и поменьше переносить рыбу в неродные реки и озера. Он потребовал от них искать сотрудничества с учеными, и решать биологические проблемы путём осторожных экспериментов. Самое важное - он сказал им - недостаточно выводить большое число мальков. Он боролся за то, чтобы рыбоводы стали экологами; они должны были понять биологию рыбы, отношения между ней и её средой обитания. Двумя годами позже Уайтейкер пошел дальше, сказав рыбоводам, что они морально обязаны избегать пустой траты общественных денег, которую они себе позволяют, безо всякой надежды на успех выпуская малька в местах недостаточного регулирования лова.78