Средствами памяти могут выступать перцепты объектов, находящихся в понятных связях с основными предметами запоминания - воспроизведения - забывания. Так, организуя свою память, мы привлекаем «напоминающие вещи», «сопутствующие обстановки», «присутствующих», если хотим запечатлеть и вспомнить, или исключаем любые предметные напоминания, если хотим забыть.
Если мы желаем сами выступить средством собственной памяти, мы скорее всего используем телесные движения и действия. Почти в магическую зависимость поставим свои жесты, поведенческие акты, пластическую экспрессию, голосовые движения с тем содержанием, которое они должны помочь сохранить, извлечь или, возможно, устранить из реализующегося опыта. Действие может соединить и структурировать плохо соответствующие друг другу материалы запоминания. Действие вызывает вспоминание вещей, интеллектуально не сводимых, ассоциативно не закрепляемых, личностно не значимых. Так, наш приближающий жест напоминает нам о мимолетных хороших чувствах, которые мы испытали когда-то к мало симпатичному, но неизбежному в нашей жизни человеку, и мы пользуемся этим жестом для поддержания отношений с ним. С другой стороны, отстраняющие движения и жесты помогают далеко внутренне спрятать нежелательные объекты..
Образные структуры и их элементы также часто выступают сопутствующими причинами запечатления, извлечения и несохранения. Доступные и значимые образы могут удержать в связи с собой новые, недостаточно освоенные содержания. Они же направляют наш поиск в процессах воспроизведения ускользающих, распадающихся впечатлений. Припоминая, к примеру, неотчетливые детали какого-то события, мы можем сначала актуализировать фантазийный или символический образ, устойчиво возникший в представлении в момент протекания этого события. Запоминая и впоследствии воссоздавая сложные логические содержания, мы часто находим опору в образах их знаковых или схематических изображений. В нашем желании избавиться от навязчивого деструктивного воспоминания, нам может помочь воображаемое разоблачение, нивелирование, придание комических свойств его объекту. Той же цели может служить образотворческое отреагирование на травмирующий предмет или ситуацию, когда репродукция последних трансформируется в фантазийном изображении (картине, скульптуре, драматизации и т. д.) и, меняя знак своего проживания нами, приобретает новые смыслы и качества.
Искушенность в опосредовании мнемических процессов достигается при активном использовании логических элементов и структур. С помощью понятийного структурирования легче удерживаются ключевые моменты образов с множеством предметных составляющих и межпредметных связей. Понимание абстрактной сущности происходящего позволяет удержать и воспроизвести последовательность и образное наполнение сложных событий. Установление логических связей и отношений между элементами опыта позволяет эффективно сохранить и припомнить каждый из них за счет мыслительной актуализации других. Рефлексивные средства или мысленная фиксация того, как и что мы думаем об объекте запечатления и потенциального воспроизведения, обеспечивают особенно надежное закрепление данного объекта в индивидуальном опыте. Обновление сферы идей и представлений личности часто связано с устранением или несохранением старых содержаний, что, в свою очередь, существенно определяется критикой мысли по их поводу. При бессознательном желании уменьшить вероятность актуализацию знания, плохо согласовывающегося с нашим устоявшимся пониманием мира и себя, мы спонтанно и эффективно используем прием, который М. Мамардашвили назвал «отобъяснением», то есть мысленным завершением своего отношения к этому знанию. Объяснив для себя что-либо, создав запрет на его проблемность, мы скорее всего забудем это.
Намечая, но не завершая логические порядки собственной жизни, упорядочивая ее внутренние и внешние события в автобиографическом тексте, письмах, дневниках, исповедях, мы многократно усиливаем возможности воспроизведения своего прошлого.
Осознанные переживания также могут выступить агентами изменений мнемических процессов. В частности, запоминание становится более глубоким и эффективным, если его объект вызвал у нас положительное эмоциональное отношение, которое мы хотели бы продлить в последующих встречах с ним. Если с объектом связывается опыт отрицательного переживания, отметившего неконструктивность наших действий, этот объект легче сохраняется в сравнении с аффективно нейтральными. Некоторые деструктивные переживания способствуют несохранению травмирующего содержания, помогая сознанию отстраниться от него. Напротив, вызывая и проживая эмоциональное «сопровождение» отсутствующего объекта или прошлого события, мы можем инициировать его полное и детальное воспроизведение, осознание, рефлексию. Иногда, погружаясь в интенсивные и захватывающие переживания, мы используем их чувственный контур, нанизывая на него то происходящее, что хотели бы запечатлеть и направленно воссоздавать. Так, устойчивый эмоциональный рисунок нашей любимой социальной или профессиональной роли помогает нам удерживать и легко воспроизводить образно – понятийный состав ролевых функций.
4. Качества мнемических процессов и эффектов.
Качественные характеристики памяти зависят от достигнутой в ее динамике гармонии сознания и бессознательного, от активности и самостоятельности субъекта при решении мнемической задачи, от общего уровня и конкретных способов опосредования мнемической деятельности. Они выступают показателями успешности и продуктивности процессов памяти, свидетельствуют о возможностях ее субъекта, выражают потенциал мнемической функции как определяющей зрелость других психических форм. Качества памяти указывают на соответствие ее продуктов объективным параметрам определенного жизненного материала, а также на возможность продуктивно сберегать субъективные впечатления, возникшие по поводу данного материала. В этом плане любое запоминаемое и воспроизводимое так или иначе отвечает конкретному объективно – субъективному событию жизни. Качественный анализ памяти касается ее отношения именно к этой единице реальности.
Полнота памяти заключается в запечатлении и сохранении всех существенных составляющих жизненного события при правильном установлении и воспроизведении основных образно – понятийных связей и их смысловых наполнений. Например, в книге, с которой мы работали, нам понравилась какая–то мысль (понравившаяся мысль – событие жизни), и мы без искажений содержания ссылаемся на нее в своем научном докладе, не заботясь о том, чтобы употребить буквально те же слова, которые использовал автор. Если же мы сохраним без изменений и вербальную форму идеи, то наша память проявит свою точность. Последняя указывает, что материал памяти и содержательно, и формально сберегается в том виде, в каком он был изначально вовлечен в деятельность.
Прочность как качество памяти характеризует успешность запечатления события, подкрепленную длительным сохранением и периодическим точным воспроизведением. Когда через многие годы после первой удачной ссылки на упомянутую идею, мы вновь без утраты содержаний возвращаемся к ней в своей публичной лекции, но скорее всего в другом контексте, тогда становится очевидно, что давнее событие надежно укоренилось в нашем опыте, вошло в живую структуру прошлого психической жизни. Полнота – точность – прочность определяют гармоничный контур мнемических результатов, в котором каждый из них увеличивает вероятность других. Это лучшие критерии образования глубокого впечатления об объекте памяти, если речь идет о жизненном материале, затронувшем мир наших желаний и значимостей.
Однако, данные качества принято также узко рассматривать как атрибуты хорошего научения. Для сравнения: в воспоминаниях человека зрелых лет вдруг всплывают все слова песенки, разученной однажды в детстве, исполненной при гостях и «забытой» на долгие годы. И другое дело, когда этот человек возвращается к любимым в юности стихам («быть знаменитым некрасиво…»), слова которых стали его личными символами на всю жизнь.
Реконструкция – еще одно качество памяти - имеет место при сознательных или бессознательных преобразованиях структуры события с целью достичь ожидаемого результата запоминания, забывания, или воспроизведения. Для лучшего запечатления мы можем ввести в событие элементы других событий. Например, желая запомнить лицо ребенка, мимолетно встреченное мной в счастливый момент жизни, когда хочется сохранить все происходящее, я отмечаю его похожесть на виденный в Лувре детский портрет и соединяю черты реального человека с чертами изображения.
Желая детерминировать забывание, мы можем растворить нежелательное событие в потоке впечатлений, которые скроют его от поверхностного сознания. Например, сказанную ложь о своем «недомогании», можем рационально представить для себя как условие решения более важных задач, чем те, ради которых нас напрасно ждут. Особенно легко забываем, что солгали, если наши предпочитаемые дела успешно пошли и завершились.
Желая занять по отношению к своей жизни позицию человека наблюдающего, проясняющего, рефлексирующего, мы культивируем установку на возможно более полное воспроизведение впечатлений о ней. В соответствии с данной установкой, мы будем создавать множество мысленных, символических, воображаемых связей между содержательными фрагментами жизни, чтобы формировался не рассеянный, а целостный, «собранный» материал памяти. Здесь от мнемической реконструкции зависит глубина нашего проникновения в собственную жизнь, наши «усилия жить».