Местные общины также всё больше интересуются сохранением своих рек и лососёвых стад, они объединяются для работы по программам восстановления. «Спасите лосося!» - эти слова стали девизом сплочения, возрождающим дух многих общин. Например, недалеко от моего дома группа под названием «Wild Olympic Salmon» взяла под опеку маленький ручей Чимакум Крик, протекающий через территорию общества. Группа выполнила около двадцати проектов восстановления - от посадки деревьев и очистки гравия, до восстановления структуры среды обитания в ручье. Каждой осенью члены общины также организуют Церемонию Первого Лосося, на которую собирается всё сообщество, чтобы отметить праздник лосося и укрепить свою связь с рыбой и рекой. Все это - признак растущего сознания необходимости перемен. Люди чувствуют, что отношения между лососем и человеком нужно менять.
В поисках руководства о том, как изменить историю лосося, мы можем обратиться к биологу дикой природы Альдо Леопольду. Когда более пятидесяти лет назад он начинал определять основу Новой Этики Земли, ему стало ясно, что изменить старые привычки будет невероятно трудно. «Робость, оптимизм, или непреклонная приверженность старому образу мышления и действия, - писал он, - наверняка или уничтожат остающиеся ресурсы, или приведут к политике, ограничивающей их использование до минимума».8 Несмотря на то, что Леопольд писал это утверждение не о лососе, оно прекрасно подводит итоги случившегося.
Мы пришли к тому, что ждем решения больших проблем только от крупных программ, разработанных экспертами, которые дают оптимистические прогнозы. Да, программы помогают организовать и направить усилия, эксперты играют важную роль. Но ключ к фундаментальным переменам, и, в конечном счете, ключ к выживанию лосося, лежит в каждом из нас. Леопольд сказал нам, что есть вопросы, решение которых мы не можем предоставить одним только экспертам, вопросы, «которые каждый человек должен решить для себя, и интуитивное заключение неспециалиста возможно будет столь же верно, как и решение профессионала. Одно из этих решений будет правильным. Другое – прекрасным».9
В контексте текущих дебатов о диком лососе, я полагаю, что «верное решение» относится к тому пути, на котором мы уравновесим наши сегодняшние потребности с моральным и законным обязательством сохранить красную рыбу для будущих поколений. А «прекрасное» - относится к экологическим чудесам рек Северо-Запада, их огромной естественной производительности, их удивительному биологическому, геологическому и климатическому разнообразию и биоразнообразию лосося. Наше суждение о том, что верно, а что прекрасно, и определит качество мира, в котором будут жить будущие поколения. Оно определит, какого лосося увидят дети наших детей - реального или лазерного. Эксперты, обладающие технической информацией, могут, конечно, определить состояние отдельных популяций лосося, но принять решение, продолжат ли эти популяции существование, должны мы.
Что правильно, а что прекрасно - вопрос личных ценностей. Именно поэтому мнение каждого индивидуума столь же весомо, как и мнение эксперта. Однако, дебаты об окружающей среде, отражающие различие ценностей спорящих сторон, часто перерастают в выбор между экономическими и экологическими ценностями, между краткосрочными экономическими потребностями и долгосрочными обязательствами перед будущими поколениями. Дебаты, ставящие людей вне экосистем, в которых они должны жить, или противопоставляющие наше поколение будущим не могут дать положительного результата. В конечном счете, проиграет каждый. Мы должны избежать этого курса саморазрушения.
Нам необходимо найти путь, который позволил бы достичь баланса природы и общества. В условиях индустриальной экономики и административных барьеров, властвующих в водоразделах тихоокеанского Северо-Запада, борьба за создание устойчивых отношений между лососем и людьми была сложной смесью политики, науки и мифов. На протяжении нескольких последних десятилетий мы не принимали во внимание устойчивость окружающей среды, и лосось продолжал свой путь к исчезновению. Вся мощь науки, вся власть правительства и все богатства индустриальной экономики не сумели найти путь устойчивого сосуществования людей и лосося в водоразделах Северо-Запада.
Если у нас есть хоть какая-то надежда на восстановление лосося до его жизнеспособного устойчивого уровня, мы должны начать уделять больше внимания его миру. Не тому миру, что существует сегодня, но тому, что существовал прежде, чем мы упростили его, взяли под контроль и «улучшили». И пусть часть нанесенного рекам вреда нельзя исправить, изменить ещё можно многое. Ненужные плотины можно удалить или разрушить. Прибрежные зоны можно защитить от пастбищ, установив заборы. Самое главное, мы можем позволить рекам излечить себя самим. Естественные процессы восстановят естественную физическую структуру рек, так, чтобы лососи смогли возродить своё разнообразие. И свои усилия мы должны направить на весь водораздел – на всю цепочку сред обитания лосося, от истоков до устья - и дальше, к океану.
Возможно, ряд статей в Idaho Statesman об экономической рентабельности удаления плотин из низовьев Снейка вместе с опросами, показавшими, что люди теперь отдают более высокий приоритет выживанию лосося, а не промышленности, являются признаками того, что мы продвинулись на дюйм к балансу между естественной экономикой и индустриальной. Но пройти дальше этих первых шагов и достичь реального баланса будет очень нелегко. Это потребует смены фундаментальных и давнишних понятий - но не вернет нас, как некоторые опасаются, к уровню жизни 1850-го года. Историк Артур Мак-Эвой написал, что отказ наших попыток доминировать над природой «не должен повлечь за собой смену... анимизма или индустриализма на экономику собирательства и охоты». Он пояснил: «Это означает только учиться беспокоиться о других живых существах». Это - особый талант, которым обладают люди.10
Когда я разговариваю со своим другом Томом Джеем, поэтом, скульптором и человеком, любящим лосося, беседа часто переходит на тему спасения рыбы. Что мы можем сделать, и что мы должны сделать? Спасать остатки разрушенных популяций? Том верит, что восстановление лосося не потребует ничего, кроме перемен в нашей культуре. Я согласен с ним в принципе. Но в то же самое время, перемены такого масштаба мне трудно постичь. Я убежден, что первый шаг в создании культуры, способной сосуществовать с лососем – воспитание культуры внимания. Людей надо научить слушать мир, в котором они живут. Мы вновь должны воссоединиться с естественным миром. Как индивидуумы, и как общество, мы должны обратить внимание на землю и реки, а особенно на последствия всего, что мы делаем.
Политические лидеры и чиновники тихоокеанского Северо-Запада часто говорят о лососе и текущем кризисе. Я всегда внимательно слушаю их речи, но я хотел бы услышать, что сказал бы каждый из них, если бы действительно думал о лососе. Нет, они говорят о вещах, которые соединяют людей с людьми, а не о том, что соединяет людей с лососем. Они задают вопросы вроде: «Кто виноват? Насколько велик бюджет и как он распределен? Как мы можем избежать действия закона «Об Исчезающих Видах»? Кто в ответе за кризис? Почему я должен платить, чтобы спасти лосося?» Они говорят, они пишут планы, и не слышат, о чём говорят земля, реки и лосось. Как писала литератор Нэнси Лэнгстоун: «Есть пути жизни на земле, на которых ей платят вниманием, и пути, на которых этого не делают».11 Мы не платим земле вниманием.
С точки зрения Тома Джея нашим первым шагом к достижению культуры, способной беречь лосося, должен стать по совету Лэнгстоуна поиск способа отплатить вниманием земле и воде, которые мы разделяем с лососем. Как нам научится это делать? Можно изучить естественную экономику и то, как другие культуры жили в гармонии с ней. Можно узнать больше о естественной жизни рек и о том, как человеческое развитие затрагивает их. Можно создавать группы самим или присоединяться к уже действующим, чтобы защищать среду обитания лосося. Можно призывать к возвращению лосося. Или просто наблюдать и слушать, и, может быть, уделить внимание одной единственной рыбе.
Это - конец пути, подумал я, позволив своему рюкзаку-электролову соскользнуть на землю; даже лосось Кларка не сможет подняться на такую высоту. Апрельский воздух охладил мою пропитанную потом рубашку. Я стоял рядом с небольшим притоком Пишта на северной стороне полуострова Олимпик, высматривая лосося Кларка. Его присутствие здесь определяет, достаточно ли защищен речной поток окружающим лесом после вырубки.
Немногие когда-либо увидят этот ручей; он никогда не появится на обложке рыбацкого журнала. В этом месте я мог бы встать на оба берега и наблюдать за потоком, текущим меж ног. Последние сотни ярдов давались тяжело. Склон становился всё более и более крутым, и мне приходилось прокладывать путь через путаницу поваленных ветром деревьев. И все же в каждом месте, где я активизировал электролов, лосось Кларка выплывал из-под бревна или нависающего берега. Опыт прошлой поверки говорил мне, что верхний предел для лосося в этом маленьком ручье должен быть дальше по течению, ближе к входу в каньон. Хоть я и не ожидал найти головореза так высоко, я не удивился. Работая с дикой форелью и лососем, всегда ожидаешь неожиданностей.
Залом из брёвен передо мной должен стать концом пути - верхней границей для этой красочной дикой форели. Гниющие бревна последней вырубки были навалены, возвышаясь приблизительно на четыре - пять футов и перекрывая вход в каньон. Десятилетиями поток пробивал себе путь через путаницу древесины и затем каскадами спускался вниз по завалу тремя маленькими ручьями, каждый из которых при спуске образовал череду маленьких прудиков. Каждый из них был окружен мхом и вмещал несколько стаканов воды. Я был убежден, что выше этого барьера форели не будет, но чувствовал потребность убедиться в этом лично.