При этом важно покинуть рынок до того, как ранее укоренившиеся на нем фирмы предпримут против такого новичка какие-либо ответные меры. После либерализации внутренней и внешней торговли в России стратегия "ударить и убежать" получила на российском рынке исключительно широкое распространение. Обсуждение ее конкретных форм выходит за пределы нашего курса.
Концепция состязательности послужила базой для обоснования необходимости дерегулирования рынка в США в середине 80-х гг. Дело в том, что обычная практика правительственного регулирования начинается, как правило, с установления легальных барьеров на вход в отрасль или на рынок, т. е. с фактического ослабления угрозы вторжения на рынок новых фирм. Напротив, дерегулирование начинается с устранения таких легальных барьеров на вход, а потому способствует превращению ранее закрытых рынков в конкурентные.
Критики теории состязательных рынков утверждают, что поглощенные затраты субъектов любого рынка существенно выше нуля, а в этом случае и вся теория состязательности оказывается несостоятельной.[5] Во многих отраслях решающее значение имеют затраты на исследования и разработки, которые в большинстве случаев оказываются поглощенными. Даже недостроенное здание имеет определенную рыночную ценность, и, продав его, можно возместить некоторую часть понесенных расходов, тогда как незавершенное исследование или разработка представляет скорее поглощенные затраты, которые фирма Не сможет возместить, покидая отрасль. Эти затраты создают жесткие барьеры на вход в так называемых "патентных гонках", практически гарантирующие, что фирма, имеющая небольшое опережение на старте, не встретится впоследствии со сколь-либо существенной угрозой оказаться обойденной соперником.
Если конкуренция после входа новичка приобретает особенно острый характер (т. е. приобретает черты конкуренции Бертрана, когда появление второго продавца сразу же снижает цену до уровня предельных затрат), то это означает, что даже достаточно малый уровень поглощенных затрат может служить жестким барьером на вход. Хотя в отношении совершенно состязательных рынков между экономистами нет полного согласия, несомненно, что представление о потенциальной конкуренции как эффективном, а главное, имманентном самому рынку ограничителе монопольной власти будет так или иначе и впредь оставаться в поле их внимания.
12А.2. Рынок и роль предпринимателя
Один из парадоксов истории экономической мысли заключается в соединении имен трех выдающихся экономистов последней трети XIX в. - С. Джевонса, К. Менгера и Л. Вальраса, чьи ставшие впоследствии знаменитыми работы появились практически одновременно (1871-1874) в разных частях Европы, в некий духовный триумвират вождей маржиналистской революции и отцов-основателей современной экономической теории.
Но хотя в их работах и было немало общего, что действительно послужило фундаментом современной экономической теории, все же каждая из них имела явно выраженную печать индивидуальности.
В особенности это относится к "Основам политической экономии" К. Менгера,[6] не содержавшим в отличие от работ Джевонса и Вальраса ни математических формул, ни их графических суррогатов или интерпретаций. Менгер и был основателем так называемой австрийской школы в политической экономии, во многом представляющей альтернативу неоклассике. К числу австрийцев (часто не только по убеждениям, но и по происхождению) принадлежали такие известные экономисты, как Ф. фон Визер, Е. фон Бём-Баверк, Л. фон Ми-зес, Ф. Махлуп, Г. Хаберлер, Дж. Бьюкенен. Среди их современных последователей, называемых обычно неоавстрийцами, Л. Лахман, И. Кирзнер, М. Росбард, С. Литтлчайлд, Дж. О'Дрисколл, М. Риццо и многие другие.
У нас нет возможности подробно останавливаться здесь на основных идеях и методологических принципах австрийской школы,[7] мы коснемся лишь небольшой группы вопросов, относящихся к теории рынка и предпринимательской деятельности, как они представляются сторонникам этого направления в экономической теории. По их мнению, понятие конкуренции утратило в неоклассической теории тот первоначальный смысл соперничества, который оно имело в трудах экономистов-классиков. Под влиянием Курно и Вальраса, считают неоавстрийцы, конкуренцию (особенно совершенную) стали представлять как ситуацию, а не как процесс. В центре внимания неоклассической теории оценка переменных цены и количества, совместимых с состоянием равновесия, а эффективность рыночной системы как инструмента распределения ограниченных ресурсов сводится ею к изучению их распределения в равновесном состоянии.
Напротив, по мнению неоавстрийцев, экономическая теория должна помочь понять нам, как решения независимых субъектов рынка порождают рыночные силы, заставляющие изменяться цены, выпуски, методы производства и распределение ресурсов между отдельными нуждами. "Объект нашего научного интереса - эти изменения сами по себе, - пишет американский экономист-неоавстриец И. Кирзнер, - эффективность системы цен не зависит от оптимальности (или неоптимальности) распределения ресурсов в состоянии равновесия, она скорее зависит от успешности, с которой рыночные силы могут порождать самопроизвольные исправления в этом распределении в условиях неравновесия".[8]
Австрийская версия теории рынков и их строения отличается от неоклассической по ряду ключевых положений. Во-первых, австрийцы не разделяют предположения о том, что экономические агенты обладают совершенным знанием относительно всех аспектов принимаемых ими решений. Знание, утверждают они, может быть лишь частичным.
Потребители вполне осведомлены о своих личных вкусах и предпочтениях, однако они, скорее всего, не представляют себе всего множества потребительских возможностей.
Производителям известны затраты, связанные с использованием определенной технологии или производственного процесса, хотя Могут быть неизвестны затраты, связанные с использованием альтернативных технологий, производственных процессов.
Точно так Же у них могут быть лишь туманные представления о спросе на их продукцию.
Во-вторых, австрийцы критикуют неоклассиков за характерный для последних акцент на состоянии равновесия. Хотя экономику и можно рассматривать как систему, стремящуюся к равновесию, утверждают австрийцы, параметры равновесия постоянно изменяются, так что состояние равновесия остается недостижимым. Экономическая ситуация непрерывно меняется, поэтому инструментарий сравнительной статики оказывается непродуктивным для анализа экономики.
В-третьих, австрийцы отвергают представления неоклассиков о конкуренции как одном из типов строения рынков. При совершенном знании конкуренция как процесс, развертывающийся во времени, невозможна, а в таком случае нельзя объяснить механизм экономического прогресса. "Внедрение новых способов производства и новых товаров с самого начала несовместимо с совершенной (и мгновенной) конкуренцией. Но это означает, что с ними несовместимо то, что мы, собственно говоря, называем экономическим прогрессом".[9] Для австрийцев главная проблема - конкурентный процесс, а не статичная модель совершенной конкуренции. "...Вопреки учебникам, - писал И. Шумпетер, - в капиталистической действительности преобладающее значение имеет другая конкуренция, основанная на открытии нового товара, новой технологии, нового источника сырья, нового типа организации (например, крупнейших фирм). Эта конкуренция обеспечивает решительное сокращение затрат или повышение качества, она угрожает существующим фирмам не незначительным сокращением прибылей и выпуска, а полным банкротством. По своим последствиям такая конкуренция относится к традиционной, как бомбардировка к взламыванию двери".[10] Ключевую роль в этом конкурентном процессе австрийцы отводят предпринимателю, фигура которого совершенно исчезла в неоклассических равновесных моделях. В их арсенале две модели предпринимателя. Это предприниматель-новатор И. Шумпетера[11] и предприниматель-спекулянт (арбитражер) Л. Мизеса-И. Кирзнера.[12] В обоих случаях ведущим стимулом предпринимательства является предпринимательская прибыль. Но если новатор Шумпеера извлекает прибыль из продуктовых или производственных нововведении, то предприниматель-спекулянт Мизеса-Кирзнера извлекает ее из разницы цен покупки и продажи, или перепродажей, товаров "во времени" (см. раздел 5.3). "Предприимчивый человек обнаруживает расхождение между ценами дополняющих факторов производства и будущими ценами продуктов, какими они представляются ему, и старается использовать это расхождение для своей прибыли".[13]
Эти два типа предпринимателей различаются и еще в одном отношении. Шумпетер видел в предпринимателе разрушителя существующих (уже действующих) предприятий посредством продуктовых нововведений и творца неравновесия.[14] Напротив, предприниматель Кирзнера не разрушитель, а скорее по природе своей катализатор, в отсутствие которого конкурентная рыночная экономика прекратила бы свое функционирование. Деятельность предпринимателя Кирзнера скорее способствует движению к равновесию, чем нарушает его, как полагал Шумпетер.
В разделе 10.6 мы исследовали ущерб, приносимый монополией, так, как он представляется при сравнении монополизированного рынка с совершенно конкурентным.
Однако, с точки зрения австрийцев, реальной альтернативой монополисту-новатору, обретшему временную монопольную власть благодаря выпуску нового товара, является не производство этого товара множеством совершенно конкурентных предприятий, а отсутствие этого товара на рынке вообще.
Данные соображения позволили британскому неоавстрийцу С. Литтлчайлду переинтерпретировать ситуацию, представленную на рис. 10.11, и показать, что поведение монополиста-новатора не только не сопряжено с ущербом для общества, но, напротив, порождает общественный выигрыш, равный сумме его предпринимательской прибыли и излишка потребителя.[15]