В нескольких километрах от посёлка Весёлое, в лесополосе, в указанном месте была обнаружена могила Долакова. Тело было уложено в яму глубиной около метра и сверху присыпано землёй. Со временем земля в этом месте просела. Когда начались раскопки, сотрудники Моздокского РУВД вызвали по рации дополнительное подкрепление. Когда тело было извлечено, родственники опознали в нём Долакова Увайса. На трупе не было одежды, отсутствовали какие-либо раны и видимые повреждения. При более тщательном обследовании трупа удалось установить, что у него было сломано три ребра. Для дальнейшего исследования тело отвезли в прокуратуру Моздокского района, а оттуда отправили для производства судебно-медицинской экспертизы в морг.
После вскрытия было сообщено, что смерть У. Долакова наступила в результате инфаркта. Акт судебно-медицинской экспертизы после проведения всех анализов обещали выдать родственникам до 26 июня с.г. Родственники подписали данный акт и вывезли тело Долакова в Ингушетию для захоронения. Все действия были сняты на видеокамеру, запись имеется у работников прокуратуры г. Назрань.
По словам Идриса Долакова, присутствовавшего при эксгумации брата, на том месте, где был захоронен Увайс, были заметны ещё несколько мест с характерным оседанием почвы. Над этим местом ещё до начала раскопок стоял устойчивый трупный запах.
По словам родственников Увайса Долакова, он никогда за всю свою жизнь не совершал ничего противозаконного, был очень законопослушный гражданин. Он был женат, без отца осталось 4 детей, младшему – 7 лет. В последнее время У. Долаков не имел постоянной работы. По факту смерти Долакова прокуратурой г. Назрань возбуждено уголовное дело. Родственники Долакова продолжают самостоятельное расследование.
Информация Представительства ПЦ «Мемориал» в Назрани
Приложение 18
О похищении М.И. Дзортова и содержании его в СИЗО
г. Владикавказа
11.03.2006
В г. Назрань сотрудники спецслужб захватили и увезли Мусу Израиловича Дзортова, 1980 г. р. М. Дзортова забрали из дома № 144 по ул. Албогачиева, где он вместе с женой, Танзилой Баркинхоевой, временно снимал квартиру.
Около 15.00 к их дому на нескольких автомашинах подъехали около 40 вооруженных людей. В помещение вошли десять человек в масках, одетых в камуфляжную форму, говорящих без акцента по-русски. Они не предъявили никаких документов. Один из них заявил, что им нужен Дзортов. Муса сказал, что это он и есть. Военные заявили, что он должен пойти с ними. На вопрос: «Зачем?» – один из них ответил, что они из ФСБ и отчета никому не дают. Мусу вывели из дома и посадили в автомобиль УАЗ-452.
Затем сотрудники силовых структур провели обыск и спросили у Танзилы Баркинхоевой, есть ли в доме ружье. Она сказала, что никакого ружья у них нет. В ходе обыска ничего противозаконного обнаружено не было. В доме сотрудники спецслужб пробыли около получаса. Через некоторое время после их отъезда приехали ингушские милиционеры. Среди них – участковый Дзейтов. Они так же тщательно обыскали дом и через полчаса, ничего не объяснив, уехали.
В тот же день Баркинхоева обратилась за разъяснением в республиканское МВД, но там ей ответили, что не знают, кто забрал ее мужа. Она также ходила в ГОВД к участковому Дзейтову. Но он тоже не смог объяснить ей причину, по которой забрали Дзортова, и не сказал, кто это сделал. Свое появление в доме 144 по ул. Албогачиева ингушские милиционеры объяснили тем, что получили приказ произвести по данному адресу обыск. От кого исходил этот приказ, они не уточнили.
12 марта на мобильный телефон дяди Дзортова позвонила женщина, которая представилась адвокатом Региной Туаевой. Она сообщила, что Муса находится в СИЗО г. Владикавказ, а она представляет его интересы. Туаева предложила приехать родственникам на следующий день во Владикавказ, чтобы встретиться с ней.
13 марта Баркинхоева и дядя ее мужа встретились с адвокатом и узнали, что Муса обвиняется в нападении на РОВД в Ингушетии в ночь на 22 июня 2004 г. и что он якобы уже подписал признание в совершении преступления. Туаева предложила родственникам приехать через день и привезти для Мусы вещи и продукты. Она заверила их в том, что его не избивали.
Вечером того же дня Дзортов позвонил дяде и сказал, чтобы они не подписывали договор с адвокатом Туаевой. Он сказал, что его сильно избивают и пытают – сломали два ребра. Муса также сказал, что ему пригрозили изнасилованием, если он не возьмет на себя какой-нибудь «эпизод».
Родственники Дзортова наняли нового адвоката, Каурбека Чербижева. На первой же встрече с ним Дзортов отказался от сделанных ранее признательных показаний.
30 марта Танзила Баркинхоева обратилась с письменным заявлением в офис ПЦ «Мемориал» в г. Назрань. Она просит защитить права мужа, который, по ее утверждению, абсолютно ни в чем не виноват. Она убеждена, что против него выдвинуты надуманные обвинения и его силой пытаются заставить признать себя виновным. По ее словам, он не мог участвовать в нападении на РОВД в июне 2004 г., так как последние три года подрабатывал на сезонных стройках в Дагестане и в этот период в Ингушетии не находился.
Информация Представительства ПЦ «Мемориал» в Назрани
Приложение 19
Дело Мухаева – Гамаева
Рассказ Мехти Мухаева о пытках в Шатойском РОВД
«После задержания меня привезли в Итум-Калинский РОВД. Утром меня перевезли в город, завели в помещение, там был мужчина очень солидной внешности, который спросил меня: «Ты выпил?». Я ответил: «Я не пьющий», после чего меня ни о чем не спрашивали, опять посадили в машину, и я был увезен в Шатойский РОВД .
11 дней я содержался там. Все 11 дней в Шатое меня избивали, показывали фото и спрашивали, знакомы ли мне эти люди. Я отвечал, что не знаю, так как не знал их. У меня была опухшая голова, они запугивали меня, наставляли оружие и нажимали на курок. Все внутренности у меня болели, я не мог дышать, но не давал показания, так как мне нечего было сказать.
Через 11 дней меня перевезли в Грозный в ОРБ-2. В течение трех суток меня пытали током, избивали. Я был в нижнем белье без обуви, на голове была шапка, обмотанная скотчем, я лежал ничком вниз, руки в наручниках, ноги вытянуты назад в разные стороны. Показывали фотографии, спрашивали, знаю ли я этих людей, я отвечал, что нет. Затем меня стали бить дубинкой по голове, по ребрам, по почкам. Я не мог дышать, повторял, что я не знаю, и потерял сознание.
Сокамерники рассказали мне, что без сознания я пролежал сутки, что опера приносили мне лекарства и клали в рот, смотрели, дышу ли я, затем привели ко мне врача. Врач смазывал мне лицо и тело мазью, так как я был сильно опухший.
Затем меня привели к следователю, на его вопросы я отвечал, что не знаю. После этого они увели меня и снова пытали, угрожали, без конца повторяли, что я пропаду без вести. Они говорили, что за мной приехали федералы, что они хотят меня забрать на Ханкалу, и тогда я пропаду без вести.
Потом в комнату вошли русские, и те, кто пытали меня, сказали им: «Подождите еще чуть-чуть», а потом мне: «Ты должен сказать хоть что-то, они заберут тебя, и ты никогда не вернешься домой, пожалей свою старую мать, она умрет, если ты пропадешь, и своих детей пожалей». Я подумал, мать и правда не выдержит, если еще и я пропаду, может быть, лучше отсидеть, чем исчезнуть – сказать им что-нибудь. Тогда я сказал, что ко мне в дом врывались неизвестные люди с оружием, потребовали еду, поели и ушли. Они меня спросили: «Кто это был?» Я ответил, что не знаю.
На фото я узнал тех людей, которых знают в народе.
По дороге к следователю опера говорили мне, чтобы я говорил ему то, что сказал им. Я это сделал, и следователь спросил, почему я меняю показания. Я ничего не ответил. В ОРБ я провел 9 дней, 18-го января меня перевели в СИЗО-1. Врачи меня осмотрели, все записано в карте».
Информация Представительства ПЦ «Мемориал» в Назрани
Из заявления Исы Гамаева в ПЦ «Мемориал»
«10 декабря 2005 г. я был задержан при выходе из гостиницы, находящейся на территории нового автовокзала в г. Нальчик. Меня задержал сотрудник, работающий в опорном пункте автовокзала, куда я был приглашен для выяснения личности и цели приезда. Этого сотрудника я знал в лицо, поскольку он в каждый мой приезд проводил названные процедуры.
На этот раз он завел меня в свое рабочее помещение, где продержал до приезда милиционеров, которыми я был увезен в третий отдел (о том, куда меня везут, я догадался по их переговорам по рации). По приезде меня сразу стали допрашивать о фактах преступлений, совершенных вооруженным формированием «Джамаат», требуя дачу признательных показаний моего участия в этом формировании. Когда я стал отрицать вменяемые мне деяния, меня подвергли избиению резиновой дубинкой, ногами и кулаками по голове и всему телу.
Вечером, сказав, что освобождают, меня вывели из здания в сопровождении трех сотрудников. Пройдя метров 10, мы дошли до машины иностранной марки. В это время один из них неожиданно сильно ударил меня в живот. В момент, когда я согнулся от боли, двое других, заломив руки, надели на меня наручники, натянули на лицо спортивную шапку и посадили в машину на сиденье рядом с водителем. Из 3-го отдела меня перевезли в какой-то подвал. В пути следования мне не переставали угрожать смертью за участие в «Джамаате».
В подвал не проникал свет, в нем я находился два дня. Все это время меня подвергали пыткам, унижению человеческого достоинства, а именно: мне завязали глаза и рот скотчем (в области рта было проделано отверстие), подводили к рукам, ногам и голове электрические провода, избивали резиновой дубинкой и ногами. В сознание меня приводили, обливая холодной водой, после чего пытки возобновлялись. Я не мог наблюдать смену дня и ночи, пытки прекращались только на несколько часов (3-4 часа).
На второй день пыток я, не выдержав, начал давать показания, имеющиеся в уголовном деле. Я называл имена тех лиц, факт нахождения которых в «Джамаате» был общеизвестен – о том, что имена Доку Умарова, Тархана, Азимова Анзора, «Елкина», «Казаха», Умара («Лев») связывали с «Джамаат», знали все наши односельчане и жители близлежащих селений. Однако никого из них я никогда не видел. Первый раз я их увидел на фотографии, представленной сотрудниками в Нальчике. Когда меня попросили опознать Тархана, я указал на кого-то из находящихся на фотографии, после чего получил сильный удар по голове из-за того, что указал неправильно.