«Под термином «знание» понимается не только совокупность деннотативных высказываний (хотя конечно и она); сюда примешиваются и представления о самых разных умениях: делать, жить, слушать и т. д. Речь, следовательно, идет о компетенции, которая выходит за рамки определения и применения истины как единственного критерия, но помимо этого оценивается по критериям деловым, справедливости и добра, красоты звучания высказываний и т. д. Понимаемое таким образом знание есть то, что делает кого-либо способным произносить «хорошие» деннотативные высказывания, а также хорошие прескриптивные или оценочные высказывания. Оно не сводится к компетентности, направленной на какой-то один вид высказываний, скажем, когнитивных, и исключению других. Напротив, оно дает возможность получать «хорошие» достижения по многим предметам дискурса, которые нужно познать, решить, оценить, изменить. Отсюда возникает одна из главнейших черт знания: оно совпадает с широким «образованием» компетенции, оно есть единая форма, воплощенная в субъекте, состоящем из различных видов компетенции, которые его формируют.» ( 87, с. 52)
Из рассуждений автора следует также, что в будущем различные области порождения высказываний - от когнитивной и этической до деловой и искусства – должны тщательно культивировать собственный тип высказываний с ведущей компетенцией и относительной отстраненностью от других компетенций. Однако, при отчетливости границ между научными высказываниями, правилами умелого общения, нравственными оценками, техниками рефлексии и другими типами высказываниями, новая речевая компетентность индивида будет состоять в легкости его перехода от эффективных «речевых практик» в одних сферах жизни к другим. Признаком зрелости высказывания будет не столько его полифункциональность с условием преобладания мыслительных, образных, ценностных или эмоциональных содержаний, сколько адекватность задачам, тематике и назначению именно той предметной области, среде коммуникации и конкретной ситуации дискурса, которые в наибольшей степени способны стимулировать его креативность и продолжение в речевой жизни других. Важным показателем речевого мастерства станет умение переводить высказывания с одного языка компетентности на другой, например, с языка искусства на язык науки, что исключительно важно для развития теоретической и практической психологии.
4. Любое высказывание может быть определено с точки зрения грамматико- синтаксической формы, облеченного в нее явного содержания и внутреннего контекста, где последнее сформировалось. Связь синтаксических и семантических структур высказывания служит тому, чтобы сделать открытой мысль, извлеченную из виртуального потока осмысления.. Грамматические закономерности и правила касаются осознанных и бессознательных, простых и сложных соединений слов в предложения, а также синтаксических средств уменьшения или увеличения разрыва между элементами языка и эффектами мышления.
Исследуя синтаксис высказывания, А. Р. Лурия сравнивает два известных принципа организации предложений: синтагматический и парадигматический, - относящиеся к различным способам порождения высказываний. (90) Первый способ характеризуется эмпиризмом, конкретностью, относительной простотой и непосредственной данностью субъекту на ранних этапах онтогенеза. Речевые синтагмы («снег идет», «собака – кошка», «темное – светлое» и т. д.) обладают валентностью или естественным взаимным притяжением словесных образующих; слова в их составе кажутся дополнительными друг к другу, сросшимися в устойчивые гештальты, звучащие почти в музыкальном ритме. Существуют предположения, что в них, как врожденных языковых структурах, заключена «первичная мысль», принадлежащая коллективному бессознательному. Синтагматически устроены многие высказывания и тексты, отображающие прошлые или текущие события, наблюдавшиеся и наблюдаемые действия, обыденные ситуации, общеизвестные факты. Такая речь сукцессивна, «серийна»; она описывает, повествует, создает сочинения, летописи, жизнеописания, сказания.
Другой способ основан на установлении многообразных структурных связей между словами, которые соответствуют выражаемым концептуальным связям понятий: обобщению, конкретизации, детализации, установлению сходства и различия, синтезу. К основным средствам, или «законам» структурирования парадигматических высказываний принято относить:
- разделение членов предложения на главные и подчиненные;
- порядок слов в предложении («В доме горит свеча.». «Свеча горит в доме.», «Горит свеча в доме.»);
- сходство с синтагмами ( «Земля –планета.»);
- падежные средства («Он принадлежит к обществу.», «Он изгнан из общества.»);
- предлоги ( «Он бежит по снегу.», «Он лежит в снегу.»);
- пассивные и активные конструкции ( «Он любим ею.», «Он любит ее.»);
- сравнительные конструкции («Ярославль меньше Москвы, но больше Костромы.»);
- отрицания ( «Я не знал, что она не знает об этом.»);
- сложные предложения ( «А это веселая птица синица, которая часто ворует пшеницу, которая в темном чулане хранится в доме, который построил Джек.»);
- инверсии ( «Я не могу сказать, что не хотел этого.»);
-трансформации высказываний из повествовательной формы в вопросительную, восклицательную и наоборот ( «Он победил.», «Он победил?», «Он победил!») и т, д.
Парадигматические высказывания отличаются абстрактностью, сознательной организацией, логическим построением, симультанностью по отношению к динамике освещаемых реальных событий. Эти сложные синтаксические образования стремятся к целостности и чувствительны к любой неполноте собственной структуры. Такая чувствительность обусловлена включенностью любого парадигматического высказывания в объемный семантический контекст речевого дискурса или текста. Контекст требователен к высказыванию как собственному элементу, который должен соответствовать роли полноценной, «хорошей» части целого. В зависимости от связи с контекстом, высказывания отличаются либо относительной завершенностью, самодостаточностью («Пошел дождь».), либо открытостью для существующего контекста («Когда я подошел к ней, она сказала…»), либо своей возможностью породить длинный смысловой контекст ( «Она вернулась домой….»).
Синтаксические структуры, онтологически стоящие на службе мысли, могут демонстрировать свою относительную самостоятельность. Лурия намечает следующую систематизацию исследованных лингвистами проявлений независимости грамматической организации высказывания от ее содержания.
Во-первых, формирование синтаксических конструкций по своим законам позволяет наполнять их вариативным содержанием при подстановке различных слов, а также интерпретировать «голые» структуры с многообразными содержательными вариациями. Недаром, к примеру, поэтика располагает богатейшими сведениями о стилях и «размерах», определяющих форму стихотворных произведений.
И как удержаться, чтобы не привести здесь знаменитые строчки из «поэзии нонсенса» Льюиса Кэррола?
«Варкалось…Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки
Как мюмзики в мове.»
«Варкалось» – толкует кэрроловский герой - это четыре часа пополудня, когда уже пора варить обед. «Хливкие» – хлипкие, хилые и ловкие. «Шорьки» - помесь хорька, ящерицы и штопора. «Пырялись» - прыгали, ныряли, вертелись. «Нава» – трава под солнечными часами. «Хрюкатали» – хрюкали и хохотали. «Зелюки» - зеленые индюки. «Мюмзики» - бедные птицы с растрепанными перьями. «Мова» – потеряться, быть далеко от дома. ( 78, с. 234 )
Во-вторых, существует значительная синтаксическая свобода выражения результатов мышления. Одна и та же мысль может быть формально структурирована разнообразными высказываниями:
- «Книга должна очаровать взор, а затем поразить разум.»
- «Красота книги неотделима от ее пользы для ума.».
- «Оформление книги не менее важно, чем ее содержание.»
- «Сначала видно, как книга издана, а потом, как она написана.» и т. д.
Третье, в конструкции предложения может быть заключено несколько значений и смыслов. Легкие синтаксические переакцентировки или «маркеры» ( ударения, точки, запятые, многоточия) позволяют проступать разным содержаниям предложения. С детства известный пример: «Казнить нельзя помиловать».
Четвертое, синтаксически сходные высказывания при минимальных расхождениях своего вербального состава позволяют выразить существенно различающееся содержание.
«Студенты посещали лекции N.»
«Студенты пропускали лекции N.»
«Студенты любили лекции N.»
«Студенты не понимали лекции N.»
Пятое, безупречная правильность формальной конструкции высказывания привлекает к себе интерпретирующую мысль, даже если оно состоит из противоречивых в смысловом отношении слов. За хорошей внешней структурой вербальных связей предполагается хорошая внутренняя структура значений. Это проявление доминирования синтаксиса высказывания над его семантикой можно иллюстрировать фразой, придуманной Н. Хомским: «Бесцветные зеленые идеи бурно спят.», - у которой мы из «бессмыслицы» восстанавливаем забавный, фантастический или даже вполне реалистический смысл. ( 90, с. 163) И вспомним по аналогии, сколько привлекательной таинственности находит мышление в «рассогласованных» значениях, вложенных в гармоничные строки русских поэтов – символистов!
«По черной радуге мушиного крыла
Бессмертье щедрое душа моя открыла.
Напрасно кружится немолчная пчела, -
От праздничных молитв меня не отучила.» ( 75, с. 247 )
5. Сложный синтаксис зрелой речи оформляет мысль в двух планах ее осуществления. Эффекты мышления, определяющие содержание открытой дискурсии, выражаются конструкциями внешней речи. Результаты глубинных мыслительных процессов имеют другую форму выражения, называемую психолингвистами внутренней речью. Как имплицитное мышление неизмеримо богаче эксплицитного, так, по выражению М. Волошина, «внешнее актуализованное высказывание – лишь остров, поднимающийся из безбрежного океана внутренней речи». Перечислим особенности строения этой скрытой речевой формы, пользуясь хорошо известной психологам моделью Л. С. Выготского ( 31 ), дополненной А. Р. Лурией.