Находясь под воздействием иллюзий, считая, что рыбоводство решило проблему поставки лосося, менеджеры позволяли среде обитания деградировать, а уловам расти.45 Когда выживаемость рыбы с заводов резко снизилась в 1976 году, менеджеры лосося не посчитали нужным убеждать рыбаков в необходимости уменьшить лов истощающихся запасов искусственного и дикого лосося.
Поскольку количество кижуча в OPI области росло в течение 1960-ых, росло и число коммерческих рыбаков. Количество лицензий, выданных коммерческим рыбакам в штате Орегон, увеличилось с 2,565 в 1960 до 8,566 в 1978 году.46 Когда произошел обвал, большой флот спортивных и коммерческих рыбаков оказал политическое давление, чтобы сохранить высокие квоты уловов, и орегонские менеджеры лосося поддались. Оглядываясь назад на этот период, орегонский менеджер лосося Джим Мартин вспоминал: «Я был ученым, я нёс ответственность, и я должен был видеть наступление этого лучше, чем я это сделал». Но даже если бы он мог, он столкнулся бы с интенсивным политическим давлением за сохранение уловов. «Коммерческие и спортивные рыбаки требовали больше чем, как мы теперь знаем, мы должны были дать».47 Уступив давлению со стороны рыбаков в поддержку высоких квот, менеджеры лосося подготавливали условия для последующего регионального краха.
Демография рыбоводных заводов и диких популяций лосося подразумевала, что дикий кижуч станет самой большой жертвой при неудаче с контролем уловов. При новом режиме разведения молодь кижуча держали на заводе, пока она не подрастала и не была готова мигрировать к морю. Сохранение в защищенной окружающей среде рыбоводного завода на весь период пресноводной жизни увеличило выживаемость икра – малёк у разводимой заводом рыбы. Дикий лосось, метавший икру в реках, разрушенных за столетие деградации среды обитания, имел высокий процент смертности выхода мальков из отложенной икры. Таким образом, пара кижучей в рыбоводном заводе посылала к океану большее количество мальков, чем пара дикой рыбы, метавшая икру в реке. Такое различие в нормах выживания искусственной и дикой рыбы на ранних стадиях их жизни подразумевало, что взрослый, искусственно разведенный взрослый лосось мог обеспечить более высокие уловы, чем дикий. Но, сохраняя высокие нормы уловов для смешанного вылова искусственно разводимого и дикого кижуча, менеджеры лосося допустили перелов дикой рыбы. Нормы эксплуатации достигли 88 процентов, слишком много, чтобы дикий кижуч смог это выдержать. Количество взрослого кижуча, достигающего естественных областей нереста резко упало в начале 1970-ых - явный признак того, что нормы уловов уже воздействовали на дикого кижуча.48 Допустив быстрый рост рыболовства и высокие квоты уловов, менеджеры лосося не дали дикому кижучу оправиться от спадов численности 1920-ых, 1930-ых, и 1940-ых годов.
В 1980 году, чтобы поддержать численность быстро уменьшающихся диких популяций кижуча, и при этом избежать уменьшения уловов, Департамент Рыбы и Дикой Природы Орегона начал прививать избыток рыбы рыбоводных заводов штата в районы естественного нереста и роста лосося. В действительности, это было возвращение к методам, которые использовались в самые ранние годы программ рыбоводных заводов. На сей раз, однако, такое прививание тщательно оценивали. Печально, но попытка использования рыбоводных заводов для увеличения рождаемости естественных популяций не только не удалась, но и фактически привела к дальнейшему её сокращению.49 Одомашненная рыба с рыбоводных заводов нерестилась на месяц или два раньше, чем дикий кижуч. Когда молодь кижуча из рыбоводного завода была помещена в потоки, благодаря своему численному превосходству она заместила своих диких кузенов. Но когда взрослая рыба искусственного происхождения возвратилась, она нерестилась раньше, во время паводков и наводнений, смертность у её икры и мальков была намного выше, чем у нерестящейся позже дикой рыбы. Ранний нерест, положительное свойство на рыбоводном заводе, был губителен в дикой природе.
Как мы видим, перелов запасов дикого лосося - следствие программ рыбоводства. В 1993 году Сэм Врайт, старший биолог рыболовства штата Вашингтон, опубликовал резкое эссе на эту тему. Он приводил доводы против практики увеличения уловов, игнорирующей опустошение диких популяций, которые она неизбежно причиняла. Агентства управления, разрешавшие такие высокие нормы улова, фактически уничтожали дикие популяции, писал он, и «большинство людей считает, что агентства не должны потворствовать исчезновению». Он определил 3,500 миль недогруженной среды обитания в низовьях реки Колумбия, где дикая рыба могла бы метать икру, но которые были пусты из-за чрезмерного вылова.50 В действительности, дорогие программы рыбоводства просто подменяли естественное воспроизводство, уничтоженное переловами. Даже хуже, заводы, увеличивая численность рыбы для рыболовства, завершили уничтожение биоразнообразия лосося, как и среды его обитания.
В Канаде менеджеры лосося разрешили спортивным и коммерческим рыбакам вылавливать 95 процентов рыбы, включая дикого лосося, смешанного с рыбой рыбоводных заводов. Столь высокие нормы лова уничтожили меньшие дикие популяции, ставя рыболовство в зависимость от всё меньшего количества запасов.51 Как писал канадский биолог Карлу Валтерсу, «Приблизительно 50% рыбы, которую мы берем, происходит от нескольких искуственно выведенных популяций, и нормы выживания этой рыбы в море снизились настолько, что это не служит хорошим предзнаменованием долгосрочной устойчивости».52 Уверенность в рыбоводстве маскировала постепенную потерю биоразнообразия лосося. В Британской Колумбии с 1950 года были потеряны приблизительно 30 процентов нерестящихся популяций лосося.53
Перед смертью в 1965 году биолог Б.Ф.Томпсон опубликовал работу, в которой описал все коварные последствия упрощенной системы управления уловом–разведением. «Мы регулируем наше рыболовство, - написал он, - но концентрируем его на лучших видах, и они один за другим уменьшаются или исчезают, и мы даже не следим за их судьбой... зная только, что наши общие уловы уменьшаются, в то время как мелкие популяции одна за другой исчезают незамеченными в той большой смеси, которую мы вылавливаем». Он продолжал, заключая: «Мы очень недооцениваем то, что необходимо или когда это необходимо, и сохраняем чувство убежденности в своей правоте».54 С исчезновением каждой малой популяции, каждым вымиранием стада, теряется биоразнообразие. Это качество позволяло лососю противостоять ледниковым периодам, подъемам гор, потокам лавы, изменениям условий океана и давлению всей индустриальной экономики. Трагично, но именно это биоразнообразие систематически уничтожалось более 100 лет разрушением среды обитания, переловами, и технологией рыбоводства. Если тихоокеанский лосось должен выжить, ему понадобится всё его оставшееся эволюционное биоразнообразие. И ему будут нужны здоровые реки, создающие и поддерживающие это биоразнообразие.
Сегодня мы сталкиваемся с наследством более чем столетнего управления лососем, основанного на наборе ложных предположений. Естественная среда обитания лосося разрушалась, в то время как мы тратили сотни миллионов долларов на рыбоводство, преследуя безрассудную мечту о создании лосося без рек. Каждый независимый научный обзор существующей системы управления призывает к генеральной перестройке, но бюрократическая система управления лососем всё ещё цепляется за статус-кво, защищает программы рыбоводства, и бездумно остается в объятиях устаревшего мировоззрения, благодаря которому в 1872 году и появились рыбоводные заводы.
Рыбоводство играет уникальную двойную роль в текущем кризисе. Они ясно были обозначены как часть проблемы, и все же многие видят в них важную часть решения. Менеджеры лосося разбираются с этим очевидным противоречием просто: они утверждают, что проблемы рыбоводства остались в прошлом, теперь они решены. Действительно, заводы изменились, и их технологии сегодня очень развиты. Высокотехнологичное оборудование, улучшенный контроль болезней, лучшее питание, новая технология маркировки и стандартные операционные методы, которые используют опыт животноводства и основаны на генетических принципах – все это улучшило здоровье рыбы в рыбоводных заводах и позволило нам лучше оценивать её долю в уловах.
Но что происходит после того, как рыба рыбоводных заводов выпущена - как она затрагивает экосистему и дикого лосося? Этот вопрос остается главным. Ответов всё ещё мало. Вероятно так и останется в ближайшем будущем, потому что менеджеры энергично защищают статус-кво и нападают на ученых, задающих вопросы о культивировании рыбы или проводят исследования по оставшемуся без ответа вопросу.55 В ответ на кризис лосося и все вопросы, которые он поднимает, Департамент Рыбы и Дикой Природы Орегона недавно упразднил отдел научных исследований и объединил управление лова и менеджеров рыбоводства - Богов Вчерашнего Дня. Таким образом, статус-кво укрепилось и гарантирует, что любые изменения будут поверхностны.
На самом деле, все сделанные до настоящего времени изменения обходят острые углы программы и необходимость её серьезной перестройки. Рыбоводные заводы - не единственная проблема в необходимости совершенно новых подходов, если лосось должен выжить. Например, судья Малком Марш из федерального окружного суда недавно отчитывал Национальную Службу Морского Рыболовства. Она робко использует свою власть, реализуя закон «Об Исчезающих Видах», не смеет повлиять на федеральную систему гидроэнергетики, чтобы та предприняла действия для защиты внесенных в список закона «Об Исчезающих Видах» стад лосося. Марш сказал Службе Рыболовства, что их усилия были «слишком сильно были привязаны к статус-кво» и поэтому закончились «относительно малыми шагами, незначительными усовершенствованиями и регулированием в то время, когда ситуация буквально кричит о генеральной перестройке». Судья Марш был прав, но ту же критику можно обратить к менеджерам лосося и их изменениям в программах рыбоводства.56