Старовойтенко Е. Б. Современная психология : формы интеллектуальной жизни издательство «Академический проект» Москва 2001 (стр. 59 из 101)

«Все современное мышление пронизано необходимостью помыслить немыслимое. Осмыслить содержания «в себе» в форме «для себя», снять с человека отчужденность, примирив его с собственной сущностью, снять покров с Бессознательного, углубиться в его безмолвие или вслушаться в его нескончаемый шепот.» ( 139, с. 348 )

Научная рефлексия Фрейда была обращена не только к закономерностям психики, тонко выявленным в самонаблюдении, а также осознанными, объясненными другими исследователями, но и к тем, данные о которых на определенных этапах поиска лишь смутно выступали на поверхность его сознания. Рефлексия нашла первичную опору для творчества ученого в символическом понятии libido: Оно обозначило те загадочные особенности индивидуальной психики, к которым позднее устремилась вся мощь дифференцирующей логической мысли выдающегося психолога. Я-мышление, проникая в бессознательное, извлекло из него грандиозную теорию о нем самом.

Процессуально – продуктивная специфика мышления.

Она касается собственно психологической сущности мысли. Конкретными параметрами сравнительного анализа мышления и представления являются: 1) предметность образного и мыслительного процессов; 2) источники и операциональный состав процессов, 3) характеристики процессов; 4) характеристики результатов процессов.

По предметности процессов:

Образный процесс

оперирует репрезентациями конкретных, в принципе воспринимаемых качеств, целостностей и группировок предметов.

Мыслительный процесс

предполагает оперирование содержаниями, в которых, по терминологии Л. М. Веккера, отсутствует прямая фигуративная данность пространственно – временных характеристик предметов; мышление действует с абстрактными объектами.

По источнику и операциональному составу процессов::

Образный процесс

вызывается, как правило, спонтанно возникшей, слабо осознаваемой задачей актуализации или изменения образных структур ментального пространства индивида. Образная активность состоит в воссоздании предметного целого, фрагментации предметных элементов, аналитическом различении свойств эмпирических объектов, преобразовании образных элементов за счет изменения их отдельных свойств, ассоциативно - синтетическом сведении предметных элементов и свойств в новые хорошо дифференцированные образные гештальты. В сложном интеллектуальном действии процесс представления может служить переводу мыслительных структур в адекватные конкретизирующие образные формы: в схему и «иллюстрации» идеи о предмете, в сценарий реализации мысленной модели деятельности, в чувственный символ, в картину объекта или ситуации, критически полно отвечающим абстрактным критериям завершенности, совершенства, оптимальности и т. д. Рефлексия процесса представления обычно затруднена, так что его результат, за исключением образного моделирования или некоторых эффектов художественного творчества, в осознании не отличается от породивших его действий.

Мыслительный процесс

вызывается и направляется проблемой как неизвестным отношением вербально обобщенных свойств предметных структур, которое осознано мыслителем как «знание о незнании». При решении проблем мышление служит либо синтетическому извлечению скрытых, абстрактных качеств, объединяющих в «категорию» эмпирически различные предметы, либо аналитическому выделению новых взаимосвязанных общих признаков внутри объекта–категории, либо синтетическому построению «иерархии обобщенности» абстрактных качеств мыслимого объекта и установлению по этим качествам множества его отношений с другими объектами: сходства, отличия, противоположности. И этим перечнем далеко не исчерпываются его возможности. Оперирование категориальными свойствами предметов неизмеримо расширяет поисковый диапазон мыслительного процесса, в сравнении с образным, и непрерывно проблематизирует субъекта. Мыслительные операции открыты для рефлексивного опосредования, регуляции, а эффекты мышления выступают в самосознании мыслителя как нечто отличное от производящих их действий. При явном подобии операциональных составов образного и мыслительного процесса, они не сравнимы по глубине проникновения в скрытые ментальные области мира, где мысль находит свои «идеальные объекты».

По характеристикам процессов:

Образный процесс

ориентирован на создание таких моделей и аналогов предметов, достоинством которых является изменчивость и свободные, непроизвольные структурные преобразования. Ему свойственна вариативность операций, их частая неповторимость, нестойкость последовательностей генерирующих действий, легкость разрушения устоявшихся операциональных алгоритмов. Проникновение в образный процесс спонтанных ассоциативных компонентов или случайное всплывание в его течении фрагментов прежних предметных впечатлений придают ему неожиданный, искажающий действительность, непредсказуемый и чересчур субъективный характер. Чертами активного образного генерирования являются: частая затрудненность точного возврата к однажды пройденному пути, то есть необратимость операций; доминирование субъективно – временного плана течения процесса над объективно - временным в смысле возможной непредставленности последнего в сознании; существенные потери достоинств внутреннего образного процесса при попытках его внешней репрезентации; действие с ментальными объектами, фигуративно соответствующими реальным пространственным объектам.

Мыслительный процесс

направляется на построение структур, отличающихся устойчивостью, надежной воспроизводимостью и сохранением инвариантности компонентного состава и содержания при самых значительных преобразованиях. В этой связи мыслительному процессу присущи стойкий динамический рисунок обратимых операций, их актуализация в таком проверенном порядке, который отвечает требованиям объективной ценности и непротиворечивости мыслительного продукта, исключение из операционального состава «капризов» мышления, которые позволяют субъекту уклониться от строго определенных координат решаемой проблемы. Процесс мышления, даже в своей предельно субъективной творческой ориентации, должен держаться границ объективности, чтобы эксплицироваться в способах и эффектах поиска, доступных для мыслительной активности других людей. Чертами мыслительной активности являются: легкость переходов от свертывания ее операций к их развертке не только без потерь, но с усовершенствованиями; непрерывность операциональных возвратов от найденных решений проблемы к исходной проблемной структуре и наоборот; сопровождение мышления рефлексивной и эмоциональной оценкой правильности – ошибочности его действий и результатов; возможность апробации различных способов движения мысли, включая оппозиционные; хорошая координация субъективно - и объективно -временного планов мышления; направленность процесса на продукт, имеющий скорее не «пространственную», как образ, а «временную» форму, существующую в виде последовательности и длительности речевых событий.

По характеристикам результатов процессов:

Образный процесс

находит относительное завершение в эффекте ментально локализованной, полимодальной, неконстантной, структурной, во многом производной от мышления, эмоционально насыщенной, более или менее измененной в пространственно – временном отношении «данности» какого-то фрагмента существующей или возможной реальности. Образные эффекты, вовлекаясь в мыслительный процесс, переводятся в его специфические результаты - «психические коды» речевого типа. В образном продукте естественны значительные субъективные включения, в том числе следы бессознательных побуждений, переживаний и идей, поэтому некоторые элементы образа или образное целое могут становиться символами этих неявных содержаний. Образные эффекты чаще всего не оцениваются субъектом с точки зрения их доступности и ценности для других, и им редко придается особая я–значимость из-за преобладающей непроизвольности появления в актуальной психической жизни.

Мыслительный процесс

выражает себя в «концепте» или установленных концептуальных связях, разрешающих проблему. Эффект мышления является многоуровневой структурой общих межпредметных отношений и может не содержать признаков, соответствующих уровню единичности и наблюдаемой индивидуальности мыслимых объектов. Концепт, иначе понятие или мысль, оформляется как знаковое образование, опосредованно репрезентирующее пространственные характеристики предмета – референта. Если в образе предмет – содержание – форма находятся в соотношениях относительного изоморфизма, то в концепте заключены качественные превращения или переводы реального предмета в идеальный (абстрактный) предмет – категорию, а затем идеального предметного содержания в символическую форму «слова». Концепт как таковой лишен многих эмпирических характеристик образа, прежде всего пространственно – временных, модальности, интенсивности, но при этом они проступают сквозь содержание концепта в виде обобщенной и прошедшей идеализацию «образности». Концепту свойственны: целостность; определенность структурной организации; проницаемость для новых компонентов, обогащающих структуру; устойчивость базовых отношений элементов внутри целого; активность структуры за счет частого оживления и вариативности операций, поддерживающих и развивающих указанные отношения. Концепты ориентированы на сознательную актуализацию, подчеркивают диалогическую сущность мышления, то есть рассчитаны на понимание другими людьми. Субъективность операционального состава мысли подчинена объективному значению ее содержания и вербального выражения. Неизбежные ситуативные бессознательные включения в концепт не могут существенно повлиять на его ценность для осознанного интеллектуального обмена и личного воздействия индивида на социум.

Функциональная специфика мышления

Функциональный анализ продолжает и дополняет исследование детерминант мышления и его психологической сущности, перенося акцент с причин, условий и характера мыслительных «агентов» жизни на решающие следствия их появления в ней. Рассматривается активная роль мышления в различных сферах индивидуального существования.

Что привносит мышление в адаптационное поведение человека, в поддержание равновесия его отношений с окружением, в процесс жизненного становления, в психическое развитие, в патологические и инволюционные процессы, в индивидуальную творческую самореализацию? При ответах на эти вопросы можно выделить несколько главных направлений детерминирующего действия мышления, прежде всего его «чистой» или логической формы.

Общее, фундаментальное влияние мысли на индивидуальную жизнь подчеркнул Э. Нойманн, определив его как центральную проблему разрабатываемой им модели «культурной психологии». (101) С его точки зрения, данное влияние выражается прежде всего в детерминации мышлением процессов разделения бессознательного и сознательного планов психики и их зрелой интеграции. Такое разделение и объединение необходимо сначала для овладения индивидом культурным каноном, а затем для частичного дистанцирования от него в качестве самостоятельного субъекта культуры.

Гибкие соотношения индивида с культурой опосредуются поэтапным становлением сознания, эго и личности индивида, которое рассматривается Нойманном как следствие развития «сознательного ума», то есть мыслительной и рефлексивной деятельности. Предложенная им модель расширения функций мышления в динамике периодов, возрастов, рубежей индивидуальной жизни несомненно относится к числу наиболее глубоких. Остановимся на ее основных положениях.

Допускается, что законы, действующие в психической истории человечества и различных культур, повторяются в модифицированной форме в индивидуальном развитии психики. Для последнего особое значение имеет общеисторический процесс высвобождения из недифференцированных архетипических душевных форм различных психологических элементов: эмоционального, символического, мыслительного. Появление символов или ранней символической мысли означает переориентацию человеческой психики с внутренней, аффективной, бессознательной активности на активность внешнего сознательного соединения отдельного человека с коллективной жизнью. Например через символ Отца дологическая мысль выводит на поверхность сознания индивидов образы их необходимой связи с родителями, ближайшим сообществом, ключевыми фигурами окружения вроде учителей, священников, покровителей, а также культурой в целом и ее неординарными носителями – пророками, монархами, вождями и т. д.

Дальнейшая эволюция человеческого сознания как коллективного сознательного ума определена двойной, внешне – внутренней, ориентировкой мышления. Внешняя связана с очищением коллективных символов от эмоциональных компонентов и дифференцировкой символических целостностей на точные концептуальные знания. Внутренняя соотносит дифференцированные знания о коллективной традиции с оформляющимся центром индивидуального сознания – эго, так что человек может отнестись к конкретному культурному содержанию как личной ценности. Здесь мышление исторически служит «персонализации» индивидов.

Далее мышление должно выполнить еще одну культурогенетическую функцию. Она заключается в различении множества качеств эго, определяемых его продуктивными, творческими соотношениями с коллективной жизнью, то есть в самопознании. Особенно характерен этот процесс для становления европейской культуры.

Затем сознательный ум европейца, стремясь скомпенсировать свои слишком рациональные установки, в добавление к своему участию в культуротворчестве, начинает искать нового единства с коллективным бессознательным и достигает этого посредством открытия архетипа эго, обозначенного как Герой. Ближе всего в человечестве к осмыслению эго – Героя оказываются выдающиеся личности. Они способны в жизненном процессе и рефлексии вернуть изначальную тождественность себя - Героя с Отцом, осознав себя в одной или нескольких его трансформациях : Ученым, Философом, Идеологом, Деловым человеком, Должностным лицом и т. д. Подчеркивая рациональность пути становления Героя, Нойманн соотносит его с архетипом Логоса. Таким образом, сложным архетипическим основанием развития неординарного, зрелого сознания выступает Герой Мыслящий.

Следы намеченной функциональной динамики мышления можно обнаружить в онтогенезе любого современного человека, живущего по европейскому культурному канону.

Общие культурно ориентированные функции мышления индивида выражают себя в дифференциации и интеграции следующих основных моментов жизни: внешней и внутренней активности; сознания и бессознательного; надличностного и личного; коллективного и индивидуального; нового, творческого и установившегося, общепринятого; образно – символического и концептуального; дорефлексивного и рефлексивного; самости и эго. Конкретные этапы последовательной, десинхронной и обратимой реализации указанных функций, особенно формирования эго, могут быть представлены так.

В детстве пробуждающаяся мысль способствует постепенному отделению сознательной психической жизни от бессознательной, сознательного эго от бессознательной самости, личностных сознательных содержаний от надличностных архетипов бессознательного. Однако, до определенного времени эго как формирующаяся целостность сознательного ума не знает о своей оторванности от бессознательной самости. Эта жизнь на зыбкой границе сознания и бессознательного поддерживает «естественную гениальность» ребенка и полна спонтанного творчества. Детская мысль бывает особенно активна тогда, когда служит игре, фантазированию и воображению. Но постепенно мыслящее эго ребенка осознает свое отделение от тайны бессознательного и начинает еще более отстраняться от нее, обращаясь к реальной жизни других людей или «коллектива». Отход эго от архетипического средоточия в ребенке «всей истории человечества, истории всех племен, всех народов, всех погибших цивилизаций, зкстаза всех религий, снов всех мифологий, устремлений всех страстей, откровений всех познаний» означает, по синхронной Нойманну мысли М. Волошина, невосполнимую утрату для дальнейшей жизни человека.

«Наше сознательное «я» кажется маленькой прозрачной каплей, в которую разрешился мировой океан, глухо кативший в ребенке свои темные воды» ( 30, с. 494)

В отрочестве эго, осмысливающее себя, стремится адаптироваться к коллективу, его ценностям и через них освоить доминирующую культурную традицию. Надличностные родительские архетипы детства в процессах сознательной идентификации замещаются фигурами близкого и дальнего окружения, в частности, учителем, старшим другом, авторитетом, кумиром и т. д. Мысль делает культуру общности доступной для подростка, но при этом происходит его «изгнание из рая естественной бессознательной гениальности»; оригинальность детского творчества отступает перед общим каноном. Сознание – мышление способствует все большей дифференциации чувственно – образного, интуитивного, эмоционального и мыслительного способов психической жизни, а также выделению тех способов, которые задают психологический тип индивида. Архетип в этом возрасте отступает перед концепцией, а символ перед абстрактным знаком. Посредством мысли эго может защитить себя от «разрушительных» сил бессознательного, которое вновь активизируется в период полового созревания. Однако, чрезмерная защита от бессознательных эмоциональных и архетипических включений может временно дезынтегрировать эго; отсюда частые в этом возрасте «невротические дебюты». Необходимо, чтобы экстремизм сознательного мышления гармонично компенсировался глубиной и интенсивностью сознаваемых переживаний Эго этого периода окончательно укрепляет себя за счет внутренней дифференциации «основных управляющих структур», которыми выступают сознание, мышление, воля. Ими регулируется внешняя коллективная жизнь индивида. Усиленный рациональный самоконтроль и фиксация нормативных знаний и отношений могут подавлять интенции подростка к неординарной самореализации.

Начиная с юности и в зрелом возрасте определяющим становится процесс «достижения синтеза между сознательным умом и психикой в целом, то есть между эго и самостью, так чтобы между прежде диаметрально противоположными системами сознания и бессознательного могла констеллироваться новая целостность» ( 101, с. 417). В этом процессе, названном «индивидуацией», мышление становится все более открытым к внутренним эго- содержаниям и к слабо проясненным символическим и эмоциональным содержаниям, приходящим из бессознательного. В целом, акцент сознательно – мыслительной активности индивида постепенно смещается извне вовнутрь.. Мышление в контексте жизни взрослого, придает важное значение и сфере эго, будь то личные профессиональные достижения, или интимные взаимоотношения, или власть, или творческая деятельность, и вновь актуализирующимся архетипам, которые во множестве начинают проступать для индивида в значимых лицах окружения, их действиях, а также в собственной личности. Сознательная мысль по мере продвижения личности вперед получает возможность внешнего расширения и углубления, так как для нее все центральные фигуры жизни, и ключевые жизненные события, и ситуации, и поступки, и отношения людей становятся под влиянием активного бессознательного «все более разнообразными, более сложными, более загадочными и двусмысленными. Эта зрелая дифференцирующая активность мышления, уже не отчужденная, как в пубертатный период, от бессознательного, направляется, наряду с построением интегральных мировоззренческих, научных, философских концептуальных систем, к поиску «объединительных символов индивидуальной жизни». В этом заключается суть зрелого творчества личности, в котором сознательный ум эго соединяется с богатством бессознательных психических форм. Самость перемещается из глубин бессознательного на уровень творческого сознательного ума и становится центром целостной личности, обладающей уникальным единством «продвинутого» сознания и продуктивного бессознательного. Синтетическая активность мышления, сосредоточенная на новой самости, выступает в качестве концептуально – символического самопознания, исповедующего стабильность, генезис, консолидацию, равновесие, гармонию личности. Любая мысль о мире преломляется через внутреннее целое как «понимающую инстанцию. Те жизненные данные, что в ранних стадиях зрелости открывались в тонких различиях и противоположностях, позднее, благодаря пониманию, приобретают объединяющие начала. Количественно высокие напряжения различающей активности сознательного ума сменяются качественным становлением устойчивых структур эго – самости. Вслед за Юнгом Нойманн считает основным символом состоявшейся индивидуации «мандалу», чем бы она ни выражала себя: стройной авторской научной теорией, философским откровением, художественным открытием идеальных предметных форм, графическим изображением самоконцепции, воздвигнутым храмом или поступком исключительной этической ценности. Во многих этих событиях «самосимволизации» активна рефлексия как понимание личностью своей синтетической сущности, которая может полно реализовать себя.

В рассмотренном соотношении культуро- и онтогенетических функций мышления отмечена линия его позитивного, развивающего влияния на жизненный процесс. Однако, исключительная роль мыслительной деятельности в развитии культуры и личности определяет и его базовые противоречия, которые могут разрешаться регрессом мышления и возникновением социальных и индивидуальных неврозов. Причем личностные формы противоречий психологически конкретно воссоздают, отображают их социально - культурные формы. То же касается и деструктивных способов разрешения личностных конфликтов мышления.

Э. Нойманн выделяет следующие противоречия становления европейского сознательного ума, так или иначе представленные в психическом мире современного индивида.

1. В ходе различающей, утонченной активности сознания – мышления последнее рискует стать чрезмерно расширенным, извращенным, абсурдным. Избегая конструктивного синтеза, оно начинает произвольно играть противоположностями, допуская их сосуществование и бесконечные переливы в никогда не устанавливающемся субъективном мире.

2. Сильное доминирование сознательного центра психики над бессознательным приводит к тому, что самосознание становится слишком проницаемо для неосознаваемых аффективных компонентов и человек становится буквально «одержим» безгранично преувеличенным эго.

3. Культурный акцент на сознательную деятельность, связанную с интенсивным развитием мышления, приводит человека к чрезмерной захваченности духом, ratio, наукой при отсутствии конструктивного иррационального бессознательного противовеса. Мыслящее эго отчуждено от ситуаций с преобладающим бессознательным компонентом, на многие из них оно просто не реагирует. Сознательная мысль «помогла современному человеку в его научной деятельности, но она имеет и страшную теневую сторону.» ( Там же, с.395) Имеется в виду угасание способности к творчеству, в том числе и интеллектуальному.

4. Если жизненная экспансия сознания слишком велика, становится возможным поглощение мышления бессознательными состояниями и переживаниями. Подчеркнутый рационализм социума и личности сменяется «безумством» или одержимостью влечениями и страстями. Мышление, самосознание, рефлексия теряют общекультурную и личную ценность.

5. Длительное социально-психологическое преобладание интеллектуальной деятельности в самых сложных формах научного и технического моделирования потенцирует прорыв на уровень коллективного и индивидуального сознания феноменов архаичного, пралогического, синкретического мышления. Мощный эмоциональный заряд и сходство с мифологическими фантазиями и сновидениями делает их привлекательными для подростковой, юношеской, художественной и артистической среды. Инволюционные превращения логического миропонимания оформляются в альтернативную культуру иррационального проживания.

Многие периоды европейской культурной истории были отмечены приведенными конфликтами, которые указывают на своего рода невротическую функцию мышления, вряд ли свойственную доинтеллектуальной психике. Психологический смысл конфликтов, то есть то, как они могли сказаться и сказываются на психической жизни индивидов, обнаруживается в намеченной Нойманном концепции индивидуальных защит от чрезмерно акцентуированного эго – сознания. Покажем, что данные защиты выступают способами редукции о обеднения мыслительной, сознательной, целостной связи индивида с жизнью.

Во-первых, утрачивая уверенность в возможности рационально, логически, успешно организовать и выстроить собственную жизнь, личность может регрессировать к коллективным, бессознательным, надличностным состояниям, слившись с массой. Разделяя архетипическое восприятие толпы, она надеется обрести выгодную жизненную эго – позицию, с тем, чтобы вновь интеллектуально дистанцироваться от безличного, общего, внесознательного.

Во-вторых, в противостоянии общим интеллектуальным канонам, познавательным установкам, способам мышления и устоявшимся коллективным знаниям, личность погружается в уединенное познание, изолированную, эгоцентрическую жизнь «ученого чудака», перестав заботиться о результативности, доступности и социальной адресности своего поиска.

В-третьих, отрицая систему позитивных сознательных и интеллектуализированных ценностей социума, личность перестает сопротивляться проникновению в свою жизнь глубинных архетипических содержаний, самые аффективные из которых буквально овладевают ее внешней деятельностью и рационализируются как персональные жизненные доминанты. Возникает распространенный феномен «захваченности одиночными архетипами», когда сознательный ум становится пассивным инструментом приобщения личности к таинствам Власти, или Богатства, или Работы, или Вожделения и т. д.

По-видимому, можно привести длинный перечень подобных защит, общей сутью которых является невротическое разрешение конфликтов «сильного мышления» за счет нивелирования его достоинств. Однако, в критических случаях «осечки» при установлении комплементарных отношений сознательного мышления с бессознательным психическим, последнее может, воспользовавшись достоинствами, преимуществами первого и подавив его, производить патологических заместителей сознательных концептуальных систем личности. Так происходит в случае образования бреда как самого яркого проявления жизненной дезадаптации зрелого мышления. В экзистенциально – психологическом определении К. Ясперса, в основе «системы бреда» лежит нечто радикально чуждое здоровому человеку, нечто первичное, предшествующее мышлению, хотя и выявляемое только в процессе мышления. Она высвобождает человека от чего – то непереносимого, облегчает для него реальную жизнь, приносит своеобычное удовлетворение, создает новый мир для своего носителя и иногда указывает ему путь самораскрытия в просторах бессознательного.

«Как дефектное проявление мыслительных способностей, бред может рассматриваться в аспекте своего содержания: бредовые идеи либо имеют отношение к личности самого больного (бред преследования, греха, неполноценности, обнищания и т. д.), либо представляют более универсальный интерес, например, мнимые открытия, бред изобретательства, защита теоретических тезисов. Во втором случае больные по внешнему поведению не отличаются от выдающихся творческих личностей; разница состоит в крайней узости идеи и атмосфере рабской подчиненности ей.» ( 160, с. 245)

Множество сфер сознательной индивидуальной жизни, хотя быть может и требует иррационального и бессознательного противовеса сложному искусному мышлению, но все же больше нуждается сейчас в его дальнейшем развитии и совершенствовании, в увеличении количества его форм, видов, типов, субъективных авторских проявлений. Здесь проблема исключения негативной функции мышления отступает перед проблемами умножения его конкретных конструктивных жизненных функций, соотнесенных уже не с универсальными, как у Нойманна, периодами онтогенеза, а с отдельными отношениями личности (интеллектуальным, социальным, профессиональным, художественным, этическим, отношением к себе) и соответствующими деятельностями, которые составляют неповторимую специфику индивидуальной жизни. ( 120 )

Предлагаем модель этой разновидности мыслительных функций на примере места и роли мышления в развитии интеллектуального отношения и интеллектуальной деятельности личности.

Благодаря мышлению, это отношение и деятельность постепенно приобретают ориентацию на несколько разновидностей ведущих жизненных объектов: «предметную», адресованную объектам учебной, профессиональной и творческой деятельности; «социальную», связанную с конкретным другим человеком, другими людьми, социальными группами, социумом; «рефлексивную», касающуюся «я», его структурных компонентов и особенностей активности я-системы. Полагаем, что на основе этих ориентиров само мышление функционально развивается. У него появляются базовые жизненные функции: предметная, социальная и рефлексивная, и в структуре мышления выделяются три соответствующие формы. В общей интеллектуальной деятельности индивида такое дифференцированное мышление выполняют ряд жизненных задач, которые мало доступны для решения на уровне представлений.

В частности, мысль разнообразно оперирует концептуальными атрибутами учебного, профессионального, социального или рефлексивного объекта – свойствами, связями, действиями, отношениями, взаимодействиями, состояниями:

1) объекту присваиваются известные или новые свойства;

2) у объекта отрицаются те или иные свойства;

3) в объекте определяются известные или новые оппозиционные свойства;

4) фиксируются известные или новые динамичные отношения между оппозиционными свойствами объекта;

5) обнаруживаются или отрицаются известные или новые связи, отношения и воздействия других объектов на исходный;

6) определяются либо отрицаются известные или новые действия, отношения и влияния объекта на другие объекты;

7) находятся известные или новые причины и способы преобразования или разрушения объекта;

8) фиксируются состояния объекта, их взаимоотношения и изменения объекта под их влиянием;

9) определяются количественные характеристики объекта;

10) осуществляются позитивные или негативные оценки субъектом объекта в соответствии со структурированным знанием о нем и т. д.

Среди концептуальных атрибутов мышлением избираются индивидуально значимые. К ним могут относиться достаточно полно раскрытые или неизвестные, реально присущие объекту или ложно определяемые, непротиворечивые или конфликтующие, поддерживающие существование объекта или нарушающие его, положительно или отрицательно оцениваемые субъектом, существенные и необходимые или вариативные и случайные, указывающие на высокий или низкий культурно – исторический и гносеологический статус объекта.

Перечисленные виды мысленного оперирования, иначе, мыслительные приемы, в их более или менее длительной сосредоточенности на значимых атрибутах исходного объекта образуют некий общий ход мысли личности. Через него выражают себя многочисленные интеллектуальные функции мышления, которые, в отличие от трех базовых, можно определить как «рабочие».

Если доминируют репродукция непротиворечивых свойств и выделение стабилизирующих связей объекта с другими, а также выражение субъектом своего принятия наличного состояния объекта в системе знания, то мышление реализует функцию «канонизации» объекта. Если на первый план выходят отрицание известных свойств, взаимодействий и состояний объекта, подстановка альтернативных свойств, фиксация его внутренних противоречий, в которых одни свойства и состояния стремятся исключить другие, нахождение и акцентирование разрушительных взаимодействий объекта и выражение неудовлетворенности субъектом наличным знанием об объекте, значит мышление выступает в функции «критики» познаваемого объекта. Когда при познании объекта подчеркиваются его недостаточно известные свойства, взаимодействия и состояния, конфликтность различных атрибутов, возможности преобразования объекта и выражается положительная оценка субъектом пробелов и противоречий в знании, мышление демонстрирует функцию «проблематизации» субъекта в отношении к объекту. При условии выделения преимущественно мало известных, случайных, негативных, ложных, контрастных, принижающих реальный статус объекта свойств и взаимодействий, а также выражения субъектом амбивалентного оценочного отношения к нему, мышление осуществляет функцию «компенсации» устоявшегося позитивного знания об объекте. Когда мышление извлекает в основном позитивные атрибуты объекта, преувеличивает их число, подчеркивает отсутствие противоречий в объекте и равновесие между его свойствами, действиями и состояниями, утверждает высокий культурно – исторический и гносеологический статус объекта и выражает его сверхценность для субъекта, мышление выступает в функции «идеализации» познаваемого объекта. Если мысль акцентирует недостаток знаний о тех или иных атрибутах объекта, отрицает, как негативные, его наличные атрибуты, стремится придать ему новые свойства, ввести его в новые состояния и взаимодействия, качественно усовершенствовать и улучшить его количественные характеристики, усилить и усложнить его влияния на другие объекты, использовать конфликты объекта как факторы его развития, утвердить его высокий статус в действительном мире, а также выражает большую значимость для субъекта, значит активно реализуется функция «преобразования» либо «создания» мыслимого объекта.

Данная классификация функций может быть соотнесена с разработанной К. А. Абульхановой типологической моделью основных ориентировок мышления, состоящих в присвоении общегодного знания, понимании проблем знания, обдумывании и выдвижении гипотез о решении проблем, объяснении ранее неизвестного знания и доказательстве его объективности, субъективной интерпретации освоенных или добытых знаний, моделировании будущего, новых реалий и объектов..( 1 )

По-видимому, ориентировка на присвоение и узаконивание когнитивного опыта соответствует функции «канонизации» и отчасти «идеализации». Поиск и понимание проблем вовлекает в действие функции «критики», «проблематизации» и возможно, «компенсации». Обдумывание и гипотетическое предвосхищение решения проблем невозможны без «преобразования». Объяснение и доказательство наращивают активность функций «преобразования», «создания» и парадоксально передают ведущую роль функции «канонизации». Интерпретация знаний может обладать самой разнообразной функциональной обусловленностью, включая «критику», «компенсацию», «идеализацию» и «преобразование». Моделирование, ориентированное на новое-в-будущем, зависит от сформированности функций «создания» и «преобразования».

Можно говорить об избирательной активности тех или иных рабочих функций мышления в зависимости от связей личности с определенными объектами и сферами приложения интеллектуальной деятельности.

Так, абстрактные профессиональные объекты, относящиеся к науке, философии, теоретическому моделированию и программированию, активизируют функции «проблематизации», «преобразования», «создания», «канонизации» и «критики». Конкретные, или практические, профессиональные объекты, существующие в политике, военном деле, бизнесе, менеджменте, правовой деятельности требуют функций «канонизации», «идеализации», «проблематизации» и «преобразования». Мыслительные задачи и объекты в социальной сфере, в частности, общении, межличностных влияниях, процессах руководства и лидерства, обычно развиваются на основе функций «канонизации», «идеализации», «компенсации», «проблематизации» и «преобразования». Я-объекты мышления и рефлексивные задачи актуализируют функции типа «преобразования», «идеализации», «компенсации», «проблематизации». Приведенные зависимости указывают и на то, посредством каких рабочих функций реализуются базовые мыслительные функции.

Доминирование той или иной объектной области приложения индивидуального мышления представляет собой обычное явление. Но в жизни активно развивающейся личности они все выражены достаточно хорошо и не изолированы друг от друга. Объекты из любой области открываются личности как содержащие компоненты и «предметного», и «социального», и «я» планов. В работе с ними активны все формы и функции мышления.

К примеру, рассмотрим интеграцию форм мышления на модели интеллектуального обеспечения профессиональной деятельности менеджера, Ее основным объектом выступает «управление организацией», содержащее в своей динамической структуре управление делом, управление персоналом и акционерами, самоуправление менеджера. Модель является реконструкцией теоретических результатов исследования, проведенного в более чем 1500 деловых организаций США и Канады.

Согласно полученным данным, эффективное лидерское поведение менеджера, говорящее о его профессионализме, обусловлено следующими мыслительными действиями.

В деловом аспекте – это разработка четкой и ясной картины будущего развития дела с участием ключевых фигур акционеров и скрупулезным анализом актуальной бизнес – ситуации. Моделирование интерактивного и высоко интегрированного процесса стратегического планирования с привлечением всех акционеров, основанного на комплексном анализе среды и потребностей, желаний клиентов.

В социальном аспекте - использование идей акционеров о будущем организации; интеллектуальное сотрудничество с ними при моделировании стратегических планов развития бизнес – структуры. Анализ запросов клиентов и разработка моделей взаимовыгодного партнерства с клиентами и акционерами. Разработка программы конкурентных преимуществ компании.

В рефлексивном аспекте – анализ менеджером своей деловой эффективности на основе критериев реального улучшения бизнес – ситуации и оценок акционеров, персонала и клиентов. Планирование своей деятельности как клиентоориентированной. Изучение своих качеств стратега и лидера, работающего на перспективу. Построение планов своего сотрудничества с акционерами, персоналом, конкурентами.

В поступательном жизненном процессе предметно – профессиональное, социальное и рефлексивное мышление личности дифференцируются в фазах зрелости из общего интеллектуального отношения, сложившегося на основе обучения и умственного саморазвития. Условием для такого разделения может быть сложная, преобладающая в системе личных ценностей профессионализация, требующая, как в случае с менеджером, постоянного решения задач и проблем всех трех типов. У многих типов специалистов, включая психологов, журналистов, юристов, политиков, бизнесменов, есть реальная возможность распространить преимущества своего мышления далеко за деловые границы. В другом случае дифференциация становится следствием множественного приложения умственных сил личности в равно ценных для нее жизнеотношениях: отношении к делу, отношении к другим и самоотношении. Разделению форм мышления может способствовать и продуктивная творческая деятельность индивида, невозможная без полного мысленного сращения с предметом творчества, без соединения идеей творчества с другими людьми, и без самопознания своего творческого пути и роста.

Но дифференциация мыслительных форм ни в коем случае не означает «расколотости» зрелого мышления. Его главной характеристикой является единство, проявляющееся в инвариантности используемых индивидом мыслительных приемов и их операционального состава. Мышление приобретает целостность на процессуальном уровне при условии отточености его основных действий и операций в продуктивном осуществлении множества функций.

И все же, подчеркивая специфику мыслительных приемов в различных сферах интеллектуально емкой деятельности, исследователи называют их по-разному. При изучении учебной, научной, профессиональной деятельности - «инструментами» или «техниками», при исследовании социальной деятельности – «моделями общения и коммуникации», при анализе рефлексивной активности – «практиками самопознания».

Итак, приведенная модель функциональных особенностей индивидуального мышления показывает, что они могут рассматриваться в категориальной системе, включающей понятия жизненных объектов, базовых жизненных функций, жизненных задач, мыслительных приемов, атрибутов объекта мысли, рабочих жизненных функций, предметной – социальной – рефлексивной форм мышления, разведения форм мышления и их единства. Такая модель позволяет уйти от распространенного узкого понимания роли мышления как в основном познавательной или связанной с регуляцией и информационным обеспечением предметной деятельности. Но существуют и трудности в ее применения и развитии. В частности, известные инструментальные подходы к мышлению, за исключением методов когнитивной психологии личности, почти не предполагают изучения мысли в действиях с социальными или я- объектами. Нет, к сожалению, и богатого теоретического контекста для исследования указанных назначений мышления.

Установка на гуманитарное моделирование требует вновь подчеркнуть важность опыта психологического анализа текстов известных мастеров литературы, драматургии, автобиографических жизнеописаний. Речевое общение, монологи и самообращения героев этих произведений позволяют реконструировать повседневно ускользающую мыслительную работу в модусах «другой» и «я».

В русской драматургии пьесы Чехова, и, кажется, более всего «Дядя Ваня», дают прекрасные возможности реконструкции. Некоторые ее несложные способы, можно показать на примере анализа характерного высказывания профессора Серебрякова в адрес своей жены. Используем «принцип рабочих функций мышления».

В интеллектуальном содержании текста высказывания хорошо различимы и социальные, и рефлексивные приемы мышления. Они особенно интересны тем, что принадлежат человеку, который по версии автора является известным ученым–искусствоведом. Цифрами обозначаются относительно завершенные идеи героя.

« С е р е б р я к о в. Странное дело, заговорит Иван Петрович или эта старая идиотка, Марья Васильевна, - и ничего, все слушают (1), но скажи я хоть одно слово, как все начинают чувствовать себя несчастными. Даже голос мой противен (2). Ну, допустим, я противен, я эгоист, я деспот, - но неужели я даже в старости не имею права на эгоизм (3)? Неужели я не заслужил7 Неужели же, я спрашиваю, я не имею права на покойную старость, на внимание к себе людей (4)?» (145, с. 76 )

(1) - в мысли о «других» герой присваивает им негативные свойства (незначительность, глупость и терпимость к незначительности и глупости);

(2) – в мысли о «я» героем фиксируется его негативное воздействие на «других» (они «несчастны» со мной); одновременно в мысли о «других» определяется раздражающее влияние на героя их отчуждения и равнодушия (я им противен?!);

(3) - в мысли о «я» противопоставляются его свойства-для-других (эгоист, деспот) и свойства-для-себя (исключительность, избранность); одновременно в мысли о «других» герой дает им негативную оценку в связи с упрощенным пониманием его личности ( они не признают мое право!);

(4) - в мысли о «я» герой отрицает существующее отношение к нему «других» (разве я не заслужил!) и одновременно дает высокую самооценку (имею право на покой и внимание).

Здесь обе формы мышления мерцают в постоянных взаимопереохдах. Причудливо сплетаются разные функциональные линии мыслительных действий. В отношении «других», олицетворяемых женой, особенно активны функции «критики», «канонизации», «компенсации». В отношении «я» – функции «идеализации», «проблематизации», «компенсации».

Аналогично по текстам высказываний можно восстанавливать жизненные функционально – динамические контуры мышления реальных личностей.

Можно заметить, что функциональная специфика мышления, которая первоначально определялась в связи с развитием интеллектуального или познавательного отношения к жизни, постепенно оказалась проблемой социального, рефлексивного и профессионального отношений. А то, что художественные тексты становятся бесценными материалами для психологического исследования мышления, говорит о мысли писателя как условии и способе эстетического отношения к жизни. В следующих разделах мы снова обратимся к проблемам, касающимся основного, интеллектуального, назначения мышления, его «выходов» в другие области индивидуальной жизни и интеграции в структуру качеств личности,

6. 2. «Проникающие» идеи психологии мышления.

Теория такой исключительной по важности психической формы, как мышление, определила собой на многие культурные эпохи главную линию развития психологии – рационалистическую. Действительно, внимание ученых и философов к психике всегда влекло их к тому, чтобы понять, благодаря какому свойству собственной души они могут исследовать и понимать психическое То есть, их творческая психологическая мысль, становясь предметом рефлексии, направляла творчество к самому мышлению, которое в тройственной связи «мысль о психическом – мысль об этой мысли – мысль как основа психики» не могло в непрерывном самоусилении не оттеснить на второй план интерес исследователей к другим психическим формам. Долголетие рационалистической психологии и то, что она всегда необходимо была «творчеством о творчестве», стало причиной накопления в ней множества сильных, неисчезающих или «проникающих» идей о достоинствах мысли, которые, как атомы в молекулярной решетке драгоценного кристалла, поддерживают сложное и красивое целое современной психологии мышления. Правда, неизбежное отставание научной мысли психолога от процесса непостижимо быстрого увеличения способности человека понимать мир, «понимание, что не понимаешь свое понимание», оставляет все большее место в теории мышления идеям об иррациональном.

Краткий очерк истории психологии мышления нужен здесь не только для обоснования преемственности конструктивных моделей познания–в-мысли, но и ради ретроспективы психологических исследований сенсорно-образных явлений, показывающей, что их обоснование развивалось в контексте этих моделей. Становящаяся теория мышления выступала и выступает синтезом и методологией продуктивных исследований всех когнитивных форм.

В истории изучения мышления выделяются события, которые несомненно можно считать не завершившимися, длящимися, ни в какие времена не теряющими своей ценности. С этими событиями связаны великие и значительные имена, индивидуальное участие больших мыслителей в судьбах философии и науки. Даже скользнув по событийной канве, можно убедиться в насыщенности психологии мышления авторскими открытиями, поисками научных школ и теми естественными коллизиями идей, которые только привлекают возможностями новых объяснений и интерпретаций.

Философствование Платона и Аристотеля положило начало множеству живых и разнообразных изысканий в области мышления. А. Ф Лосев назвал платоновскую философию «учением об идее, эйдосе, как о порождающей модели». Идеи или абстрактные понятия предсуществуют конкретным вещам в виде «беспредпосылочных начал» их неделимой целостности и общности с другими вещами. Идеи предметов, отстоящие от самих предметов, и выступающие их общими качествами, образуют мир «идеальных сущностей», вечно сущих, неприкосновенных, творящих единичные объекты . Идея – модель «прекрасного», присоединившись к какой-либо вещи или живому существу, становится прекрасной девушкой, кобылицей или лирой. ( 89, с. 342)

Местом соединения идей и вещей выступает человеческая душа, в этом смысле она познает или «моделирует» предметы. Идеи, пока они вне души, относительно статичны, и только в ней приобретают свойство движения к познаваемой вещи.. Способность человека к познанию зависит от того, насколько подвижно идеальное в его душе, насколько оно проявляет себя во влечении к знанию или «эросе», насколько велика его «магнетическая сила».То есть в этой способности человек не волен, не может сам придать знанию «личную глубину». Он лишь с большей или меньшей полнотой и яркостью может вспомнить и узнать идеальное.

В душе общие идеи проявляют себя образами - идеями конкретных вещей. Обратное восхождение от образов к общим идеям и затем к «единому беспредпосылочному началу» человек может осуществить с помощью диалектического метода, различая в вещах противоположности и непротиворечиво соединяя их.

Мир идей Платона близок миру античных божественных существ, является, по выражения Лосева, результатом «рефлексии над мифологией». В платоновском конструировании общих понятий сильно заметны следы мифа и ранней натурфилософии, что подчеркивает очевидное для этого философа единство идей и вещей, а также мифотворческой, практической и научной деятельности человека.

«Гефест – бог огня, и поскольку он трактуется как бог, он есть мифология. Но он еще и сам огонь, а огонь как один из первичных элементов материи есть уже предмет натурфилософии. Но Гефест есть еще и некоторого рода идея, а именно идея строительства и искусства, в мифологии он, между прочим, ковач огненного неба. Но будучи такого рода идеей…..он делается здесь идеальным принципом всякого строительства и искусства.» (Там же, с. 464)

Идеи об «идеях» Платона нашли развитие в учении Аристотеля об «уме – перводвигателе» или космическом разуме, которое перенесло акцент со статичного существования абстрактной мысли на ее динамику, подвижность, творческую силу. Понятие «ум» стало обозначать «идею в действии», логическое движение идей и их познание. Свойством ума обладают конкретные люди, участвующие в непрерывном общем процессе «умственного становления», направленного на раскрытие идей, существующих не вне, а в самих вещах. Для человека важнее вещь, чем ее идеальная основа. Общность, целостность, неделимость – атрибуты и логические предикаты собственно предмета. Но мощь сущностных качеств любой вещи превращает ее в «субъекта» по отношению к познающему индивиду. Владея логикой как умением оперировать «общими категориями», он может приблизиться к идее, заключенной в данной вещи. Сами общие категории являются универсальными идеями существующих вещей - субъектов, исчерпывающими аристотелевскую «модель истинного знания» о каждом предмете. Великое влияние этой модели на мыслителей более поздних времен особенно откровенно и страстно показывает Августин при описании своего впечатления о книге Аристотеля «Десять категорий»

«Когда я беседовал по поводу этих категорий с людьми, которые говорили, что он и с трудом их поняли., да и то с помощью ученых наставников, объяснивших их не только словесно, но и с помощью многочисленных рисунков на песке, то оказалось, что они могут сказать мне о них только то, что я при своем одиноком чтении мог узнать у себя самого. По-моему, книга эта совершенно ясно толковала о «субстанциях» и их признаках: например, человек – это «качество»; сколько в нем футов роста – это «количество»; его «отношение» к другим, например, чей он брат; «место», где он находится; «время», когда он родился; его «положение»: стоит или сидит; что «имеет: обувь или вооружение; что «делает»или что «терпит».Под эти девять категорий и под самую категорию субстанции подойдет бесчисленное множество явлений.» ( 3, с. 120) В «Органоне» Аристотелем были намечены основы традиционной логики, почти не изменившие своего характера за истекшие века. Приобрели свои точные определения мыслительные операции сравнения, различения, анализа, абстрагирования, обобщения, классификации, которые и в современной психологии считаются основными процессуальными составляющими мышления,

Размышления философов о вечных идеях и абстрактной логике их воплощения в вещах постепенно исторически сменяется первенством феноменологических представлений о мышлении. На первом плане оказывается индивидуальный субъект знания, связи мышления с сознанием и «я»-познающее. М. Мамардашвили бережно реконструировал опыт философского самопознания Р. Декарта, предложив свою версию истолкования знаменитого cogito ergo sum. ( 92 )

Для Декарта всеобщие понятия вещей и универсальные принципы их объяснения отступают в своей значимости перед процессом и методом индивидуального осознания и осмысления мира. Идеальные сущности и всеобщие категории становятся в его философии «структурами трансцендентального сознания», которые могут проявить свои возможности только через осознанные акты мышления отдельного человека. Основная проблема мышления по Декарту состоит в том,, удастся ли индивиду собственным усилием воссоздать не бывшее ранее, интенсивное, неповторимое состояние сознания «я мыслю». Мыслим, только сознавая. Мыслить – значит совершить мгновенную, словесно неуловимую мобилизацию всего человеческого существа. О мышлении ничего нельзя узнать, не проделав опыта «эго – когито», в который входит мысль о предмете, сознание этой мысли, а также ее мысленное отнесение к «я» как ее источнику, то есть «извлечение себя» через предметную мысль. Таким образом, основной путь познания мышления – феноменологический.

Посредством актов мысли как способов сознательного существования индивид становится местом актуализации «врожденных идей» или «общих схем предметов», как еще называются у Декарта структуры трансцендентального сознания. Вовлекаясь в процесс деятельного мышления, эмпирические предметы в «свете» врожденных идей превращаются в «единичные естества», охватывающие множество видов, в своего рода «идеальные вещи», то есть символы. Мышление о действительных предметах в пространстве идеального сознания является символической деятельностью. В континуум основных символов человеческого существования Декарт включает идеи Бога, «я», числа, прямой линии, пространства, длительности и т. д. Эти символы несут «вечные смыслы» нашей жизни. Открытие через предметную мысль идей - символов своего существования-в-мысли ( я – есть! ) и составляет тайну декартовской формулы: мыслю, значит существую. Существование – и действенная мысль, и мысленное моделирование действительности, и сама действительная осмысленная жизнь.

В акте мышления психологически соединяются многие душевные феномены: восприятие, воображение, память, воля и желание. Мыслительное действие выступает сложным активным душевным состоянием, необходимым для актуальной данности субъекту предмета осмысления Мышление инициируется личным усилием прояснить что–то неизвестное для себя, или что само себе противоречит, или само себя исключает, то есть стремлением выйти из «собственной темноты». Не –проясненность дается в мыслительном состоянии сомнения (сейчас сказали бы «проблематизации»), а момент прояснения является пониманием. Эти два состояния, которые «я» знает как свои собственные, задают основную динамику индивидуального мышления.

«Я знаю, что я существую, потому что я сомневаюсь, и, сомневаясь, знаю, что я сомневаюсь. И, зная, что я сомневаюсь, я существую.»

«Сомнение во всем другом, кроме самого сомнения, сомнение в принципе, в источнике всего и есть открытие зазора для несомненного и незаместимого существования себя в мысли…Я существую в мысли, а не она во мне. Причем заново и целиком, in acta.»

«Сомнением мы, во-первых, читаем в себе и только в себе….А во-вторых, читая в себе и только в себе, мы заново воссоздаем идеи, «вспоминаем». Истинны, по Декарту, только те идеи, которые воссозданы или рождены заново». ( Там же, с. с. 140, 189, 190 )

Посредством сомнения и понимания врожденные идеи преобразуются в знания о предметах, и при этом «я» знает о себе как субъекте своего знания. Понятно лишь то, что можем представить из самих себя. Любое знание в этом смысле субъективно Оно субъективно и вследствие данности индивиду того метода, с помощью которого получено. Мы познаем лишь те предметы, относительно которых одновременно осознаем тот способ, каким они нам даются. Если соблюдены все условия или «закон» мышления: я – источник, действенность, сознательность, интенсивность, «страстная сила активности», единство предмета и способа осмысления – то в единичном акте мысли, когда он завершился, уже есть вся полнота идей и смыслов. Поэтому естественно искать и находить соответствия, согласования, символические совпадения мыслей разных людей в разные времена и эпохи, например, самого Декарта и Платона. В символах собственного «индивидуального существования», которое, как и все другое, воссоздается в мысли, «я» и узнает, и преобразует себя, становясь тем самым тоже «единичным естеством», давшим через себя осуществиться трансцендентальному «я».

Картезианская традиция поиска мышления внутри индивидуальной жизни и в ее событиях нашла продолжение у Канта. В центре его размышлений – понятия и живое соотношение в них абстрактного, представляемого и ощущаемого.. Основу философствования составляет вопрос «как я мыслю?», и закономерно субъективный аспект мышления постоянно выходит на первый план. Необходимая установка интеллектуализма на связь «идея (понятие) – вещь – мыслящий индивид» глубоко реализуется при анализе понятий пространства, времени и т.д., то есть тех мыслительных структур, которые представлены и в философских системах предшественников Канта.

«Что же такое пространство и время? Принадлежат ли они к числу действительных сущностей? Или же они суть определения или отношения вещей, однако, такие, которые принадлежали бы вещам самим по себе, если бы даже вещи и не были предметом представления? Или же, наконец, они суть определения или отношения, присущие только форме наглядного представления и, следовательно, субъективному строению нашей души, без которого эти предикаты не могли бы приписываться ни одной вещи? ( 66, с 51)

Известные ответы Платона, Аристотеля и Декарта дополняются моделью,

в основание которой положена категория опыта как познавательно-практического взаимодействия субъекта с вещами. При этом вещь как таковая, «вещь в себе», вещь как абсолютная объективность находится вне интересов индивидуального познания. Вещь должна «явиться» человеку в опыте как чувствуемый, ощущаемый пространственно – временной феномен. Чтобы это «явление» состоялось, необходима актуализация априорных или трансцендентальных условий опыта. Они составляют доопытное содержание разума (понятийного мышления) и делятся на чистые представления, иначе, понятия с признаком наглядности, чистые понятия или категории и идеалы как смысловые понятия. К числу первых относятся «пространство» и «время». К числу вторых - «количество» с близкими категориями «единства», «множества», «цельности»; «качество» с близкими категориями «реальности», «отрицания», «ограничения»; «отношение» и соответственно «общение», «принадлежность» и «самостоятельность», «причинность» и «зависимость»; «модальность» и связанные с ней «возможность» – «невозможность», «существование» – «несуществование», «необходимость» – «случайность». Третий тип понятий представлен идеалами добродетели, мудрости, совершенного человека, совершенного разума и т. д.

В составе нашей опытной деятельности априорные понятия мышления развивают свою субъективность, переходя сначала в форму эмпирических представлений» (апперцепции), а затем в чувственное явление предмета, без которого сам внешний предмет для нас «ничто». Опыт мышления, слитый с практической жизнью, обладает у Канта самоактивизирующей силой, творящей мир –для – индивида. Убедившись в существовании предметов, человек открывает «я» как необходимое основание для познания мира; опыт мышления приобретает высший рефлексивный характер, «я» в непрерывном расширении индивидуального разума становится его проводником к осознанному Единству всех чистых понятий.

У Гегеля мышление вновь приобрело свою исходную форму в объективном, всеобщем, вечном, неделимом – Абсолютном духе. Однако,, несмотря на такой «уход» от индивидуального и субъективного, философ, обращаясь к тонкостям развивавшейся ранее диалектики мысли, предложил ценнейший принцип творческого саморазвития мыслящего духа.

Дух определяет «разумную» природу предметного мира и заключен в вещах как их сущность. При этом способному к становлению Духу свойственно искать собственного опосредования в человеческих способах существования, прежде всего душе и сознании. Реализуясь через душевную сознательную деятельность индивида, дух переходит в разум, с помощью которого может субъективно добывать знания о воспринимаемом, видимом предметном мире. Стремление индивидуального разума к умножению и углублению знания осуществляется при непрерывном развитии деятельности души, принимающей форму интеллигенции. Она, вначале наполняющая себя непосредственно данными, случайными и неистинными объектами, постепенно очищает их от случайности, открывает их разумное начало. Так в становлении интеллигенции формируется понятийное знание или «понятия», относящиеся и к внешним предметам, и к «я» субъекта. Субъективные понятия с предметным и рефлексивным содержанием эволюционируют в идеи, как индивидуальные синтезы объективного духа и интеллигенции. Через идеи интеллигенция, теперь уже в форме познания, все более становится способом самопознания духом самого себя. Сохраняя субъективную форму, самопознающий дух развивается в индивиде в виде теоретической и практической деятельности. Предметы представлены познающему индивиду и в качестве внешних, и в качестве детерминированных духом, и в качестве субъективированных. Субъективность предмета преобразуется в познании до полной объективной разумности. Дух посредством индивидуальности достигает единства объективного и субъективного, творчески умножает свои природные, предметные определения. ( 34 )

Классические философские модели мышления наметили систему категорий, которая с той или иной полнотой, с теми или иными акцентировками, выпадениями, дополнениями использовалась позднее создателями «позитивных» философских и собственно психологических теорий мыслительной деятельности. В систему, если взять ее в современных терминах, вошли следующие категории: объективные надиндивидуальные понятия - предмет мысли - умственная деятельность - способность мыслить – субъект мысли – я мыслю – логические операции – сознание – индивидуальные понятия – виды понятий -- интеллект – познание- самопознание – духовная деятельность – творчество. Эти категориальные «леса» с начала 20 века стремились приобрести особую прочность в глубокой и плодотворной почве практической, предметно – преобразующей жизни человека. В возвышенную рационалистическую модель мышления проникают «прагматические» идеи о жизненных типах мышления и его субъектов, о практических критериях истинности мысли, о наследственных и культурных предпосылках мышления, о соответствии жизненного опыта и мышления и т. д.

Новые темы моделирования появляются, в частности, благодаря философии В.Джемса. Опыт предметно- практической жизни, соотнесенный с изменчивой реальностью становится у него самым главным условием развития и применения мысли.. Индивидуальные процессы и особенности мышления, вплетенного в действительные жизненные события, могут помочь в понимании философом конкретного человека неизмеримо больше, чем абстрактная логика превращений абсолютного духа, всеобщего «я» или трансцендентальных идей. Сама философия выступает средоточием индивидуализированных способов понимания мыслителем мира и жизни. Прагматизм и родственные ему сенсуализм и эмпиризм Джемс причисляет к одному из таких способов, равно как и рационализм, который в такой трактовке теряет свой исключительный метафизический статус. Рационалист и прагматик как типы субъектов мышления проявляют себя не только в философской сфере, но и в науке, литературе, искусстве, обыденной жизни.

В переводе на язык актуальной психологии «рационалисту» присуща следующая специфика мышления: преобладание отвлеченных понятий и универсальных принципов (интеллектуализм); полагание собственных идей как причин предметной действительности (идеализм); поиск идей, обладающих свойством улучшения действительности (оптимизм); обожествление идеального (религиозность); признание мысли источником индивидуальной свободы (индетерминизм); утверждение идеального единства мира (монизм); следование устойчивым интеллектуальным схемам и концепциям (догматизм)

В противоположность этому «прагматик» или «эмпирик» отличается преобладающим интересам к вещам и их данности в ощущениях и образах (сенсуализмом); полаганием реальных предметов в качестве причин мысли (материализм); недоверием к мысли как основанию улучшения действительности (пессимизм); исключением из своего «образа мира» идеи Бога (атеизм); отношением к своему мышлению как определяемому иным (детерминизм); утверждением изменчивости, текучести, зависимости, вариативности мысли (плюрализм); поиском ошибок в чужом и своем мышлении (скептицизм).

Мысль следует за жизненными фактами, приспосабливает к ним уже имеющиеся знания, добытые эмпирическим путем, и эта мыслительная работа с реальностью закрепляется в виде определенного метода, приема, способа мышления. Если метод оказывается столь удачным, что может быть с высокой практической эффективностью использован множеством людей, он становится наследственным опытом мышления. Наибольшей прочностью наследования, считает Джемс, обладает метод здравого смысла.

«И вот я утверждаю, что наши основные методы мышления о вещах – это сделанные весьма далекими предками открытия, сумевшие сохраниться на протяжении опыта всего последующего времени. Они образуют один великий период, одну великую стадию равновесия в развитии человеческого духа, стадию здравого смысла. Все другие стадии развились на основе этой первичной, но им никогда не удалось окончательно устранить ее.» ( 51, с 85)

Обладание здравомыслием предполагает оперирование рядом понятий, под которые можно подвести любой наблюдаемый предмет или событие. Критерием правильности применения понятий является не их соответствие отвлеченным концептуальным схемам, а практическая достоверность, то есть улучшение с их помощью реальной деятельности, достижение индивидом признания и понимания другими людьми, усовершенствование предметного окружения. Упорядочению повседневной жизни служит понятийная система в которую включены: «действительность», «одно пространство», «одно время», «субъекты и атрибуты», «мир вымысла», «тела», «вещь», «духи», «роды», «тождество и различие», «причинное действие».

Однако, не удовлетворившись действиями с видимым миром, некоторые умы, особо любознательные, свободные, предоставленные самим себе, однажды расстаются со здравым смыслом, обращаясь к скрытым от эмпирического опыта «теоретическим» объектам и качествам. Они находят их умозрительно как «первичные» и экстраполируют на мир реальных предметов. Так «атомы», «магнитные поля», «токи» и т. д. направляют мышление по пути науки. То же обесценивание здравого смысла свойственно и методу философской критики. С его точки зрения практические и даже теоретические категории не затрагивают реальности и являются «дивными уловками человеческой мысли для избавления от путаницы и замешательства, в которые нас ввергает неудержимый поток ощущений».(Там же, с. 93) Реален метафизический мир и самодвижение идеальных понятий.

Таким образом, согласно Джемсу, исторически оформляются три типа мышления (здравомыслие, научное и философское мышление), которые сосуществуют в интеллектуальной жизни культуры, общества, индивидов и соответствуют разным сферам человеческой жизни.

Жизненные, индивидуальные, практические, «позитивные», релятивные установки философии конца 19-го, начала 20-го веков позволили проявиться множественным психологическим подходам к мышлению. В их теоретических контурах распознаются все основные философские концепции мыслительной деятельности. По заключения М. Вертгеймера, от философии рационализма и традиционной логики в психологии мышления сохранился интерес к истине, способам оперирования понятиями, критериям содержательности и ясности понятий, ошибкам и противоречиям понятийной деятельности, правильности доказательств, выводов, обоснований и понимания. От философии эмпиризма и прагматизма – уважение к наблюдению, стремление к тщательному отбору фактов, эмпирическое изучение проблем, использование метода эксперимента, установление корреляций между данными наблюдений и экспериментов. (28) Что же касается современной психологии мышления, то она, особенно в составе «психологии интеллекта», все более приобретает синтетический характер, конструктивно объединяет теории и концепции, развивавшиеся ранее как самостоятельные и иногда оппозиционные друг другу. ( 141 )

Часть значительных теорий мышления 20–го века найдет освещение в следующем разделе, но некоторые из них будут рассмотрены здесь детально как самостоятельные и актуальные модели мышления.

Ученые Вюрцбургской школы (Кюльпе, К.Бюлер, Зельц, Ах) подчеркнули: свойство мышления оперировать абстрактными, «безобразными» признаками предметов; принципиальное отличие понятий от образов; отсутствие континуальных связей между ощущениями, восприятием, представлениями, мышлением; неограниченные возможности, скорость, экономность мысли, схватывающей не эмпирические объекты, а межобъектные отношения; интроспективную данность скрытых, свернутых мыслительных операций при анализе их осознанных речевых выражений.

В плане организации мыслительного процесса были исследованы: зависимость мышления от «задачи» или «проблемного, незавершенного комплекса», которые пробуждают и направляют его поэтапную активность, начиная с выделения неизвестного и установления его связей с известным до определения искомого и завершения комплекса; двойственность детерминации мыслительной деятельности, соединяющей воздействия на субъекта проблемы, требующей продуктивности, творчества, с одной стороны, и влияния на мыслителя его «я», субъективного выбора и внутренних возможностей реагирования на проблемность, с другой стороны; встречи этих двух детерминирующих тенденций в момент постановки цели мышления, а также в процессе его целенаправленного протекания и в динамике сознательной регуляции; значительная роль я – регуляции мыслительного процесса по сравнению, например, с открытым ассоциативной психологией непроизвольным вмешательством в мышление со стороны репродукций предметных структур или образных ассоциаций.

В аспекте регуляции мыслителем поисковой деятельности был выявлен прогностический и обратимый характер мыслительного процесса, в котором осознание одной стадии решения задачи задает для субъекта содержание и результаты другой стадии, а также осуществляются возвраты субъекта к исходным условиям задачи и к ранним фазам решения с целью самопроверки. (125)

Создатели гештальтпсихологии мышления (Вертгеймер, Коффка, Дункер) сместили исследовательский акцент с осознанных, наблюдаемых, внешне выраженных процессов мышления на феномены интуитивного образования концептуальных структур или «гештальтов». (36) Влияние феноменологии Гуссерля и интуитивизма Бергсона определило необычайную креативность, красоту построения и долговечность этой научной школы. Системное изложение ее основных идей находим у Макса Вертгеймера в работе «Продуктивное мышление».

Во-первых, мышление превращает индивида в исследователя, сознание которого стремится к построению интеллектуальных структур. Мышление действует в отношении осознанных «умственных образов», или понятийно - образных моделей объектов, составляющих для него элементы проблемной ситуации, и творчески связывает, интегрирует их в непротиворечивое целое новых идей, концепций, теорий.

«В мышлении Эйнштейна возникла тесная связь между значением времени и собственно физическими событиями. Принципиально изменилась роль, которую играло время в структуре физики. В результате изменились также смысл и роль пространства. В традиционном подходе оно было отделено и независимо от времени и физических событий. Теперь была установлена тесная связь между ними. Пространство больше не было пустым и совершенно нейтральным вместилищем физических событий. Геометрия пространства была интегрирована с параметром времени в четырехмерную структуру, которая в свою очередь образовала новую единую структуру с происходящими физическими событиями.» ( 28, с. 267)

Во-вторых, мышление стремится дойти до истины, обнаружить «структурное ядро» искомого концептуального целого, достичь эффекта «хорошего гештальта», признаками которого являются согласованность, соразмерность, гармоничность, равновесие понятий, или «концептов», и идей. Последние как части крупной интеллектуальной структуры функционируют в зависимости от своего места и роли в образовании структурных качеств и отношений. Создание хороших структур доступно ясному позитивному разуму, а не изощренному уму, занятому интеллектуальными трюками и генерирующему замысловатые конструкции.

В-третьих, проблемная ситуация вводит мыслителя в состояние напряжения. Задача может полностью захватить его, вызвать сильное желание преодолеть неизвестность отношений, разрешить противоречия явного и скрытого в создаваемой структуре, а затем испытать чувства новизны и интеллектуальной гармонии. Ситуация порождает объективные требования к структурированию, и чтобы мышление творчески справилось с проблемой, оно должно следовать этим требованиям. В основном мыслительный процесс интуитивен, существенно не зависит от активности самого мыслящего, соответствует малоисследованной логике структурообразования в «поле сознания».

В- четвертых, главными проблемами мышления выступают: дополнение структуры новыми неизвестными элементами; нахождение принципа структурирования нового целого; выявление новой структурной роли одного или нескольких элементов существующего гештальта; улучшение структуры за счет прояснения неопределенных отношений ее компонентов; установление позитивных и прозрачных связей согласования между противоположными элементами интеллектуального гештальта. Субъекту продуктивного мышления свойственно искать проблемы и возможности творческого структурирования. В этой связи он особенно внимателен к пробелам, нарушениям, неясным местам в актуальном знании и понимании.

В-пятых, законы образования целого в конкретной проблемной ситуации детерминируют те мыслительные операции, которые необходимы для ее преобразования в хороший гештальт. Эти же законы определяют последовательность операций, их соединение в фазы мыслительного процесса и «функциональное развитие» процесса в целом. К числу существенных операций мышления относятся фрагментация элементов и отношений, их изоляция, группировка, центрирование, реорганизация структуры, переструктурирование, обнаружение «структурной истины». Несмотря на обладание собственной логикой развертывания, на строгое подчинение тенденции целостности, эти операции подвержены случайным внешним воздействиям, отклонениям от основного направления, иногда драматическим поворотам в развитии. Роль субъекта мышления состоит в верном уловлении принципов мыслительной деятельности, избежании слепых проб и ошибок, попадании в «струю» правильного прогнозирования и оправданных предположений о динамике процесса.

В- шестых, акты продуктивного мышления сопровождаются осмыслением поиска и его результатов, которое, благодаря своей интенсивности и непрерывности, парадоксально позволяет мыслителю пережить нерефлексивные состояния предвосхищения, догадки», озарения или «инсайта». Интуиция внезапно предъявляет верное решение, которое своей творческой избыточностью вызывает подлинное интеллектуальное удовольствие.

Седьмое. Построение и улучшение концептуальных структур предполагает более или менее длительную и сложную динамику мыслительного процесса, часть операций и закономерностей которой всегда будет представлять собой таинство, не доступное осознанию и познанию. Поэтому и у психологии мышления не должно быть заблуждений по поводу точного описания и объяснения всех тонкостей рождения мысли. Ее задачей должно быть углубленное рассмотрение жизненных источников мышления, обоснование того, что развитие мыслительной деятельности находится в прямой зависимости от установок мыслителя, в частности, его доверия к новым фактам, оптимизма и свободы от предрассудков.

Личностные установки продуктивно мыслящего человека, определенные Вертгеймером, лучше всего понимаются людьми, испытавшими обаяние собственных интеллектуальных поисков и открытий. Однако, по замечанию Арнхейма, находится и много таких, которые реагируют на убеждения гештальтпсихологов, как Аглая Ивановна у Достоевского, прятавшая письмо князя Мышкина в свой экземпляр «Дон Кихота». ( 7, с.50)

Сам Рудольф Арнхейм, восхищенный новизной и гуманистическим смыслом структурной психологии, в свою очередь предложил концепцию «визуального мышления», составившую значительный вклад в психологию и современную теорию искусств. Ценность концепции заключается в убедительном теоретическом и фактическом доказательстве неразрывного единства перцептивно-образного и вербально–логического планов мыслительного процесса, существования мышления одновременно в интеллектуальной, то есть осознанной, дискурсивной форме и в форме интуиции, «восприимчивости», «проницательности».

«Процессы, обычно приписываемые мышлению, - различение, сравнение, выделение и т. д. – свойственны также и элементарному восприятию; в то же время все процессы, присущие мышлению, предполагают чувственную основу. Поэтому мы имеем дело с континуальным пространством познания, распространяющимся от непосредственного чувственного восприятия до самых общих теоретических конструктов.» (.Там же, с. 24)

Модель визуального мышления по Арнхейму строится на предположении, что продуктивное мышление по необходимости основано на перцептуальных образах, и что наоборот, активное восприятие включает в себя отдельные аспекты мышления. Перцептуальное мышление обычно бывает визуальным, так как зрение является той сенсорной модальностью, в которой могут быть представлены все и весьма сложные пространственные отношения. Визуальное или «интуитивное» включение в мышление доказывается широким использованием схем, диаграмм и рисунков при интеллектуальных действиях на самом высоком уровне абстракции. Об этом же свидетельствуют данные интроспекции при попытках осознать внутреннюю работу мышления с абстрактными понятиями, когда их содержание приобретает «эскизно–импрессионистскую», диффузно образную форму. Например, понятие «старость» появляется в самонаблюдении призрачной согнутой фигурой человека, опирающегося на палку. В пользу визуального мышления говорит и известный научный прием, состоящий в выборе для исследования не статистически достоверной группы объектов, а отдельных, «особо блестящих» или «критических» индивидуальных случаев, имеющих, как всякий факт, конкретный чувственный образ.

Язык, выступая важнейшим средством мыслительной деятельности, не может рассматриваться как достаточное средство производства мысли и как единственная адекватная среда для продуктивного мышления. Взятая наугад, говорит Арнхейм, поэтическая строчка «Все имена их, заросших сорняками камней, смыты дождем» подчеркивает, что понимающая мысль читателя или слушателя, следуя за цепочкой слов, вызывает к жизни образы реальных объектов, организующихся в целостную картину окаменения, печали и забвения.

«Посредством перевода слов в образные представления интеллектуальная цепочка языковых элементов вновь обращается к интуитивному образу, с самого начала стимулировавшему появление высказывания на естественном языке.» (Там же, с. 32)

Сферу действия продуктивного мышления составляют вербально обозначенные, ясно концептуально оформленные предметы – референты, представляющие собой «перцептуальные единицы». Но речевая форма всегда является ведущей при сложном понимании и осмыслении, когда вид или внутренний образ предмета не позволяют сразу схватить мысль, аналогично тому, как «подхватывают насморк».

Вопреки распространенным представлениям о восприятии и воображении как главных когнитивных способах отношения к искусству, Арнхейм предложил концепцию развития мышления в процессах создания, изучения и практического использования художественных произведений. Мысль, сотрудничая с образной интуицией, утверждает свои приоритеты во множестве случаев, касается ли это открытия зрителем идеи, заключенной в изображении, или творческого воплощения мастером своего эстетического и этического принципов, улавливаемых учениками, или постановки поэзией, живописью и скульптурой серьезных жизненных задач, требующих от человека больших умственных усилий, или интеллектуальной деятельности, направленной на исследование новых и необычных художественных структур, или напряжения мысли врача, пытающегося с помощью «умного искусства» помочь пациенту осознать и решить свои проблемы.

Необходимым методом обнаружения закономерностей индивидуального мышления, его онтогенеза, а также разнообразия его видов и типов, присущего современному человеку, служит применение теорий культурогенеза мыслительной деятельности, разработанных К. Г. Юнгом, Л. Леви – Брюлем, К. Леви – Стросом, М. Коулом и С. Стринбергом, А.Р. Лурией и др. Допускается, что мысль людей ранних периодов становления различных культур оживляется в интеллектуальном развитии индивида в первые периоды его жизни и остается в составе зрелой структуры его когнитивных функций. Эта древняя мысль в содержании цивилизованного интеллекта чаще всего не означает ни умственной недостаточности, ни умственной редукции личности, а напротив, создает плодотворную бессознательную основу познания и творчества, определяет несколько уровней полноценного мыслительного отношения к жизни, начиная от синкрето – символического до искусно – логического и до уровня высокой мудрости, обусловливая тем самым широту сфер приложения интеллектуальных возможностей индивида

Какие особенности присущи давнему и вездесущему мышлению, названному Юнгом «архаичным», Леви -Брюлем – «пралогическим», Леви-Стросом – «первобытным», «магическим», «неприрученным», а М. Фуко – «беспорядочным» и «алогичным»?

1. В область активности архаичного мышления вовлекаются главным образом внешние предметы, существа, явления, соединяющиеся в причудливые ментальные «узоры» отношениями пространственной близости, временного совпадения, перцептивного подобия, фантазийного тождества и мистической общности происхождения и зависимости. Сам мыслящий человек ускользает в качестве объекта от собственной мысли, и последняя развивается как «внешняя».

2. В этой мысли недостаточно разведены эмоциональные, побудительные, перцептивно- образные, действенные и собственно логические компоненты, так что мышление оперирует целостными «комплексами» или сплавами разнородных недифференцированных впечатлений о предметах и событиях. Их актуализация ситуативна, стимулируется главным образом извне, и действие с ними выглядит изменчивым, подобным «интеллектуальному мерцанию». По отношению к абстрактным задачам, составляющим большинство объектов нашего интеллекта и требующим большой ментально-речевой выносливости и концентрации, такое мышление может показаться не энергоемким, а иногда и беспомощным, но при выполнении деятельности, вызывающей большой интерес, доставляющей удовольствие и предполагающей немедленный эффект, сосредоточение архаичного сознания и мысли может быть интенсивным и длительным.

3.Архаичная мысль избегает индивидуализации и придерживается «коллективных образцов» толкования причин существующего и происходящего, группировки фактов, объяснения случайностей и таинственных влияний. Наибольшей силой овладения индивидуальным умом обладают бессознательные коллективные идеи о «тотеме» как сверхъестественном источнике власти и произвола в установлении связей вещей и существ, о «мистической сопричастности», объединяющей разнородное, чтобы через него проявилось некое предназначение, знамение, судьба, о «магической связи», допускающей необъяснимое изменение одних объектов в результате воздействия на другие, о незыблемости принципа «после этого, значит, вследствие этого», о тайне, связывающей вещь – ее имя – ее изображение – ее зеркальное отражение, превращающей все это в «одно и то же» и каждое в свойство всех других

4. За символическими идеями «тотема», «мистической сопричастности» и «магии» психологически просматривается феномен проекции качеств и свойств субъекта архаичного мышления на предметы и явления окружающего мира. Интуитивно знаемые силы и возможности собственного интеллекта отчуждаются, мистифицируясь, в мощнейших агентов внешних влияний на происходящее. Так за тотемическим детерминизмом обнаруживаются бессознательные стремления человека самому определять связи природных и социальных явлений; за убеждением в реальности действия мистической сопричастности кроется претензия исключить из жизни власть случая; вера в тождество объекта проекции, его имени и изображения, а также установление запрета на «прикосновение» к ним означают глубинный смысл самозащиты индивида от вредных воздействий других.

5. Наплывающие впечатления жизни пралогическая мысль стремится упорядочить доступными ей способами. Обобщается эмпирически многообразное; множественное объединяется в немногие классы и категории; в разнообразии отыскивается отношение сходства и подобия; производятся тончайшие различения признаков подобного, так, что впечатление подобия оказывается сметенным обилием различий; каждая «обобщенная вещь» приобретает свою противоположность, с которой образует «бинарную оппозицию». Упорядочение происходит по типу «инвентаризации», когда мышление основывается на визуальных сходствах и различиях предметов и существ. Объекты группируются и классифицируются в зависимости от их ценности для практического использования. Мышление, по определению Леви – Строса, выступает «бриколером», пользующимся при предметных объединениях наглядными и подручными средствами. Эмпирической систематизации прежде всего подлежат растения и животные, особо тесно соотносящиеся с естественными потребностями архаичного человека: в пище, в лечении, продолжении рода, а также эстетической и интуитивно – ориентировочной. Выстраиваемые мышлением «таксономии» прямолинейны, имеют минимальное количество уровней обобщения и утверждают непреложность одного уровня общности для других. На этом «законодательном» уровне располагается, как правило, тотем.

6. Пралогическое мышление генерирует продукты, изумляющие цивилизованного человека необычайностью, иногда «безумием», комизмом или абсурдом.

Например, абстрактный концепт, относящийся к какому-то конкретному свойству реального объекта, оказывается настолько отчужден от последнего, что начинает существовать в сознании как самостоятельная сущность или «субстанция». Из исследований К. Леви – Строса: северо – американские индейцы широко употребляют выражения типа «Злоба мужчины убила бедность ребенка». ( 80 )

Или в качестве содержания концепта берется группировка реальных следовавших друг за другом фактов, каждый из которых считается вызывающим следующий, и связь между которыми настолько однозначна, что жизненное повторение одного из фактов будет предзнаменованием появления других. К. Г. Юнг: понятие архаичного человека о «войне» вполне могло заключать в себе событийный ряд, объединивший «рождение теленка с двумя головами и пятью ногами», «в соседней деревне петух снес яйцо», «старухе приснился сон», «в небе появляется комета», «в соседнем селении случился пожар», «год спустя начинается война». ( 156, с. 167)

Или концепт, указывающий на родовую категорию объектов, наполняется фантазийной, экзотической, красочной смесью их конкретных разновидностей. Выделение «классов» не подчинено никакой системе четко обозначенных критериев сравнения и различения, а основано на спонтанном использовании ситуативных признаков индивидуальных объектоов. М. Фуко: моделируя формы алогичного мышления, Х-Л Борхес ссылается на некую китайскую классификацию, подразделяющую «животных» на «принадлежащих Императору», «бальзамированных», «прирученных», «молочных поросят», «сирен», «сказочных», «бродячих собак», «буйствующих, как в безумии», «неисчислимых», «нарисованных очень тонкой кисточкой на верблюжьей шерсти», «только что разбивших кувшин», «издалека кажущихся мухами». Существа, составляющие подклассы данной классификации, размещены, расположены в столь различных плоскостях, что «невозможно найти для них пространство встречи, определить общее место для тех и других… Их объединения представляют собой неповторимые «гетеротопии». ( 139, с. 28)

Или устанавливается концептуальная связь по закону конгруэнтности, взаимодополнения. Формируется понятие, в котором элементы хорошо «пригнаны» друг к другу. Леви – Строс: в первобытном мышлении внешне похожее обладает способностью совместного полезного действия; так, если клювом дятла прикоснуться к больному зубу, боль уйдет. «Исцеление зубной боли» означает связь и отношение «клюва дятла» и «человеческого зуба». (80, с. 120 )

И еще пример. Концепт образуется на основе объединений существ и вещей по сходным внешним признакам, представляющимся сильными, доминирующими, почти сакральными. Леви – Строс: в одном из австралийских племен «орел» считается «небом», «солнцем», «звездой», «журавлем», «небесным телом», «ночью». Высота размещения и господство над видимым пространством как сильные признаки «орла» укрываются за рядом символических фигур.

7.Пралогическое мышление обладает многими несомненными достоинствами, делающими перцептивную и практическую ориентировку архаичного человека в природной среде неизмеримо более дифференцированной, интуитивно правильной и эстетически естественной, чем это свойственно человеку цивилизованному. Тончайшая сенсорика и нерефлексивный художественный вкус первобытного мыслителя позволяет ему объединить в одну группу лук, чеснок, капусту, репу, редис, горчицу. Современная химия обнаруживает в них объективный скрытый общий признак – наличие в составе тканей серы Считая себя великим классификатором, индеец навахо различает живых существ по существенному признаку наличия речи, а затем «не обладающих речью» животных с определенной зоологической достоверностью делит на «бегающих», «летающих» и «ползающих». У древних сибирских народов обнаруживается такой богатейший репертуар объективно обоснованных сцеплений двух явлений «болезнь – целебное средство», что их несомненно можно считать искусными целителями. Желчь щуки применяется от глазных болезней; рак, употребляемый живьем – от эпилепсии; кровь куропатки – от грыж и бородавок; высушенная летучая мышь, подвешенная на шею – от лихорадки и т. д. (Там же) Кроме того, при нечувствительности и неосознанности противоречий в обобщениях и классификациях алогичное мышление стихийно и бессознательно выделяет противоположности и всюду находит их действие. Всегда в явлениях жизни присутствует смерть, мужское неизменно сопровождается женским, новорожденность неизменно связана со старостью, полезное соседствует с причиняющим зло.

В целом, перечисленные особенности архаичного мышления служат, по мнению создателей его теорий, и интеллектуальному упорядочению отношений человека с близко прилежащим миром, и организации его памяти, которая посредством пусть причудливых и произвольных, но все же достаточно надежных связей, может сохранить богатство и многообразие мыслительного «инвентаря» или репертуара. Между этим мышлением и поздним научным нет непроходимой границы. Первое создает культурно-психологическую основу для второго, ныне сосуществует с ним, хотя и остается скорее его параллелью, чем внутренней составляющей.

«Магическое мышление – это не дебют, начало, набросок или часть еще не воплощенного целого: оно формирует вполне отчетливую систему, независимую от другой системы, которая будет образовывать науку, за исключением формальной аналогии, сближающей их и делающей из первой нечто вроде метафорического выражения другой.»

( Там же, с. 123)

В психологию мышления отмеченные теории проникают посредством проблемных идей о культурно – исторической детерминации мыслительной деятельности личности, о воздействии образования и науки на развитие индивидуального когнитивного стиля, о ранних возрастных предпосылках зрелой мысли, о бессознательном архаичном плане понятийно– логического познания, о развитии магического мышления в качестве относительно автономного уровня структуры развитого интеллекта, о существенном сходстве мысли ребенка и наивной мысли человека древности, о трудно объяснимых творческих возвратах мысли многих людей конца 20-го века к символам мифа.

Сопоставление и синтез «культурных» и «индивидуальных» подходов к мышлению имеет не только академический, но и практический интерес, особенно, в психологии взрослой личности. Это обусловлено, во-первых, заметным смешением ранних и поздних возрастных типов мышления у взрослого, часто затрудняющим его быструю адаптацию к жизненным изменениям и напоминающим смешение различных исторических форм интеллекта в ставшей культуре. Во-вторых, недостаточностью конструктивного снятия в строго упорядоченном, направленном, научном мышлении взрослого интуитивно–фантазийного способа мышления, свойственного детству, отрочеству и юности, подобно тому, как рациональная, технократическая, «стареющая» цивилизация отрицает поэтичность и иррациональность своей молодости; а это несомненно снижает творческий потенциал мыслителя. В-третьих, обусловлено утратой личностью по мере взросления родовой простоты и естественности интеллектуального отношения к обыденной жизни, утратой, отнюдь не являющейся знаком умственной культуры и зрелости.

Параллели общекультурной и индивидуальной эволюции мысли, а также реализация принципов естественно-биологической, социально–исторической и деятельностно – практической детерминации умственного развития индивида, повлияли на фундаментальные теории онтогенеза мышления, созданные Ж. Пиаже, Л.С.Выготским, Дж. Брунером, А. Р. Лурией. Разработанную ими «объективную» психологию когнитивного развития углубил психоанализ, проникающий в трактовки возрастных особенностей мышления посредством идей о стадиальных изменениях бессознательного и сознательного планов мыслительной деятельности. Соблюдение единства различных форм детерминации мыслегенеза позволяет современным исследователям найти и систематизировать множество конкретных характеристик развивающегося мышления, как это сделали, например, Л. М. Веккер и Ф.и Р. Тайсоны, предложившие свои синтетические реконструкции концепции Ж. Пиаже..( 26; 102; 122 )

Критериями определения возрастной специфики мышления у этих авторов выступили:1) внутренний состав мышления, включающий сенсо – моторные, перцептивные, образные, концептуально- вербальные элементы; 2) переходы перечисленных элементов от бессознательного существования к сознательному и наоборот; 3) разновидности мыслительных операций; 4) особенности продуктов мышления. По данным критериям Веккер различает «допонятийное» и «понятийное» становление мышления, причем первое соответствует выделенным Ж. Пиаже сенсо- моторной, символической и интуитивной стадиям генеза мышления, а второе – стадиям конкретных и формальных операций. Две последние стадии в психоаналитической модели Тайсонов называются «латентным периодом» и «периодом операционального синтеза». Стратегия дифференциации возрастных типов мышления основывалась на методе генетических срезов, который позволяет исследовать ранние элементарные формы мысли в условиях, когда они еще не подвержены осложняющим и трансформирующим влияниям ее зрелых форм.

Сенсо – моторный тип мышления характеризуется познавательной ориентировкой на внешние объекты, по отношению к которым применяются несложные двигательные схемы (приблизить, удалить, встряхнуть, толкнуть, ударить и т. д.). Простое понимание объекта достигается в режиме сделал – воспринял – сделал. Развивающаяся константность перцептов на основе их сравнения между собой и сохранение перцептивных следов в памяти позволяет ребенку быстро перейти к удержанию и актуализации образов объекта при его реальном отсутствии. Так ребенок четырех месяцев задерживает взгляд на двери после ухода матери или пытается найти спрятанный под тканью предмет. Между воспринимаемыми объектами, благодаря их образной репрезентации устанавливаются временные связи «до-после», так что перцепт появившегося в поле действия объекта означает будущее появление другого объекта или приближения определенного события. Выражение лица матери предполагает для ребенка скорое наступление благоприятного момента ласки и заботы о нем. Двигательная активность все более регулируется внутренними образами и приобретает форму исследовательской. Образное моделирование начинает высвобождаться от моторных схем, но при этом относится к перцептивно охватываемым ситуациям. Опережающая движения когнитивная активность проблематизирует ребенка, заставляет его совершать все новые и новые пробные предметные действия. Образы предметов, ассоциируясь с образами усложняющихся поисковых движений, формируются как внутренняя система знаний, из которой может быть извлечен любой элемент.

«С извлечением информации из этой системы возможно произвольное или сознательное мышление. Способность вызывать что – либо произвольно обеспечивает доказательство того, что начали формироваться концепции объектов.» ( 122, с. 230)

В состав ранних концептов второй половины первого года жизни, прочно связанных с конкретными предметами, включаются, таким образом, постепенно свертывающиеся сенсо – моторные элементы, перцептивные элементы и образные элементы. Первоначальная нестойкость, мерцание межэлементных связей внутри концепта преодолевается за счет введения в его структуру речевых сигналов. Последние воспринимаются от других людей, пропитаны эмоциональным отношением ребенка к называемым объектам и становятся прекрасным средством организации, синтеза когнитивного и аффективного опыта ребенка. Становится возможным речевое выделение перципируемого, представляемого и переживаемого объекта из актуального предметного окружения. До начала дифференциации окружающих предметов как относительно автономных, когнитивный процесс протекает бессознательно, подчиняясь врожденным паттернам Различение объектов, опосредованное речевым участием в построении ранних концептов, определяет разделение бессознательного и сознательного, иначе «первичного» и «вторичного», процессов психической жизни. К постепенному осознанию мира ребенок идет, благодаря усложняющимся связям его двигательной практики, образных репрезентаций и языковых образований, прочно соотнесенным с внешней реальностью. Бессознательное, отступив от регуляции непосредственных предметных взаимодействий, между восемью и двенадцатью месяцами жизни начинает наполняться новыми содержаниями. Во – первых, это «переходный объект» (игрушка или любая другая вещь), являющийся символом матери и представляющий собой субъективные чувство и образ безопасности в условиях реальной угрозы со стороны внешней среды. Этот символ полностью слит со своим объектом, его спонтанная актуализация замещает собой мать при ее действительном отсутствии, выступает «мостом» между ребенком и ею и поддерживает внутреннее состояние удовольствия, не нуждающееся во внешних подтверждениях. Во-вторых, это проявления «магического феноменализма», когда ребенок субъективно наделяет свои движения, жесты, языковые сигналы волшебными свойствами вызывать желательные для него реакции взрослых. Не воспринимая и не сознавая себя источником этих реакций, не замечая, что окружающие отвечают на его собственные выразительные действия, он пытается манипулировать поведением окружающих, настойчиво повторяя свои магические запросы. Бессознательные образы своей власти над взрослым и при их посредстве - над вещами, становятся онтогенетической основой развития архаичного, инфантильного уровня индивидуального мышления, обеспечивающего в основном отработку ранних аффективных желаний.

Символически-интуитивный тип мышления постепенно развивается из сенсо-моторного и характеризуется функционированием двух разделяющихся символических систем: системы, ориентированной на внутреннюю репрезентацию объективных событий, и системы, ориентированной на субъективную фантазийно-игровую, вымышленную и развертывающуюся в сновидениях жизнь. Формирование этого сложного типа мышления охватывает собой довольно длительный период от одного года до шести – семи лет.

Между пятнадцатью и восемнадцатью месяцами ребенок определенно использует внутренние образы как посредников в практическом взаимодействии с предметами. Моторные операции с вещью активно замещаются воображаемыми операциями, которые восполняют дефицит объективной информации о нем. Появляется чувство дистанции и автономии «себя» и «объекта». Кроме того, реальный предмет и предметное действие все чаще заменяются действиями речевого указания, называния, коммуникации, что задает еще более экономный режим отвлечения субъекта от «предметности». Субъективное отвлечение через реалистичные образ-символ и слово - символ, поддерживающее разделение и устойчивое соответствие «заместителя» и «замещаемого», выступает прямой предпосылкой сознательного логического мышления. К концу второго года жизни словарь речевых символов расширяется до двухсот слов. Простые суждения и вопросы позволяют в три – четыре года устанавливать конкретные соотношения между объектами, основанные на наглядных ассоциациях. и действиях, которые пока во многом сохраняют магический смысл: «Луна светит, потому что она высоко, потому что она круглая и т д.» Или в экспериментах Пиаже ребенку показывались два одинаковых стакана с равным количеством воды, и ребенок подтверждал, что «воды одинаково». Однако, когда в его присутствии вода из одного стакана переливается в другой более узкий стакан, ребенок говорит:»Воды неодинаково….», - и добавляет: «Потому что вы налили ее.»

Употребление речи после трех лет направлено на решение нескольких важнейших интеллектуальных задач. Первое, на категоризацию предметов и уточнение причинно–следственных отношений реальных событий. Второе, на передачу и прием информации о доступных объектах от других. Третье, на контроль поведения окружающих, оказание влияний на них. Четвертое, на организацию знаний о самом себе, своем опыте, идеях, чувствах, фантазиях и снах Но символизация на этом этапе служит не только усилению объективности и сознательности знания, но и созданию игровых «персональных» символов, которые не предназначены для передачи другим. Один предмет по некой «договоренности» ребенка с самим собой становится другим предметом, например, чернильница превращается в «сторожевую собаку». Такой тип символизации может все более отчуждаться от реальных вещей и формировать внутреннюю фантомную «реальность», где бессознательно все значит иное, чем в действительности, и символ указывает на «таинственные» свойства обыденных предметов. Это еще один слой архаического мышления, который, в противоположность «магическому» слою, является «мифологическим» Однако, и игровое употребление символов позволяет ребенку освоить интеллектуальную операцию объективного обобщения визуально различных предметов в «одно» по функциональному или другому существенному признаку. То есть игра в этом возрасте относится к развитию мышления, участвующего и в первичном, и во вторичном процессах.

Бессознательное, кроме того, приобретает содержания, связанные с ранними конфликтами сознаваемых ребенком собственных желаний и желаний ближнего окружения, прежде всего матери. Защитой от вызывающих тревогу конфликтов является вытеснение детских мыслей о них Другим разрешением конфликта выступает присвоение позиции других и идентификация с ними.

Для мышления, опосредующего вторичный процесс, характерны на этом этапе относительная ригидность, конкретность и образность концептов. Пока образ не растворится в слове, а слово не начнет указывать на абстрактные отношения объекта, мысль сохраняет символическую сущность. Спонтанность, нерефлексивность, привязанность к наглядным элементам ситуаций определяют интуитивность мышления, невозможность придерживаться формально – логических схем. Девочка пяти лет, бывшая свидетелем того, как поровну разделили печенье между нею и сестрой, быстрее справившись с лакомством, искренне и настойчиво утверждает, что «у сестры было больше».

Анализируя процессы и продукты реалистичного «дооперационального» или допонятийного мышления, Л. М. Веккер выделяет следующие их особенности.

Эгоцентризм или «центрация» как опора в мышлении на субъективно значимые детали наглядной ситуации, выпадение самого ребенка из сферы мыслимого и отсутствие коррекции в мысли на свое положение по отношению к конкретному объекту воспринимаемой ситуации, неспособность учесть и координировать точки зрения других на предмет мысли и отделить тем самым «объективное» знание от «субъективного», следование принципу, по которому все происходящее соотносится прежде всего с его собственным опытом.

Несогласованность объема и содержания концепта, обусловливающая ошибки в употреблении кванторов общности, таких как «все», «некоторые», «один», «ни один». Означает несформированность инвариантных родо – видовых связей, нарушение отношений включения и включенности, их легкий распад под влиянием перцептивных впечатлений. Так, уверенно объединяя 7 примул, 2 розы и 1гвоздику в категорию «цветов» пяти - шестилегние испытуемые Пиаже на его вопрос о том, чего больше «примул» или «цветов», отвечают, что больше «примул», потому что «здесь всего три цветка». Концепт «примула», таким образом, не сохраняет своего большого «родового» объема, так как изначально увеличение объема от индивидуального до видового, а затем от видового до родового (примулы – цветы) не было согласовано со сгущением содержания в систему абстрактно – логических сушностных признаков объекта. Расширенное содержание концепта осталось в рамках наглядного «портрета класса», и в легкости исключения «примул» из «цветов» повинно доминирование конкретных образно- перцептивных признаков над обобщенно - вербальными..

«На каждом уровне обобщенности в меру его адекватности отображаемому объекту имеет место обратно пропорциональная зависимость между содержанием и объемом. Из этого следует, что при адекватной расчлененности видовых и родовых признаков объем видового уровня обобщенности во столько же раз меньше объема соответствующего родового уровня, во сколько раз увеличена полнота его содержания, то есть во сколько раз он ближе к индивидуальному «портрету», чем уровень родовой.» ( 16, с. 326)

Трансдуктивность (термин В. Штерна) как затруднения в осуществлении индуктивно – дедуктивных операций мышления, несоблюдение отношений включения единичного объекта в общий класс и принадлежности, выведения единичного из общего. Утверждая, что «солнце живое, потому что оно движется», ребенок определяет «солнце» посредством последовательных интуитивных индукций: движущееся – значит живое; солнце - движущееся; солнце – живое.. Однако, он «нарушает» дедуктивные отношения, по которым «солнце» принадлежит к «движущимся», «живое» принадлежит к «движущимся», но «живое» не исчерпывает «всего движущегося», и «солнце» остается в классе «неживого движущегося». Согласно Пиаже, подобные спонтанные ошибки в суждениях свидетельствуют о недостаточной обратимости операционной структуры допонятийной мысли, о разрывах в переходах одно – некоторые – все.

Синкретизм, состоящий, по определению Клапареда, в осмыслении предмета по его одному или нескольким несущественным признакам.. Объект мысли притягивает к себе образные, перцептивные, аффективные следы случайного соположения, временного совпадения и внешнего сходства с другими объектами. Формируется прочное неразложимое единство, в котором исходный объект одновременно представляет собой все остальные. «Луна не падает, потому что она лежит в небе, потому что это высоко и потому, что нет Солнца» - синкретический синтез, соединивший и сливший Луну с чем – то «высоко лежащим», с тем, что «должно светить, когда темно» и с тем, что «не может упасть». Устанавливается тождество Луны с обыденно доступными ребенку предметами, по отношению к которым он может совершить практические действия. Например, с предметом, который не падает, потому что он высоко помещен, и его нельзя столкнуть. Или с предметом, который освещает темную комнату, и должен светить непрерывно, как Солнце, и следовательно, не упадет. То есть «Луна» субъективно вбирает в себя наглядно подобные объекты и определяется посредством актуализации их образов, собирая в своих определениях ситуативные вариативные признаки.

«Синкретизм и соположение через трансдукцию и несогласованность содержания и объема связаны с ограниченностью эгоцентрической системы координат.» ( Там же, с. 303)

Несогласованность инвариантных и вариативных компонентов в допонятийных структурах. Обнаруживается в несоблюдении принципа постоянства отвлеченного свойства объекта независимо от изменения эмпирических условий его проявления, в неумении скоординировать константный признак с изменчивыми. Так, в примере с переливанием воды ее объем оценивается ребенком как меняющийся в зависимости от вариаций формы стакана. Невидимый «объем» оказывается не в состоянии преодолеть фигуративную видимость высоты и ширины сосуда и убедительность практических манипуляций экспериментатора с жидкостью.

Необратимость операций характеризуется как затруднения в осуществлении противоположных актов мышления (выявление сходства – выявление различия, обобщение- конкретизация, анализ – синтез, типизация – индивидуализация и т. д. ) по отношению к одному и тому же объекту. В случае с примулами ребенок, легко совершая прямую операцию обобщения (примулы – цветы) не может произвести обратную операцию конкретизации (среди цветов есть примулы). Эта черта допонятийной мысли необходимо связана с недостаточной разведенностью родовых, видовых, индивидуальных признаков и неотделением абстрактных инвариантняых признаков от вариативных. Необратимость выражается в отсутствии «круговых переводов» образных репрезентаций объекта в вербально – логические репрезентации и наоборот. Кроме того, при решении проблем наглядно–действенного плана для ребенка сложен возврат к исходным условиям задачи и исправление ошибок. Показателями необратимости также выступают: невозможность применения различных способов для достижения одного и того же мыслительного результата; трудность рассмотрения объекта с противоположных точек зрения; нерефлексивность мышления, означающая, что субъект не может направить мыслительный процесс и на объект, и на собственную мысль об объекте.

Нечувствительность к противоречиям – феномен допонятийного мышления, выступающий следствием необратимости операций и невозможности различить и удержать различные видовые противоположности в рамках родовой общности . В частности, трудности мысленного перехода от «некоторых» объектов ко «всем» и затем от «всех» к «некоторым» выражаются в игнорировании ребенком взаимоисключающего характера своих суждений вроде «все это цветы» и «здесь только три цветка».Существованием данного феномена объясняются, по мнению Веккера, и ошибки при решении задач, конфликтующие с объективно требуемым результатом, которые ребенок не замечает и не исправляет, а также непонимание переносного смысла метафор и необнаружение отвлеченного значения пословиц и поговорок. Через необратимость мыслительных операций и нечувствительность к противоречиям выражают себя эгоцентризм детской мысли, ее трансдуктивность, вариативность, отсутствие иерархической организации концептов, синкретизм. Мышление, обладающее такими характеристиками, обусловливает дефицит понимания, преодолеваемый на следующем этапе развития мыслительной деятельности – понятийном.

Конкретно – операциональное мышление латентного периода. Мыслительная деятельность отличается на этом этапе, во–первых,. преобладающей ориентировкой мысли на вторичный процесс, во – вторых, дальнейшей дифференциацией сознательного, направленного, упорядоченного мышления, действующего в отношении вещно -социального окружения, и фантазии, интуиции, переживаний, обращенных в интимный мир личности и легко ускользающих в бессознательное. Направленное мышление характеризуется в этот период возрастающей децентрацией, то есть способностью разделять субъективную и объективную позиции в мыслительном процессе, отделять свою точку зрения от точки зрения других людей, выделять себя в качестве объекта мысли. Увеличивающаяся согласованность объема и содержания концепта, разведение и не смешивание инвариантных и вариативных признаков объекта, возможность прямых и обратных операций мышления, скоординированность видовых и родовых обобщений, уменьшающаяся опора на перцептивно – практические действия позволяют девяти - десятилетнему ребенку избегать ошибок в категоризации конкретных объектов, следовать принципу сохранения количества, веса, объема вещества, пользоваться в определении предмета существенными признаками, применять различные способы решения предметно-действенных и предметно– образных задач. В целом, умственные действия все больше высвобождаются из узких пространственно – временных рамок текущего момента, выходя во внутреннее пространство образов воображения и словесных значений. Мышление становится все более длительным, его операции более свернутыми, хотя оно по-прежнему стимулируется актуальными событиями конкретных предметных ситуаций. Посредством сознательных, объективных и контролируемых мыслительных процессов ребенок подчиняет себе ситуацию, может достигать взаимопонимания с другими людьми в совместных проблемных действиях. Содействие и сотрудничество достигается интеллектуальным освоением групповых норм и правил и закреплением их в строгом нормативном поведении. Развивающаяся рефлексия как форма мышления первоначально направляется субъектом больше на свои социальные действия, чем на интеллектуальную деятельность. В основном, сознательное объективное мышление этого периода выражает себя в решении предметных интеллектуальных задач, в понимании социальных нормативов, в определении своего места в коллективе и в идее самостоятельности и личной автономии. Но одновременно в противовес власти мышления, приспособленного к реальности, к началу подросткового возраста начинает активизироваться фантазия, ищущая интеграции в действительную жизнь субъекта. Первоначально этот процесс обеспечивается групповой игрой, разрабатывающей сходные у всех подростков мечты ( о семье, друзьях, героях, приключениях, сражениях и т. д. ).Затем сознательные фантазии либо проявляют себя через «намеки» шутливых и иронических высказываний, розыгрышей, карикатур, либо приобретают черты творческого воображения и, вливаясь в процессы рационального мышления, придают им оригинальность и новизну. Умственная одаренность в этом возрасте ярче всего проявляется в создании «идеальных собеседников», «двойников», «воображаемых товарищей». Это оказывается эффективным способом сознательной защиты от внутренней тревоги, связанной с неуверенностью в правильности своего социального поведения, опасением перед критикой, наказанием или изоляцией. Если же сознательное мышление не может защитить младшего подростка от конфликтов общения, эти конфликты становятся содержанием интуитивного бессознательного мышления, причудливо сочетающегося с устрашающими фантазиями и действующего в социальных отношениях личности в формах недоверия и подозрительности по поводу разумного и логичного поведения «я» и других. Имеет место некоторая регрессия к эгоцентризму мышления, который связан теперь с компенсаторной динамикой первичного процесса.

Мышление посредством синтеза формальных операций. Его развитие приходится на длительный период от 11 – 12 до 16 -- 17 лет. Формирования типа отмечено активным интеллектуальным творчеством, основанным на единстве операций первичного и вторичного процессов. Причем, сознательное мышление обеспечивается совершенствующейся системой разнообразных скоординированных операций: дедуктивных, индуктивных, отвлеченно аналитических, извлекающих противоположности и разрешающих противоречия. Операции осуществляются уже не с конкретными, эмпирическими, а с абстрактными, идеальными объектами, то есть, понятиями. Продукты этого мышления находят репрезентацию в грамматически организованной содержательной речи.

Бессознательное мышление реализуется посредством операций символизации, эффекты которой выходят на поверхность сознания и, выступая в качестве объектов логических преобразований, участвуют в создании утонченных образно – вербальных символов. Творческий синтез символического и логического мышления обнаруживается в поэтических опытах подростка, в его сочинениях, рисунках, попытках создания драматических произведений, в конструировании своих философских систем, в жизнеописаниях и художественных рефлексиях.

Достаточно сложный операционный состав понятийно – логического мышления позволяет понять и реконструировать чужую научную мысль, строить собственные рассуждения, делать выводы и выдвигать гипотезы. Разностороннее формальное манипулирование концептами и идеями позволяет структурировать теории, касающиеся и изучаемых в школе предметов, и межличностных отношений, и собственного «я» Теоретизм 15 –16 летнего подростка может несколько дистанцировать его от реалий обыденной жизни. Концепции вселенной, мира, общества, глобальных социальных преобразований и революций имеют большую ценность в сравнении с концептуальными проработками отношений с близкими и приемов адаптивного поведения в среде сверстников. Даже личные темы возводятся в ранг универсальных теорий, что свидетельствует о некотором когнитивном эгоцентризме.

«Периодический уход в фантазию – еще одна характерная черта периода. Хотя такой уход у некоторых юношей может означать патологическое неприятие реальности, у других это, в конце концов, может привести к лучшему узнаванию реальности, поскольку свои потребности и цели мысленно интегрируются с возможными путями их реализации. Фантазии также обеспечивают доступ к внутренней реальности, ранние желания и конфликты теперь могут быть осознаны с помощью способности к рефлективному и логическому мышлению.» ( 122, с. 251)

Рефлексия продолжает работу, осуществляемую творчеством по созданию взаимодополняющих отношений сознательного и бессознательного мышления. Рефлексия объективно ориентированной мыслительной деятельности позволяет установить прочные отношения способов и результатов мышления с «я», закрепив их в структуре его интеллектуальных способностей. Вследствие этого реалистичное мышление начинает отвечать не только объектным требованиям, но приобретает и мощный субъектный источник. Рефлексия с данного момента начинает направляться на внутренние, причем не только интеллектуальные, качества субъекта, на его социальные роли и статусы, оттеснив вглубь личности интуитивное нерефлексивное самопонимание. Но та же рефлексия может вызвать к осознанию бессознательные идеальные символы личного пути к гармонии, красоте, равновесию, совмещению противоположностей. Они либо подавляются окружением, обстоятельствами, пассивностью «я», либо в творческом процессе становятся действительностью. Узнавание себя в этот период происходит главным образом в контексте идентификационных процессов, устанавливающих тождество «я» с реальными фигурами окружения и символическими персонами истории и мифа.

Главными приобретениями этого периода являются: увеличение количества формальных операций, пластичность и гибкость их применения; преодоление эгоцентризма мышления; достижение обратимости по параметрам совершения прямых и обратных операций, оперирования противоположностями, возврата к исходным условиям задачи, применения разных стратегий решения проблемы; различение и сохранение при понятийном оперировании типологических, видовых, родовых и универсальных признаков объекта, установление между ними устойчивых иерархических связей; непроизвольность умственных действий, легко сменяющаяся в процессе решения новой проблемы произвольностью и рефлексивностью; свернутость мыслительных операций и актуализация в мыслительной деятельности все более крупных «гештальтов» концептуальных содержаний; совершение большинства умственных операций во внутреннем плане, с абстрактными вербальными концептами, что определяет значительную свободу субъекта по отношению к предметному миру. (141) Кроме того, завершается разделение сознательной и бессознательной форм мышления. Одновременно между ними складываются взаимно компенсаторные и развивающие отношения, располагающие подростка и юношу к интеллектуальным проявлениям, которые оригинально соединяют слово, символ и образ.

В фазах взрослости при благоприятной динамике интеллектуальной жизни и развитии компетентности, профессионализма, социальной умелости, самопознания, интеллигентности субъекта мышление эволюционирует в свой зрелый тип. Особенность зрелого мышления в сравнении с «взрослым» качественно определяется признаками проблемности – совершенства операционной системы – богатства и структурной организации концептов – особой чувствительности к противоречиям - творчества – продуктивности – полифункциональности – рефлексивности – построения целостной я-концепции - конструктивности влияний бессознательного. В общей психологии «ставшее» мышление и «зрелое», как его особый уровень, часто выступают критическими моделями исследования всей полноты закономерностей мыслительной деятельности. Особенно это касается отечественной теории мышления, высокий историко-научный статус которой определен идеями Л.С. Выготского, А. Р. Лурии, С. Л. Рубинштейна, Б. Г. Ананьева.

Отечественные традиции позволяют подойти к обоснованию «ставшего» или достигшего жизненного «акме» мышления с позиции синтеза многих аспектов мысли: социально–культурного, деятельностного, когнитивно - структурного, процессуально– динамического, знаково – символического, ментального, сознательного, личностного и т. д. В 80 – 90е годы исследования такого рода были осуществлены О. К. Тихомировым, К. А. Абульхановой – Славской, М. А. Холодной, Л. М. Веккером

.Основываясь на традиционных и новых подходах к мышления, перейдем к его акмеологическому моделированию..

6.3 Акмеологические закономерности мышления:

порождающие, процессуальные, продуктивные.

Проблемность мыслимой реальности.

Мышление активизируется, «притягивается» специфическими объектами внешней и внутренней реальности, порождающими у субъекта особые интеллектуальные состояния. При рассмотрении стимулов и источников мысли нужно учитывать как их собственные параметры, так и параметры субъективного ответа и отношения к ним.

Во – первых, сознательная и бессознательная мыслительная интенция ищет или сложные единичные объекты, или структуры, состоящие из нескольких либо множества таких объектов, или системы межобъектных взаимодействий, образующих «ситуации мышления» и «события» преобразования данных ситуаций.

Во – вторых, объекты и ситуации, данные субъекту мысли в формах, сочетающих перцептивные, образные, символические и вербальные репрезентации, должны выступать для него как заключающие нечто неизвестное, информационный дефицит, когнитивную неопределенность, необходимость переноса известного в новые условия, ошибку или противоречие. То есть объекты и ситуации вариативно представлены субъекту в качестве «проблемных». ( 114 )

По данным М. А. Холодной, эмпирически существующие проблемные ситуация и объекты могут иметь при осмыслении ту или иную доминирующую репрезентативную форму или модель. Выделим возможные разновидности таких моделей.

- «Мысленная картина», представляющая собой концептуально структурированный и одновременно детальный, чувственно конкретный образ проблемной ситуации, позволяющий тщательно проработать каждый элемент, соотнести его с другими и обнаружить дефект или незавершенность в структуре.

- «Мысленная схема», выступающая системой абстрактно выделенных узловых предметных точек ситуации, в соотношении с которыми проблемный элемент проступает особенно четко и его нахождение облегчается тем, что «точки» особенно открыты и чувствительны к поисковым преобразованиям.

- «Мысленная концепция» или «конструкт», являющийся вербально оформленной структурой ситуации, хранящей только опосредованную чувственную связь с мыслимыми предметами, но позволяющей извлекать скрытое, существенное, категориальное неизвестное и вести его поиск теоретическим путем.

- «Мысленный сценарий», возвращающий построенную концепцию проблемы в предметный план за счет моделирования продуктивных вариативных действий, которые позволят реально воссоздать неизвестное, и придают этой форме репрезентации вид «прогноза будущей реальности»,

- «Идея», возводящая конкретную проблемную ситуацию в степень эмпирического выражения глобального недостатка или дефекта знания и с опорой на предметные элементы и события ситуации воссоздающая общезначимое, универсальное неизвестное и возможные пути его нахождения. (Так Подросток в одноименном романе Достоевского рассматривает проблему личной бедности как супернеординарную задачу, решающуюся только на уровне применения «закона обогащения Ротшильда».)

Конструктивному продлению проблемного состояния и глубине проникновения в проблему препятствуют распространенные дефициты репрезентативной способности при мысленном моделировании проблемной ситуации:

1) неспособность обнаружить проблемность ситуации без специальной помощи извне и разрешить проблему без опоры на внешние указания;

2) упущение в репрезентативной модели тех элементов ситуации, во взаимодействии которых возникла проблема;

3) построение модели ситуации на основе субъективно искаженных впечатлений и ассоциаций, так что действительная проблемность ускользает от моделирования;

4)отвлеченная, глобальная репрезентация ситуации (вчерне, в общих чертах, тускло) без попыток мысленной детализации и анализа ее элементов и определения конкретных пустот, ошибок, противоречий в структуре;

5) упрощение ситуации, сведение ее к ясной, непротиворечивой структуре и игнорирование неизвестных, проблемных, неопределенных составляющих, которые могут осложнить взаимодействие с ней;

6) фиксация очевидных, бросающихся в глаза аспектов проблемы и неспособность обнаруживать ее скрытые, неявные элементы и связи;

7) отсутствие или недостаток в модели конкретной проблемной ситуации категориальных элементов, которые устанавливают ее связь с действием общих законов, закономерностей, принципов и позволяют разрешить проблему на их основе;

8) отсутствие рефлексивного опосредования проблемного мышления, то есть осознания субъектом своего понимания элементов ситуации, действий по отношению к ним, сути неизвестного и путей решения проблемы;

9) неспособность выделить и осмыслить ключевые признаки ситуации, а затем эффективно использовать их как условия решения проблемы;

10) неспособность удержать в сознании все существенные моменты переструктурирования проблемной ситуации в процессе поиска решения;

11) влияние на динамику проблемного состояния сильных мотивационных и аффективных включений, непосредственно не связанных с мыслительной деятельностью. ( 141 )

В- третьих, проблемное состояние, в котором оказывается субъект, проживается им на различных уровнях, которые могут находиться в отношениях, взаимодействия, компенсации, замещения. Речь идет о проживании на эмоциональном уровне, когда субъект испытывает беспокойство, интеллектуальную неуверенность, «когнитивный диссонанс», сомнение, любопытство, азарт или беспомощность. Вероятно также интуитивное схватывание возникающей новизны, неопределенности или недостатка знания, сопровождающееся общим чувственным прогнозом возможности преодоления когнитивных затруднений. Для субъекта с исследовательской жизненной установкой типичны осознание проблемного состояния и активизация сознательной мысли при попытках понять, в чем состоит неизвестное, а также выразить это понимание в «вопросе», «проблемном суждении», «задаче».

Например, способный студент-филолог, желающий специализироваться по философии, огорченно спрашивает в разговоре с друзьями: «Почему мои родители не хотят, чтобы я занимался философией?». Затем, подумав, формулирует: «Моя проблема в том, что они надеются на мой скорый успех, а я не могу доказать, что и в качестве философа могу достичь компетентности и благополучия. Я должен подумать, как их убедить.» В вопросе студент просто фиксирует существование неизвестного-для-себя (не знаю, почему….). Затем в проблемном суждении обнаруживает конфликт (они надеются…- я не могу доказать…), неразрешение которого создает неопределенность в отношениях студента с родителями. Это несомненное продвижение в понимании проблемы. И далее – задача и одновременно гипотеза о решении проблемы (подумать, как их убедить…), которое позволит дать ответ на возникший вопрос. В тех случаях, когда в формулировке проблемы более или менее явно присутствуют ожидание и указание на возможное решение, и это решение связывается с определенными действиями «я», можно говорить о рефлексивном уровне проживания проблемного состояния.

В-четвертых, проблемное состояние снимается посредством мысленного различения элементов непроясненого объекта или ситуации и введения нового элемента или межэлементного отношения. (114) Так, элементами рассмотренной выше ситуации являются: «родители», «философия», «я», «успех». Найденный пробел, пустота в этой жизненной связи – отсутствие понимания родителями, что «я могу быть успешен в философии». Решение проблемы студент видит в том, чтобы, убеждая, самому помочь родителям понять возможность своего успеха в философии. Решению, таким образом, будет служить введение в ситуацию «я-убеждающего» как ее нового элемента и «понимания» как нового отношения родителей к студенту. Решение предполагает выход за пределы исходной ситуации, так как «убедить» означает в данном случае немедленные успешные действия и результаты студента в выбранной области и превращение «философии» из воображаемого и абстрактного объекта в поле его жизненной практики.

Пятое. Проблемность индивидуального мышления начинает проявлять себя в детском «наивном» вопрошании, которое служит устранению неведения о предметах обыденной жизни, а также построению относительно прочной системы непротиворечивых нормативных знаний о реальности. Затем субъект переходит к постановке проблем, расшатывающих первичные интеллектуальные схемы и требующих когнитивных преобразований, творческого поиска. Проблемность ранней взрослости допускает существование многих, в том числе противоположных, точек зрения на объект, связана с нахождением и обдумыванием противоречий в объектах, казавшихся устоявшимися, «монолитными». Диалектическая фаза мышления рассматривается К. Ригелем как следующая за «стадией формальных операций» в модели интеллектуального генеза Ж. Пиаже. Проблемность в форме диалектичности выражается по мере умственного взросления не только в различении и понимании противоположностей, но и в попытках их самостоятельного синтеза или применении различных способов разрешения противоречий. ( 74 )

Шестое. Активное мышление взрослого оперирует разнообразными проблемами, которые можно свести в типологию по признаку «ведущего разрешающего умственного действия». Если, в частности, обратиться к интеллектуальной жизни психологов, то их профессиональное мышление на этапах развития и достижения зрелости активно работает с проблемами следующих типов:

- проблемой переноса знания с известной ситуации или объекта на новые, подобные (можно ли в данном случае мыслить так же, как в других?); например, применение студентом стандартного математического метода в условиях обработки результатов, полученных в самостоятельном психологическом эксперименте;

- проблемой нахождения ошибки в мысли, концептуальной системе или модели (что мыслится и объясняется неверно?); например, критика С. Л. Рубинштейном раннего бихевиоризма за «исчезновение предмета психологии» в его теоретических построениях;

- проблемой обнаружения заблуждения в своем или чужом понимании или преодоления непонимания (что неправильно толкуется или как это понимать и интерпретировать? ); например, помощь психоаналитика клиентке в осознании, что ее муж не может реализовать изматывающих ее ожиданий, так как они по сути предназначены не ему, а воображаемому Другому;

- проблемой преодоления всеобщего незнания о каком – либо объекте, явлении (в чем состоит неизвестное?); например, поиск начинающим ученым новых форм психологической защиты от наркотической зависимости;

- проблемой восполнения недостаточности наличного знания об объекте ( что еще существенно в объекте?); например, недоверие молодого К. Юнга к идее о всемогуществе libido и многолетнее исследование им многих других аспектов бессознательного;

- проблемой понимания скрытого значения символов, выраженных в метафорах, аллегориях, пословицах, идиомах, суждениях с переносным смыслом, баснях, юморе, эзотерических текстах и т. д. (что это на самом деле значит?); так афоризм К. Пруткова «Эгоист подобен давно сидящему в колодце» является для психолога подтверждением из уст самобытного мыслителя, что эгоист одержим бессознательными, «погруженными в глубь души» желаниями, о существовании которых и разрушительности для других он никогда не знает из-за «колодезной» узости сознательного обзора жизни; слова – символы истолковываются как «образы истины»;

- проблемой понимания противоречий в мыслимом объекте (что противоположно друг другу, и есть ли между ними конфликт?), имеющей исключительное значение для оценки зрелого мышления и заслуживающей поэтому особого внимания; так художественно- психологический анализ учения Спинозы о человеке позволил Гете не менее искусно, чем он, оперировать противоположностями, прояснить на этой основе ключевые противоречия своей собственной жизни:

1) мы стремимся к внутренней автономии, а нас призывают к самоотречению;

2) мы стремимся пополнить извне нашу собственную сущность, но нам навязывают чуждое и даже тягостное;

3) то, что добывается нами с великим трудом, у нас крадут;

4) то, что было нам благостно даровано, у нас отнимается;

5) чем более мы защищаем свою личность, тем более пренебрежительно к нам относятся;

6) нас разрушают, но мы сознательно и бессознательно себя восстанавливаем;

7) наше самовосстановление в действительности является «самоподменой»: одна страсть заменяется другой, одно занятие – другим;

8) на самом деле мы отрекаемся от себя, и некоторые, избегая частичного отречения, отрекаются от всего;

9) некоторые отрекаются от суетного, стремятся составить себе несокрушимые понятия, и в них появляется нечто сверхчеловеческое, но другие видят в них выродков и безбожников;

10) в нас глубоко коренится сознание наших преимуществ, но мы отказываем внешнему миру в обладании ими; и т. д. ( 35, с. 567 )

- проблемой преодоления устоявшегося знания об объекте (как об этом

можно мыслить иначе?); здесь можно вспомнить прогноз Мишеля Фуко

о будущем гуманитарных наук и психологии, которые с его точки зрения

постепенно утратят в 21 веке свое нынешнее «королевское место» в

системе европейского знания; эпистемиологические акценты на

индивидуальность, индивидуальное сознание и бессознательное, на

экзистенциальные проблемы личности должны смениться поиском

доступа к новым тайнам социальности, эволюции культуры, всеобщего

дискурса и надличностной иррациональности.

Проблемы выделенных типов составляют источники, объекты и ориентиры мышления в любой области интеллектуальной деятельности взрослого человека, включая частную, социальную, профессиональную жизнь, а также сферы самопознания и самоактуализации.

Активно развивающееся и зрелое мышление сознательно направлено и бессознательно зачаровано порывом к поиску, поиском, обнаружением, пониманием, осмыслением, прояснением и разрешением проблем. Причем, преобладание тех или иных перечисленных моментов работы с проблемами может представлять собой отличительную характеристику индивидуального мышления. Ф. М. Достоевский описал в качестве доминанты момент «порыва к поиску творческих проблем» у влюбленного в науку юноши.

«Его пожирала страсть самая глубокая, самая ненасытимая, истощающая всю жизнь человека и не выделяющая таким существам, как Ордынов, ни одного угла в сфере другой, практической, житейской деятельности. Эта страсть была – наука… В нем было более бессознательного влечения, нежели логически отчетливой причины учиться и знать… В уединенных занятиях его никогда не было порядка и определенной системы; был один только первый восторг, первый жар, первая горячка художника. Он сам создавал себе систему, в душе его уже мало – помалу восставал темный, неясный, но дивно – отрадный образ идеи, воплощенной в новую просветленную форму; творчество уже сказывалось силам его…» ( 54, с. 265)

Седьмое. Для психологического анализа проблем мышления существенны следующие критерии: степень распространенности (проблемы индивидуальные – частные - общие – всеобщие); частота жизненной актуализации (проблемы ситуативные – периодически возникающие – жизненно константные); время разрешения (проблемы, решающиеся краткосрочно – требующие времени на размышления и решение – разрешающиеся длительное время); новизна решения (проблемы, решающиеся известными путями – решающиеся применением известных и новых путей – решающиеся новыми путями); индивидуальность решения (проблемы, решающиеся стандартно – проблемы, требующие авторской оригинальности решения – проблемы, решающиеся творчески).

Восьмое. Решение мыслительных проблем состоит, как известно, в развитии или построении субъектом понятий и межпонятийных отношений. Именно при разрешении проблем можно достигать все более дифференцированного знания, все большей различительной активности сознания и одновременно возрастающей интегрирующей мощи рефлексии и интуиции. В добытом проблемным путем знании можно обнаружить вербально или символически закрепленные способы понятийного конструирования. К основным способам, присущим ставшему мышлению, можно отнести:

нахождение решения посредством отнесения искомого неизвестного к известной общей категории объектов,

приход к решению путем объединения многих различных объектов в новый общий концепт;

решение как усмотрение в конкретном проблемном факте или событии действия закона, всеобщего принципа, универсального свойства, общего правила;

решение, состоящее в возведении единичного объекта или события в ранг критического воплощения и наиболее полного выражения общего принципа или закономерности;

решение путем раскрытия и сведения в целое максимального количества индивидуальных признаков проблемного объекта;

обнаружение решения посредством установления причинно – следственных связей проблемного объекта с известным;

решение путем определения, как известное действует на проблемный объект;

решение, состоящее в открытии особенностей взаимодействия проблемного объекта с известным;

решение, устанавливающее необходимое влияние известного на проблемный объект или обратное влияние последнего;

решение, заключающееся в определении качественных характеристик влияний, принимаемых и исходящих от проблемного объекта: влияний развивающих, конструктивных, негативных, разрушающих;

решение, устанавливающее характер взаимосвязи проблемного объекта с противоположным ему известным: равновесие одного с другим, переход одного в другое, исключение одного другим, их конфликт и др.

Использованием одного или нескольких способов решения, то есть «разрешающих путей», достигаются эффекты переноса знания, исправления ошибок в знании, преодоления заблуждений, достижение понимания, открытия нового, прояснения скрытого, разрешения противоречия, прогнозирования изменения устоявшегося знания.. Мысленным решением чаще всего не завершается проблемная активность. Результаты мысли должны найти выражение в практической деятельности субъекта и в изменениях реальных источников проблемы. В этом плане внутреннее достижение решения может выступать и принятием решения о новом внешне направленном действии, несущем перемены в предметную, социальную и психологическую среды индивидуальной жизни.

Успешность реализации тех или иных разрешающих путей зависит не только от правильности их выбора из числа многих возможных альтернатив, но и от качества их операционального обеспечения, то есть развития гибкой, богатой по составу, основанной на взаимных переходах элементов и одномоментно актуализирующейся как интуитивное целое системы мыслительных операций. В непрерывной развертке процесса мышления операции составляют его множественные «подпроцессы». Та или иная операция иногда оказывается ведущей при определенном пути решения.

Операциональный состав обусловливает мыслительный процесс не только в разрешающей фазе, но и на этапах поиска, обнаружения и репрезентации проблемы, при одновременном генерировании многих проблем и выборе ключевой из них, при формировании мысленной модели основной проблемной ситуации, при сведении различных способов решения в целостную стратегию снятия проблемы и при осмыслении достигнутого результата. В целом, все операционально опосредованные этапы мысленной работы с проблемой можно рассматривать как единое проблемное моделирование.

Операции мысленного моделирования

Мышление, взятое с точки зрения его дифференцированного операционального строения, выступает явлением внутренним, актуально почти неуловимым, свернутым и быстро текущим. Подсознательность и слияние операций делает их слабо доступными для рефлексии и внешнего наблюдения. Однако, исследования грамматически организованных высказываний как речевых следов мысли или предметных действий как аналогов некоторых мыслительных актов позволяют реконструировать тайный динамический подтекст мышления.

Одну из наиболее убедительных реконструкций такого рода осуществил С. Л. Рубинштейн (114). Представим ее в несколько расширенном и уточненном варианте, используя литературные иллюстрации из произведения, созданного в стиле «мыслей» и «максим» и потому особенно хорошо соответствующего теме изложения. Имеются в виду «Характеры» Жана де Лабрюйера ( 46 ).

1) Различение - операция выделения элементов из мыслимого целого и их отделение друг от друга. Процесс различения хорошо эксплицируется в высказываниях, перечисляющих составные части и признаки (качества, свойства, функции, связи) целостного объекта.

«Человек домогается, хлопочет, интригует, тревожится, просит, встречает отказ, просит снова и достигает цели; а послушать его, так он получил желаемое без всяких просьб…» ( с. 318)

2) Сравнение-операция мысленного сопоставления разделенных объектов или их признаков и дальнейшее установление сходства и различия между ними. Обнаруживается в высказываниях о специфических особенностях соотносимых явлений.

«Пока любовь жива, она черпает силы в самой себе, а подчас и в том, что, казалось бы, должно ее убивать: в прихотях, суровости, холодности и ревности. Напротив, дружба требует ухода: ей нужны заботы, доверие и снисходительность, иначе она зачахнет.» ( с. 245)

3) Нахождение сходства (подобия, сродства) – операция, позволяющая отождествить различные объекты по одному или нескольким признакам. Раскрывается в высказываниях о разных явлениях, обладающих, однако, похожими чертами, свойствами, отношениями.

«И при дворе, и в народе – одни и те же страсти, слабости, низости, заблуждения, семейные и родственные раздоры, зависть и недоброжелательство; всюду есть невестки и свекрови, мужья и жены. Всюду люди разводятся, ссорятся и на время мирятся; везде мы находим недовольство, гнев, предвзятость, пересуды.» ( с. 348)

4) Нахождение различий – операция, благодаря которой однородное открывается как обладающее индивидуальными или типологическими отличиями друг от друга. Бывает эксплицирована в высказываниях об отличительных признаках объектов и явлений, относящихся к одной категории.

«Лишь убедившись на собственном опыте, можно поверить в существование тех удивительных различий, которые возникают между людьми, обладающими большим или меньшим запасом монет. Это «больше» и «меньше» побуждает человека надевать мундир, или мантию, или рясу…» ( с. 279)

5) Объединение в целое - операция воссоединения различных, прошедших сравнение, обнаруживших тесные взаимодействия и сходные признаки объектов в новую структуру. Находит выражение в синтетических суждениях, подчеркивающих существование многого в составе одного или соотношения (причинная зависимость, воздействие, влияние и т. д. ) элементов в объединяющем целом.

« Дети богов – назовем их так – не подчиняются законам природы и являют собой как бы исключение из них: время и годы почти ничего не могут им дать. Их достоинства опережают их возраст. Они рождаются уже умудренные знаниями и достигают истинной зрелости раньше, чем большинство людей избывает младенческое неведение.» ( с. 221)

6) Абстрагирование и обобщение – единые операции выделения существенных, то есть свободных от случайных привнесений, свойств и связей объекта и объединения объектов с данными характеристиками в общую категорию. Ярко эксплицируются высказываниями, которые подчеркивают обобщающие, отвлеченные, категориальные признаки каких – либо явлений..

«Талантом собеседника отличаются не те, которые охотно говорят сами, а те, с кем охотно говорят другие; если после беседы с вами человек доволен собой и своим остроумием, он вполне доволен и вами.» (с. 263)

7) Выделение противоположностей–операция разделения оппозиционных объектов или признаков определенного объекта, находящихся в большем или меньшем противоречии друг с другом. Проявляется через высказывания, сопоставляющие противоположности.

«Мы преисполнены нежности к тем, кому делаем добро, и страстно ненавидим тех, кому нанесли обиды.» ( с. 254)

8) Синтез противоположностей –операция соединения оппозиционных объектов, свойств, связей в такое новое целое, где ранее противоречивое уравновешивается, гармонизируется, усиливается за счет единства друг с другом. Проступает через высказывания о явлениях, вещах или событиях, вбирающих в себя противоположности, погашающих одну противоположность в другой, выявляющих новые возможности их взаимодействия.

«Друзья потому находят удовольствие в общении друг с другом, что одинаково смотрят на нравственные обязанности человека, но различно мыслят о вопросах научных: беседы помогают им укрепиться во взглядах, доказать свои убеждения или узнать что – либо новое.» ( с. 272)

9) Конкретизация – обратная операция по отношению к абстрагированию признаков, определяющих обобщенные (видовые, родовые, универсальные) различия, оппозиции и тождества исходного объекта с другими объектами. Состоит в возврате к индивидуальной специфике объекта при удержании всего богатства его абстрактных отношений. Как частный случай обнаруживается в высказываниях о конкретных явлениях, приобретающих яркую индивидуальность за счет критически полного обладания ключевыми признаками либо максимального соответствия законам тех категорий, к которым они принадлежат.

«Люди, украшенные достоинствами, сразу узнают, выделяют и угадывают друг друга; если вы хотите, чтобы вас уважали, имейте дело только с людьми, заслуживающими уважения.» ( с. 271)

10) Символизация – операция, близкая конкретизации, но предполагающая не прямое, а опосредованное соотнесение исходного единичного объекта с абстрактными параметрами общих и универсальных объектных категорий. Средством конкретизации выступает другой реальный объект, эмпирически не сравнимый с исходным, но критически полно демонстрирующий какой – то обобщенный признак, отвлеченно соединяющий оба объекта. Эксплицируется в метафорических высказываниях, а также в высказываниях, уподобляющих отдаленные явления или обладающих переносным смыслом.

«Как много на свете людей, которые похожи на уже взрослые и крепкие деревья, перенесенные и высаженные в сады, где они восхищают взоры каждого, кто видит их в столь прекрасных местах, но не знает, откуда их доставили и как они росли.» ( с. 283)

По характеру операций видно, что их можно разделить на различительные, объединяющие и синтетические, причем одни из них в основном осуществляются по отношению к эмпирическим, наблюдаемым признакам объектов, а другие – по отношению к «теоретическим» признакам, являющимся эффектами абстрагирования и категориально - речевого обобщения. Эмпирические и теоретические операции различения выступают «аналитическими»; объединение эмпирических признаков и теоретический синтез принадлежат к разряду «синтетических». Подобные рассуждения стали основанием для определения С. Л. Рубинштейном единого и непрерывного мыслительного процесса как аналитико – синтетического.

В составе аналитико - синтетического процесса все выделенные операции складываются в динамическую последовательность, детерминированную содержанием проблемы, задачи или поставленного вопроса и предполагаемым способом решения или ответа. Зависящее от проблемной ситуации течение мысли требует определенных отношений координации, соподчинения и взаимодополнения операций, но допускает также их замены и компенсации.

В подвижном контуре ситуативных моментов мышления можно обнаружить некоторые инвариантные для мыслительной жизни способы организации операций, составляющих своего рода логические матрицы. Их количество сравнительно невелико, но они поддерживают воспроизводство основных закономерностей мышления, делающих возможными интеллектуальную совместимость и взаимопонимание субъектов мысли. Среди таких способов в логике выделяют «умозаключения», «выводы», «выведение следствий», «синтез оппозиционных идей» и т. д. Матрицу могут образовывать множество различных операций, которые погашаются в осознанном логическом продукте, выступающем промежуточным или конечным результатом процесса решения основной проблемы.

Представим, что нас озадачивает неоднозначность мнения окружающих о нашем знакомом N. Порядок наших размышлений об этом, приводящий к развернутому синтезу оппозиций, может быть таким:

1. Одни говорят об N, что он мягкий и деликатный.

2. Другие видят в нем черты жесткости и бестактности.

3. По-видимому, - заключаем мы - о характере N судят

по его поведению, которое определяются особенностями

тех лиц, с которыми он общается.

Или, к примеру, в разговоре со знакомыми мы определяем события, следствием которых стало отсутствие N на каком -то торжественном обеде:

1. На приеме был X, который недавно выступил против N в печати.

2. N захотел избежать нежелательной встречи.

3. Поэтому он ушел вскоре после начала приема..

Или, в другом случае, раздумывая о перспективах сотрудничества с N, мы делаем вывод о его вероятной позиции по отношению к некоторому событию:

1. Партия X выступила против предложенного законопроекта.

2. N является убежденным сторонником этой партии.

3. И он также не поддержит выдвинутое предложение.

Или, возможно, пытаясь понять N, приходим к обобщающему заключению об одной из сторон его личности:

1. N успешно играет на бирже.

2. Говорят, что его часто видят в клубе за карточным столом.

3. Он отличный наездник, участвует в скачках и делает ставки на бегах . 4. Все говорит о том, что у N натура игрока.

Кроме матричной упорядоченности операционального состава мысли, можно выделить так называемые «общие порядки» организации мышления,

существующие в той или иной культуре. Европейскому мышлению, например, в числе ведущих «порядков» свойственна дуальность. ( 60 ) В зрелой коллективной и индивидуальной мыслительной деятельности она выражается множественностью форм операций с понятиями –оппозициями, относящимися как к внешним объектам, так и к самому мышлению. Акмеологический операциональный ряд включает мыслительные акты, напоминающие ранние символические смешения противоположностей, или различительные и объединяющие действия диалектической логики, или релятивизм феноменологии. Кроме того, в него входят актуальные операции синтеза тонких бинарных дифференцировок с перспективой развития в «синтез синтезов». Представим возможную последовательность дуальных операций, ведущих ко все более сложным мыслительным продуктам:

- выделение одного целого со слабо различенными внутри него противоположными элементами;

- определение внутренней двойственности, раздвоенности целого;

- извлечение двух противоположных элементов из целого;

- автономизация «дуалов», рассмотрение их как самостоятельных по отношению друг к другу целых;

- соотнесение изолированных «дуалов» как активно взаимодействующих друг с другом внутри объединяющей структуры;

- определение равновесия и взаимного дополнения противоположностей;

- установление конфликтных отношений в бинарном взаимодействии;

- фиксация противоречия или острой бинарной оппозиции;

- фиксация регресса одного из элементов противоречивой пары;

- нахождение новой формы равновесия в паре;

- выявление диффузии, взаиморастворения противоположностей в общей структуре;

- нахождение присутствия одного элемента пары в другом;

- изоляция обогащеннных друг другом элементов;

- создание новых синтетических структур, многообразно нивелирущих собственное внутреннее раздвоение; и т. д.

Логический порядок и одновременная гибкость операционных составляющих мышления, а также их последовательное эксплицирование, поддерживается, в числе других условий, особенностями когнитивных структур, или содержаний, с которыми действует субъект, устанавливая между ними множество «мыслимых отношений». Имеются в виду ментальные образы, символы и понятия объектов, закрепленные в знаковых, преимущественно речевых, кодах. Эта последняя, сквозная для мыслительного процесса, высокоорганизованная и экономная форма кодирования удерживает его содержательную преемственность, обусловливает сохранность логических матриц, интуитивную быстроту и рефлексивную развернутость мысленных переводов в системе образ – понятие – символ.

Опосредованность текучей, по существу невозвратной мыслительной активности разнообразными когнитивными структурами определяет сложность временной отнесенности и временной ориентации мышления. В своей ненаблюдаемой динамике мышление осуществляется в сплошном потоке субъективного времени, сливаясь с глубинным движением других психических процессов, включая ощущения, восприятие, представления, память, побуждения и переживания, образуя с ними бессознательную внутреннюю длительность индивидуальной жизни. В своем же наблюдаемом, содержательно структурированном и рефлексивном течении оно относится уже не к глубинному, а к «вершинному» или объективному времени с его дифференцировкой на прошлое, настоящее и будущее. Так мыслительный процесс протекает для субъекта в модусе прошлого, когда в актуальное осмысление проблемы вовлекаются репродукции образного, концептуального или символического опыта; протекает в модусе настоящего, когда здесь-и-сейчас, на основе преобразования опыта формируется ментальная модель проблемы; осуществляется в модусе будущего, когда в ментальной модели проблемы и ее намечаемом решении определяется структурный прогноз разрешающего результата. Завершение проблемного поиска в найденном решении отмечается актуальным рождением нового когнитивного образования, сразу же становящегося элементом виртуального опыта.

Прежде чем стать таким полноценным «наполнением» индивидуального прошлого, настоящего и будущего, мышление должно решить задачу, недоступную другим психическим формам. А именно, сделать возможным само осознание индивидом жизненного времени, производя абстрактные концепты, относящиеся к «хронологии» жизни: «время историческое», «время индивидуальное», «время внутреннее», «время объективное», «время субъективное», «время истекшее», «время актуальное», «временная перспектива», «меры времени», «репрезентации времени» и т. д. Иными словами, процесс мышления должен дать индивиду логические когнитивные средства для открытия времени, для временной расчлененности самой мыслительной деятельности, а также для рефлексии мышления в его временных координатах: я мыслю, я мыслил, я помыслю.

Процесс мышления, реализующийся как последовательность разнообразных операций, складывающихся в непрерывный контур аналитико-синтетической активности, становится, благодаря опосредующим когнитивным образованиям, поступательной сменой циклов мысленной репродукции, актуализации, преобразования, прогнозирования и генерирования нового. Процессуально – структурное единство составляет, по выражению Л. М. Веккера, «формулу мысли». Операции сводятся к развитию отношений между структурными компонентами конкретной мысли и выражению этих отношений в приращениях ее структуры. В реальном взаимодействии субъекта с проблемным объектом .»формулой» описываются усложняющиеся феномены осмысления, понимания, переосмысления объекта.

Отмеченные континуальность и фрагментация мыслительного процесса выступают важнейшим условием, но не главным целевым ориентиром проблемной деятельности. В ее динамике таким ориентиром чаще всего выступают «когнитивные эффекты»: репрезентации проблемы, замыслы решения, промежуточные интеллектуальные новообразования, конечные результаты процесса. Все они формируют продуктивный аспект мышления, в котором можно выделить ведущую «единицу» зрелой мысли.

Структурные модели и виды понятий.

Среди когнитивных образований, которыми оперирует мышление, ведущая роль принадлежит тем, которые способны интегрировать первичные и вторичные образы жизненного объекта, сделав их при этом участниками логического процесса. Придав образам и их элементам легко обратимую абстрагирующую словесную форму, эти интегральные образования сохраняют, хотя и в редуцированном виде, чувственно - фмгуративную индивидуальность объекта, а также воссоздают его множественную принадлежность к различным объектным категориям и его целостное идеальное существование. Причем две последние характеристики становятся основными в мыслительном процессе. Когнитивными единицами с такими параметрами могут быть только понятия.

«Понятие как специфическая структурная единица мысли, воплощающая ее высший уровень, представляет несомненную эмпирическую реальность, с которой нас сталкивают самые различные области практического и научно – теоретического опыта»

( 26, с. 281)

Предлагая читателю вспомнить все, что говорилось выше о понятиях – концептах, подчеркнем их основные акмеологические черты. Во- первых, понятию как форме категориальной данности объектов присущи обобщенность и отвлеченность особого рода: общие признаки объекта связаны с индивидуальными, абстрактные с конкретными, существенные с ситуативными.. Во – вторых, понятие является структурной инвариантой, содержание которой закреплено во взаимообратимых кодах двух типов: речевых и образных пространственно – временных.

« Какими бы обобщенными, схематизированными и глубоко скрытыми под поверхностью словесных форм ни были образные пространственно – временные компоненты концепта как самой высокоорганизованной единицы интеллекта, они с необходимостью «снизу» входят в структуру любой концептуальной единицы.» ( Там же, с.. 350)

В-третьих, понятие строится как иерархия признаков объекта, которая, если рассматривать ее по принципу «обобщенности», на каждом вышележащем уровне отражает все более общие, существенные и фундаментальные признаки и, следовательно, заключает все меньшее их число. При этом поддерживаются устойчивые отношения подчинения между нижними и верхними «этажами» иерархии Если же рассматривать иерархию понятия по принципу «включенности», то растущие ранги обобщенности не исключают увеличения проницаемости признаков более высокого ранга для признаков менее высоких рангов. По мере обобщенности концепта его содержание имплицитно увеличивается за счет расширения связей исходного объекта с объектами, составляющими все более «наполненные» абстрактные категории. Объектные признаки с незначительной степенью общности, вроде модальных свойств, конкретных пространственно – временных координат покоя и движения, интенсивности и пр., включаются в содержание признаков с растущей мерой обобщенности, преобразуясь постепенно из перцептивно и образно оформленных в речевые, из несущественных в существенные, из индивидуальных в видовые, родовые или всеобщие. Например, видимый огонек свечи, имеющий индивидуальные фигуративные, временные и топологические параметры, в понятийном поуровневом осмыслении превращается в «свет», обладающий свойством безграничности, то есть теряет свою пространственно – временную конкретность. Понятие «горящая свеча» приобретает такое расширенное объективное содержание, что ее свечение становится для субъекта одним из бесчисленных моментов в вечном процессе производства света. С этой точки зрения выстраивается уже не иерархия - «пирамида», а иерархия - «веер». Можно также определять понятие по принципу «межуровневых отношений» признаков. Тогда оно будет представлять собой «расширяющуюся спираль» вербальных связей исходного объекта с умножающимися объектными представителями каждого нового уровня и приобретает статус теоретического или научного. Построение же понятия будет состоять в восстановлении, упорядочении и структурной организации сквозных многоуровневых межпонятийных отношений, сходящихся к основному объекту. Научное понятие, создающееся по трем указанным принципам, равноценно системе множества других понятий или «теории объекта».

В-четвертых, зрелое понятие, в частности теоретического порядка, обнаруживает при анализе разноплановую структурность. Она непосредственно связана с отмеченными эффектами чувственных, прежде всего образных, включений в абстрактную «ткань» концепта. Затем, с единством его словесно - знаковой формы и предметного содержания, с иерархическим объединением его содержательных элементов в структуры различного психологического назначения, а также с организацией понятия как иерархии эффектов поуровневого обобщения. Посмотрим, как по перечисленным основаниям можно структурировать понятие.

1-я модель. Кроме речевых составляющих, содержание абстрактного понятия необходимо удерживает в себе сенсорные, перцептивные (в первую очередь визуальные), моторные, образно -репродуктивные, образно – схематические, фантазийные, образно - символические и эмоциональные компоненты Их присутствие в обычном употреблении концептов является неявным, косвенным, смутным, слабо осознанным. Однако, естественность сохранения этих чувственных следов в логических продуктах ясно открывается в легкости рисуночного изображения распространенных концептов и графического выражения фундаментальных научных понятий, в быстроте конкретных предметных идентификаций и визуализации литературных текстов, в творческом многообразии сценических воплощений драматургических текстов, в эмоциональных откликах и понимании высказываний о чужих переживаниях. Наконец, она обосновывается фактом понятийно - речевого указания на ощущаемые, воспринимаемые, представляемые, переживаемые, совершаемые и мыслимые предметы -явления -действия, без прочной связи с которыми любое понятие оказывается пустым Этот последний аргумент в пользу разнообразия психических включений в концепт позволяет различить:1) понятия, указывающие на предельно общие явления, данные в относительно «чистой» рече- символической форме («истина», «материя», «идеальное», «энергия», «поле», «личность» и т. д.); 2) понятия, указывающие на отвлеченно мыслимые явления, представимые в образно - символической форме («пространство», «время», «число», «информация», «культура», «характер» и т. д.); 3) понятия, указывающие на общие категории ощущаемых в определенной доминирующей модальности явлений и представимых в форме абстрактной чувственности («цвет», «громкость», «золото», «аромат» и т. д.); 4) понятия, указывающие на общие категории воспринимаемых предметов, представимых в образно – схематической форме («дерево», «цветок», «животное», «мебель», «посуда» и т. д.); 5) понятия, которые вербально указывают на конкретные категории воспринимаемых предметов, представимых в образно – репродуктивной форме («ромашка», «пчела», «мох», «скрипка»» и т. д.); 6) понятия, указывающие на категории реальных психических состояний, представимых в эмоционально -символической экспрессивной форме («любовь», «страх», «свобода», «отчаяние» и т. д. 7) понятия, вербально свидетельствующие о конкретных движениях, действиях, деятельности, представимых в образно – пластической форме («бегать». «танцевать», «петь», «играть» и пр.) Заметно, что в перечисленных понятиях различные включения обладают тем или иным «весом». Однако, первые места всегда принадлежат речевым и обобщенно- или концептуально - образным компонентам, даже если это абстрактная чувственность либо символическая экспрессия переживания.

Учитывая сказанное, можно представить структуру понятия как относительно устойчивую связь психических включений, способных к взаимным переводам и по-разному выраженных в зависимости от типа концепта. По версиям разных исследователей эта структура имеет следующий состав.

Л. М. Веккер: 1) концептуально – речевой элемент; 2) образный портрет класса предметов, к которому относится понятие; 3) образный портрет индивидуального предмета, категориально данного в понятии.

М. А. Холодная: 1) словесно - речевой компонент; 2) визуально – пространственный; 3) чувственно – сенсорный; 4) операционально – логический; 5) мнемический; 4) аттенциональный.

Другой вариант структуры, предложенный этим автором, подчеркивает разновидности образов, с которыми речевой компонент находится в отношениях взаимопереводов: 1) образы - ассоциации, ситуативные образы; 2) предметно – структурные образы представителей понятийной категории; 3) сенсорно – эмоциональные образы; 4) обобщенные образы предметной категории; 5) условные знаково - визуальные или графические образы предметной категории. ( 141 )

2–я модель характеризует структуру понятия с точки зрения специфики «формальных» и «содержательных» составляющих. К формальным прежде всего принадлежат вербальные знаки, применяемые устно, письменно или при чтении, с условием доминирования тех или иных сенсорных компонентов речи: визуальных, акустических, кинестетических.

«Великое преимущество слова заключается в том, что чувственно – наглядный материал слова сам по себе не имеет никакого иного значения помимо своего семантического содержания; именно поэтому он может быть пластическим носителем содержания мысли в понятиях. Слова поэтому как бы прозрачны для значения: мы обычно начинаем замечать слова как звуковые образы только тогда, когда мы перестаем понимать их значение; в силу этого слово – наиболее пригодное средство обозначения интеллектуального содержания мысли.» ( 114, с. 373)

К содержательным или ментальным составляющим понятия, кроме уже упомянутого значения, относятся смысл, смысловые образования. Значение указывает на объективное происхождение концептуального содержания, на строго логические способы его построения, на снятие в нем историко- культурного когнитивного опыта, на нормативность и общезначимость понятия. Смысл или «смысловая система» концепта, образуясь на основе значения, является результатом не только собственно мыслительных операций и сознания субъектом объективности своего знания, но и реализованного личного отношения к мыслимому объекту. Согласно выводам Р. Кегана, смысл организует неповторимый жизненный опыт индивида, наполняется эффектами его самопознания, порождает интерпретационные и проясняющие конструкты событий и ситуаций индивидуальной жизни, обусловливает личностную ценность тех или иных реализуемых интеллектуальных моделей поведения, подчеркивает уникальность индивидуального понимания мира и жизни в контексте их понимания другими людьми ( 74 ). Аспектами смыслового отношения, кристаллизующимися в составе значения, являются связанные с объектом мотивы, сильно субъективированные ощущения и перцепты, продукты воображения и фантазии, личные символы, интимные переживания, рефлексивные образования, творческие достижения и ожидания личных преобразований концепта. Если через значение субъекту становятся доступными объективность знания и интеллектуальная уверенность в познаваемом, то через смыслообразование ему открываются собственные возможности в преодолении регламентов и установившихся алгоритмов познания и понимания. Актуализация зрелого значения позволяет теоретически исследовать и объяснить объект, подчеркивая его законы и закономерности; актуализация смысла позволяет интерпретировать, толковать и авторски изменять объект, подчеркивая его индивидуальные характеристики.

Различия значения и смысла как двух взаимодополняющих планов единого содержания концепта хорошо видны на следующем простом примере. Понятие «дом» имеет содержательное наполнение, связанное, во- первых, с его естественным жизненным значением «укрытия», «убежища», «крова». Во- вторых, значение может быть поднято на уровень научно – технических определений, превращая «дом» в объект архитектуры и строительства. Третье, в значении могут быть удержаны художественно – эстетические особенности «дома» как возможного произведения искусства. Пограничным по принадлежности и к значению, и к смыслу являются его символические интерпретации. К ним относятся, например, уже упоминавшиеся символы аналитической психологии, ставящие «дом» в соответствие с «человеком» и прежде всего, его «мыслью», «душой» и ее различными аспектами и уровнями. Не менее распространены отождествления дома с «хранилищем мудрости» и вообще «традицией».

Индивидуально - смысловое отношение к «дому» появляется как результат особого внутреннего сращения субъекта с темами «мой дом», «дом для меня», «создаю свой дом», «дом моей жизни» и т. д. Известно, что один из таких смыслов стал для К. Г. Юнга целевым ориентиром в исполнении мечты о жилище, максимально отвечающем его пониманию мира и себя: доме – башне в несколько этажей в уединенной местности.

3-я модель. Она касается организации содержания понятия. Основными

принципами такой структуризации являются, по Л. С. Выготскому, системность, иерархичность, увеличение меры общности признаков, существования «понятий в понятии», сознательность концептуального оперирования.(31) В структуру содержания или семантики зрелого понятия, согласно различным уровневым классификациям, входят:

1) конкретно-ситуативные, предметно-структурные, функциональные, генетические, видовые и категориально–родовые признаки ;

2) индивидуальные, видовые, родовые признаки;

3) ситуативные, специфические, универсальные признаки;

4) эмпирические, конкретно-научные, обще-научные, философские признаки и определения.

Структура содержания понятия или «семантический синтез» становится полным, сложным, насыщенным, открытым для новых элементов при следующих условиях:

- определении исходного объекта с точки зрения признаков всех уровней, - легкости разведения признаков различных уровней,

- наполнении признаков каждого вышележащего уровня содержанием признаков нижележащих уровней,

- снятия всех синтетических эффектов поуровневого обобщения признаков в научной теории объекта,

- преломлении в индивидуальных признаках объекта максимального числа его иерархических определений,

- принципиальной возможности раскрыть понятие посредством привлечения всей тотальности сложившейся понятийной системы субъекта,

- оперировании признаками или «определяющими понятиями» разной степени общности в контексте текущей интеллектуальной деятельности при решении конкретных жизненно значимых проблем субъекта;

- сочетании сознательного и бессознательного способа понятийного структурирования; причем, я – контроль и рефлексия мышления служат средствами перехода к скрытым, свернутым, творческим и спонтанным преобразованиям структуры.

«Иерархическая организация понятийной структуры делает возможным оперативное соотнесение разнообобщенных признаков внутри отдельного понятия, а также оперативное соотнесение данного понятия с системой других разнообобщенных понятий. Понятийная психическая структура, таким образом, работает по принципу «калейдоскопа», так как обладает способностью «перетряхивать в самых разных комбинациях элементы наличной семантики в направлении выделения семантических инвариантов.»

( 141, с. 202)

Пятое. Рассмотренные модели структуры понятия позволяют перейти к акмеологическим основаниям видового различения концептов, применяя и здесь, в психологии понятийного мышления, принцип иерархического определения изучаемого объекта. Учитывая факты перцептивной, моторной и образной «предметности» понятия, включенности многих психических компонентов в состав концепта, а также переводов концептуального содержания в многокодовой системе, состоящей в основном из образов, условных визуальных символов и речевых знаков, естественнее всего выделить в понятийном пространстве индивида, во-первых, понятия с фигуративно - образной доминантой, прежде всего визуальной и пластической, или предметно-образные понятия, во-вторых, понятия с обобщенно образной доминантой, где предметный образ редуцируется к схеме или образно-схематические понятия, в-третьих, понятия с вербально- логической доминантой или речевые понятия.

Другое видовое различение может соответствовать специфике содержательного наполнения понятий, а именно, доминированию при построении концепта принципа «значения» или принципа «смысла». Так в концептуальной системе взрослого можно обнаружить индивидуальное соотношение общезначимых и личных понятий.

Следующий подход к определению видов понятий связан с разной заполненностью индивидуальным значением и смыслом уровней обязательной объективной иерархии концепта. Если значение и смысл ограничены предметным, конкретно –видовым наполнением, охватывают очевидные функциональные и генетические отношения объекта и имеют множественные ассоциативные включения, то это, по известной терминологии, житейское понятие. Если значение и, благодаря ему, смысл заключают все богатство полной иерархии содержания, индивид владеет научным понятием. Можно включить в эту типологию и символическое понятие (философское или художественное), отличающееся от научного особым приемом обобщений. Оно строится не отвлеченно логическим путем, а путем интуитивного и творчески – ассоциативного нахождения образных заместителей, предельно соответствующих еще непознанным абстрактным свойствам объекта. Символические слова или высказывания указывают на яркий предметный образ, а тот в свою очередь – на волнующее мыслителя невербальное, иррациональное «ядро» понятийного значения. Как иначе можно определить направленность и различительную силу сознания, кроме присвоения ему имени «луча», подразумевая его неизвестную энергию и его проясняющую сущность?

Особую ценность символическим понятиям. как превосходящим по творческому потенциалу научные, придают глубинная и экзистенциальная психологические теории. К Юнг использовал их в статусе основных «образующих» своего персонологического учения. Так, для обозначения системы адаптации, с помощью которой личность поддерживает связь с окружающим миром, он вводит символический термин «маска» («Persona»). Индивид либо удерживает эту систему под контролем сознания, либо идентифицируется с ней, становясь ее пленником. Еще один ведущий термин, несущий символическое значение - «тень» («Schatten»), обозначающий систему низших психических функций. Действительно, освещаемое в личности сознанием, не может не отбрасывать тени. Если тень поглощает личность, она живет ниже своего уровня, попадает в ловушку собственного бессознательного и в связи с этим оказывается в проигрышных ситуациях. Даже направленно стараясь, например, заслужить уважение окружающих, заняв высокое положение в обществе, индивид оказывается одержим самодовлеющими честолюбивыми стремлениями и в поведении начинает разыгрывать только тему превосходства над другими. Быть в собственной тени, значит топтаться на месте, попасть в «дьявольский круг». ( 160, с. 411)

Чтобы перейти и подробнее остановиться на еще одной и пожалуй самой яркой видовой дифференцировке понятий, нужно отойти от структурного основания и за исходный взять принцип «образования понятий», точнее принцип акмеологической сохранности генетических типов понятий, строящихся качественно различными путями. Здесь необходимо вспомнить обсуждавшееся выше положение о представленности в составе зрелой мыслительной системы, будь то индивидуальное мышление или мышление ставшей культуры, «застывших» элементов всех предыдущих этапов развития мысли, а также о глубоком сходстве культуро – и онтогенеза мыслительной деятельности. Продолжая рассуждения, можно заключить, что в понятийном мышлении современного взрослого индивида относительно свободно функционируют концепты, соответствующие разным фазам интеллектуального культурогенеза и онтогенеза.

Одна из лучших типологий, учитывающих внутреннее подобие индивидуальной и социально-исторической эволюции понятий, принадлежит Л. С. Выготскому. (31) Выделенные им разновидности становящихся понятий хорошо переводятся в план типизации концептов зрелого субъекта мышления.

Самыми генетически ранними следами во взрослом понятийном мышлении являются синкретические понятия. Они формируются способом случайного, ситуативного, ассоциативного сведения логически не соединимых вещей и событий. В синкретическую «связку» могут попасть любые элементы реальности, словно субъект бессознательно убежден, что «все в мире связано со всем» бесчисленным количеством непосредственных отношений. Синкреты обладают огромной силой субъективной убедительности, так как кажутся хранителями таинственного иррационального знания, поднимаемого из глубин души желаниями, эмоциями и фантазиями. Синкретическими элементами понятийного строя взрослого выступают, например, мысле-образные картины экзотических сновидений, необъяснимо влекущие идеи ритуальных, обрядовых и некоторых игровых действий, магические сцепления причин и следствий в «приметах», поэтические агглютинации шутливой «чепухи» и сказочной «небывальщины»..

Максимилиан Волошин упоминает опыт обрядового творчества, описанный его знакомой писательницей. Подобного рода опыты, несомненно синкретического происхождения, таятся в нас, независимо от того, созданы ли они нами в детстве или нам их доверила древность.

«Помню себя совсем маленькой в яркое солнечное утро, зажженную солнцем столовую с накрытым чайным столом, на котором ослепительно сверкают чайные ложечки. Большие еще не встали. Мне сразу бросается в глаза предмет. который я в комнатах никогда не видала: на полу лежит несколько душистых, едва распустившихся березок, и горничная засовывает одну из них в угол за диван.

«Что это? Зачем? Спрашиваю я. Троицин день – объясняют мне. Мне ново и непонятно это слово; оно мне ничего не говорит, я удивительно быстро и радостно связываю оба представления и только оживленно допытываюсь: «всегда так бывает? – «Всегда – говорит горничная – а вот вечером пойдем на реку венки в воду кидать».

Все становится празднично и необычайно в моих глазах. Я хочу помогать расстилать березки, накрывать на стол. Мне дают нести бумажный мешок с сахаром, и я, выпустив его из рук, роняю на пол. Белые кусочки громко рассыпаются и раскатываются по полу, сверкая на солнце. Я стою над ними.

Троицин день… березки…рассыпанный сахар…Все это вместе…

«Знаешь, - говорю я радостно маленькой сестре, - это тоже всегда так надо! Каждый раз, когда будет Троицин день, надо рассыпать весь сахар…Что- то вроде представления о разрушенном сахарном дворце мелькает в моем воображении. Раз в году должны гибнуть все белые сахарные дворцы…

И еще несколько лет мы выполняли наш бессмысленный обряд, прячась от взрослых, как прячется сектант, совершая свое тайное моление.» ( 30, с. 500)

Детство культур и детство современного человека отмечено также развитием понятий-в-комплексах или понятий – коллекций. Такими концептами объединяются предметы, явления, события, которые или вместе объективно участвуют в каком-то практическом действии, или представляют собой различные ситуативные формы одного и того же опытно постигаемого факта, или связаны непосредственным процессом реализации какого-то конкретного предметного желания, или же в совокупности служат материалом для словесного выделения общих свойств, полученных при первичном эмпирическом абстрагировании. Концепт «одежда» объединяет для ребенка только то, что реально носится дома или на прогулке; «игра» требует уединения с посвященными, любимых игрушек, чувства совершающегося таинства и строго ритуальных действий; «страх» означает встречу со свирепой соседской собакой, повторяющийся сон, темноту, оставленность взрослыми.

«Коллекционное мышление» отзывается в нашем взрослом интеллектуальном отношении к миру, когда мы непроизвольно пользуемся приемами обыденного определения вещей, «от века» задействованных в повседневной жизни, хорошо знакомых с раннего возраста, незыблемых в своей очевидности со времен, когда сказки, легенды, предания и простая житейская мудрость окружающих были для нас основным источником знания о жизни. Особой магией обладает для нас логика древних обобщений, касающихся человеческих качеств, которую мы иногда стихийно воссоздаем, не подозревая, что ее искусные образцы появились тысячелетия назад. Разве наши заключения о том или ином человеке не напоминают иногда наборы житейских «черт», объединенных когда – то Теофрастом в знаменитые «Характеры»? Вспомним, к примеру, одно из его понятий – коллекций.

«Высокомерие – это какое-то презрение ко всем остальным людям , кроме себя, а высокомерный вот какой человек. (1) Посетителю, который спешит, он говорит, что тот может встретиться с ним после обеда на прогулке. (2) Оказав людям услугу, он велит хорошо запомнить это. (3) Избранный на государственную должность, отказывается, уверяя, что ему недосуг. (4) Первым посетить никого он не желает. (5) Со встречными на улицах не разговаривает, а идет, глядя себе под ноги или наоборот, высоко подняв голову.» ( 128, с. .32)

К процессам образования концептов – комплексов непосредственно присоединяются процессы становления псевдопонятий, структурно и операционально сходных с истинными понятиями, но отличающимися от них относительной нестойкостью перед воздействием сенсорно - перцептивных впечатлений, невысокими порядками обобщений, прямым участием в практических действиях в виде конкретных «рецептов», указаний и регламентов. Кроме того они отличаются «законодательным» характером в смысле руководства повседневной жизнью и негибкостью в условиях, требующих когнитивных преобразований. В производстве и воспроизводстве данных концептов задействованы самые разнообразные операции, в которых ребенок, подобно человеку магических и мифологических культур, может упражняться с настоящей страстью: различение, перечисление, сравнение, сопоставление, ассоциирование по внешнему сходству, классификация, разделение предметных противоположностей и их эмпирический синтез, установления прямых причинно - следственных отношений.

По мере возрастного и культурного становления концептуальной системы, псевдопонятия преобразуются в логические, теоретические, научные или «метанаучные». Однако, во многих моделях житейски мудрого понимания вещей и явлений мы сохраняем их изначальную красочность, интуитивную точность, богатство оттенков и очаровывающую доступность.

Если продолжить аналогию между составляющими зрелого мышления и генетическими видами понятий, уместно привести пример из старинной ирландской сказки «Мудрость Кормака».(62, с.104) Здесь с неподражаемой изобретательностью проигрываются многие способы и операции эмпирического построения псевдопонятия «обычай королей», вполне преемлемого и для современного человека, облеченного властью и желающего быть достойным доверия других людей.

Итак, первый способ: различение действий, формирующих «обычай» короля, и действий, которых ему следует избегать, несмотря на личные искушения и возможности.

Король Кормак так говорит о себе:

«Я слушал лес, я глядел на звезды, я избегал тайн, я молчал в толпе, я говорил с людьми, я был кроток на пирах, я был горяч в бою, я был нежен в дружбе, я был великодушен со слабыми, я был тверд с сильными.» Но при этом, «я не был высокомерен, хотя был силен; я не обещал ничего, хотя был богат; я не хвастал ничем, хотя был искусен во многом; я не говорил плохо о том, кто отсутствовал.»

Второй способ: сведение противоположностей так, чтобы не впасть в противоречие и освоить «обычай».

Король Кормак советует:

«Не смейся над старым, если ты молодой; и над бедным, если ты богатый; и над больным, если ты здоровый; и над тупым, если ты способный, и над глупым, если ты мудрый.» А также «не будь слишком умен и не будь слишком глуп; не будь слишком самонадеян и не будь слишком застенчив; не будь слишком горд и не будь слишком скромен; не будь слишком суров и не будь слишком добр.»

Третий способ: указание на причинно-следственные зависимости, отрицательно влияющие на «обычай».

Король Кормак предостерегает:

«Если ты будешь слишком умен, от тебя будут ждать слишком многого; если ты будешь слишком самонадеян, тебя будут избегать; если ты будешь слишком скромен, тебя не будут уважать; если ты будешь слишком скромен, тебя не будут уважать; если ты будешь слишком суров, от тебя отшатнутся; если ты будешь слишком добр, тебя растопчут.»

Четвертый способ: объединение умений, способностей, черт характера личности, образующих «королевский обычай».

Кормак раскрывает «обычай короля»:

«Ему следует спрашивать совета у мудрого, следовать учениям древности, блюсти законы, быть честным с друзьями, быть мужественным с врагами, изучать искусства, постигать языки, слушать старейших, оставаться глухим к клевете. Пусть он будет нежен, пусть он будет суров, пусть он будет страстен, пусть он будет милостив, пусть он будет справедлив, пусть он будет терпим, пусть будет упорен, пусть ненавидит ложь, пусть любит правду, пусть не помнит зла и не забывает добро.»

Развитие истинных понятий, а с ними утверждение в индивидуальной или коллективной понятийной системе законов вербализации, категоризации, иерархичности и рационализации знания, является, по Выготскому, завершающим этапом нормального мыслегенеза. Согласно его логике, в процессе жизни человека современной культуры, ставшее понятие должно вобрать в себя многие другие понятия и стать «теорией». Теоретически построенные концепты воссоединяются в научные системы; взрослый мыслитель приобретает способности «исследователя» и «ученого». Однако, не исключая такой возрастной динамики мышления, все же отметим, что она не вовлекает в свои сверхсложные процессы всех мыслящих, а скорее является принадлежностью ограниченного круга людей. Кроме того, эта динамика связана, как правило, не со всеми сферами индивидуальной жизни, а преимущественно с профессиональной. Но даже если речь идет о выдающихся субъектах понятийной деятельности, то в их концептуальных структурах прекрасно сочетаются элементы синкретизма, житейской мудрости, символизма и научности.

Учитывая, что само рассматриваемое «мышление» является общезначимым понятием, обладающим у конкретной личности тем или иным возрастным типом развития и концентрирующим в своем зрелом значении многие типологические включения, и учитывая также, что оно является ведущим понятием ряда важнейших наук, покажем на его примере, из каких разнообразных концептуальных составляющих может строиться истинное понятие у современного неординарного мыслителя.

Сошлемся на экзистенциально – феноменологическую теорию мышления,

созданную М. Мамардашвили на основе анализа учения Декарта..(92) Понятие «мышление» раскрывается здесь путем установления его системообразующих связей с многими другими понятиями, обладающими разной степенью обобщенности, рациональности, теоретической строгости, объяснительности, креативности, культурно-исторической и индивидуально-творческой содержательности. Среди них выделяются опорные концепты, удерживающие структуру исходного понятия в состоянии целостности и равновесия. Сам Мамардашвили назвал такие концепты «неподвижными звездами».

Его философские «звездные» концепты:

мир, существование, жизнь, феномен, пространство жизни, время жизни, человек, свобода, причинность, бесконечность, добро, красота, истина, познание, язык, порядок, закон.

Научно – психологические «звездные» концепты:

индивидуальность, психическая жизнь, психические структуры, ментальные состояния, сознание, «я», мышление, я-мыслящее, рефлексия, мысль, речь, интуиция, память, представление, воображение, перцепция, образ, действие, воля, переживания.

Символические «звездные» концепты:

«чистое сознание», «естественный свет сознания», «поле сознания», «фиксированные точки интенсивности», «врожденные идеи», «путь мысли», «ослепительность понимания», «акт творения», «тайна воплощения».

Продуктивная тенденция мышления, выявляющаяся при анализе понятий, их видов и типов, позволяет рассматривать мыслительную динамику не только на интуитивном уровне быстрых, свернутых, слитых операций, но и на дискурсивном уровне, характеризующемся речевой формой, хорошей грамматической организацией, связью с предметными и социальными действиями личности, осознанностью и рефлексивностью. Внутренняя детерминация и регуляция дискурсивным мышлением наблюдаемой жизни и практической деятельности превращают мыслительный процесс тоже в деятельность, но сосредоточенную на концептуальных средствах и продуктах. ( С. Л. Рубинштейн, Я. А. Пономарев, А. В. Брушлинский, О. К Тихомиров и др.) Пространственно – временное соответствие мыслительной динамики ритмам и циклам внешнего бытия индивида обусловливает ее фрагментацию на сознаваемые и поддающиеся психологическому исследованию «этапы деятельности».

6.4 Развертка зрелой мыслительной деятельности:

установки, этапы, личностные факторы.

Возьмем расширенную версию развертки, предложенной С. Л. Рубинштейном. (114) Кроме собственно мыслительных компонентов деятельности, в нее войдут мотивационные, эмоциональные, сознательно – бессознательные и «установочные» составляющие.

К этапам, связанным с относительно чистой активностью мышления, относятся:

1) обнаружение проблемы, тип которой зависит от контекстуальных требований предыдущей мыслительной деятельности, от ситуативных объективных и субъективных условий протекания мышления и от устойчивых интеллектуальных предпочтений субъекта;

2) формулировка проблемы, предполагающая доосмысление проблемного отношения и его точную вербализацию в виде констатирующих или вопрошающих суждений о неизвестном и о его противоречии с неизвестным;

3) репрезентация ожидаемого решения проблемы в виде «цели» или, иначе, построение прогностической концептуальной модели будущего результата мышления; придание цели характера «детерминирующей тенденции» за счет субъективной установки на непрерывное обращение к ней в процессе мыслительной деятельности;

4) поиск вариантов раскрытия проблемного отношения, отбор тех, которые отвечают критериям максимального соответствия характеру проблемы, интеллектуальной экономности, доступности, творческого потенциала, совершенствования субъекта мышления;