Германский министр иностранных дел анализировал расстановку сил в России:
«Левые эсеры, если оказать на них давление, пойдут вслед за большевиками, эти две партии — единственные, кто поддерживает Брестский мир; кадеты — явно антигерманская партия; монархисты будут стремиться к пересмотру Брестского мира. У нас нет никакого интереса поддерживать монархические идеи, которые могут воссоединить Россию... в наших интересах поддерживать крайне левые партии»{947}.
Мирбах отвечает в начале июня, что, ввиду активного соперничества в России стран Антанты, ему требуется три миллиона марок в месяц. В Берлине 11 июня 1918 г. был создан фонд в сорок миллионов марок.
Первого июня экономический советник доктор Брюн предложил генеральному штабу германской армии создать синдикат с целью экономического проникновения в Россию. 4 июня Экономическое управление рейха предложило частным компаниям собрать по 50 млн. марок, еще 1,9 млрд. марок предполагалось получить за счет общенационального займа и прямых субсидий правительства. При синдикате были два дочерних отделения — одно для Центральной России, другое для Украины. В Москве создавался «экономический штаб», обязанностью которого являлась координация экономической деятельности Германии в России. Создание синдиката производилось с удивительной для военного времени скоростью. Его директором стал имперский советник баварской короны фон Риппель. [503]
На пике своего всемогущества на Востоке историческая судьба поставила Германию перед дилеммой: довести Россию до положения германского сателлита или постараться приблизить ее на основе хотя бы формального равенства.
Первая возможность представлялась реальной. Брест-Литовск расколол коалицию большевиков с левыми эсерами, расколол саму большевистскую партию, подтолкнул антибольшевистскую оппозицию к консолидации и обращению к Антанте. Теперь уже не только монархисты и либералы, но и меньшевики, правые и левые эсеры готовы были к борьбе с большевистским режимом. Запад использовал последнее обстоятельство, последовала высадка западных вооруженных сил сначала в Мурманске и Архангельске, а затем во Владивостоке и Баку. Локкарт, Садуль и Сиссон стали распределителями антибольшевистской помощи.
Шестого мая 1918 г. разведка немцев доложила, что с помощью союзников оппозиционные большевикам силы готовят восстание. Новое правительство возглавят Чернов, генерал Кривошеий и Савенко. Новые войска, численностью от 30 до 50 тысяч человек, выступят против немцев в Финляндии и Эстонии. Советник германского посольства в Москве Ризлер пишет 4 июня 1918 г.:
«Ситуация быстро приближается к финалу. Голод встает на повестку дня, и его обволакивает террор. Давление, оказываемое большевиками, огромно. Людей тихо убивают сотнями. Все это, само по себе, не так уж и плохо, но нет уже более сомнений в том, что физические средства, при помощи которых большевики поддерживают свою власть, подходят к концу. Истощаются запасы бензина для автомобилей, и даже латвийские солдаты, сидящие в этих автомобилях, не являются более абсолютно надежными — не говоря уже о крестьянах и рабочих. Большевики находятся в чрезвычайно нервном состоянии, они, возможно, чувствуют приближение своего конца; все крысы первыми бегут с тонущего корабля. Никто не может сказать, как они встретят свой конец, их агония может продолжаться несколько недель. Возможно, они постараются бежать через Нижний Новгород или Екатеринбург. Возможно, они готовы потонуть в своей собственной крови или, чего нельзя исключить, попросят нас отсюда, чтобы избавиться от Брестского мира — «передышки», как они его называют — и вместе с ним со своим компромиссом с типичным империализмом, спасая таким образом свое революционное сознание в момент собственной гибели»{948}.
В глубинах германской дипломатии готовился план внедриться в ряды кадетов. 21 июня лидер кадетов П. Н. Милюков встречается с главой германской разведки на Украине майором Хассе, стремясь выработать приемлемые немцам способы реинтеграции России, помочь генералу Краснову, не исключить для себя ревизии некоторых положений Брест-Литовска. Ризлер пишет, что «идея независимой Украины — фантазия, в то время как жизненная сила объединенного русского духа огромна»{949}.
Милюков соглашался на польский суверенитет, на некоторую автономию Украины, но главная его идея заключалась в следующем: если Германия желает иметь дружественную [504] Россию, она должна помочь ей восстановить свои прежние пределы{950}. Немцы приняли во внимание взгляды лидера крупнейшей буржуазной партии России. Планы в отношении европейского Востока детально обсуждались в Берлине в конце августа 1918 г. заместившим Кюльмана адмиралом фон Гинце.
Последние битвы на Западе
Двадцать седьмого мая Людендорф снова ринулся на Париж. Шесть тысяч орудий ранним утром стали двумя миллионами снарядов «расчищать» тридцатикилометровую полосу фронта. Перед ними располагались шестнадцать союзных дивизий. Ударным острием германского наступления являлись пятнадцать дивизий Шестой германской армии. Во втором эшелоне шли еще двадцать пять дивизий. На пути наступления немцев почти сразу же исчезли четыре французские дивизии. Между Суассоном и Реймсом немецкая военная машина разбила еще четыре французские и четыре британские дивизии. Городок Эн был занят немцами после четырех часов наступления, им снова удалось вбить клин между англичанами и французами. Кайзер Вильгельм выехал на «позицию Калифорния» — наблюдательный пункт близ Кроанна, где Наполеон в 1814 г. наблюдал одну из своих последних побед.
Двадцать девятого мая немцы вошли в Суассон. К концу третьего дня наступления они взяли в плен 50 тыс. французских солдат, 650 орудий, 2 тыс. пулеметов. Велико было напряжение тех, кто справедливо полагал, что, возможно, сейчас решается судьба войны{951}. Союзники не хотели — боялись решающей битвы и по возможности медленно вводили в бой свои не бесконечные резервы: 3 дивизии — 28 мая, пять — 29 мая, восемь — 30 мая, четыре — 31 мая, пять — 1 июня, две — 2 июня. Германская военная машина молола их безжалостно.
Первого июня 1918 г. германская армия подошла на расстояние менее семидесяти километров от Парижа (ближе к французской столице, чем в апреле). Верховный совет западных союзников собрался в Версале, речь зашла об эвакуации Парижа. В городе началась паника. Ситуация за столом союзных переговоров повторилась: французы и англичане наседали на Першинга, пытаясь ускорить процесс вливания американских солдат в ряды французской и английской армий. Союзники просили у Першинга 250 тысяч солдат в июне и столько же в июле, но американский генерал поведал, что в Штатах имеется всего четверть миллиона обученных солдат, только они и прибудут во Францию в июне и июле. Реакция Клемансо: «Это великое разочарование»{952}.
С фронта в Салониках на помощь Парижу были сняты 20 тыс. солдат. На шестой день наступления германская армия приблизилась к пределу своих сил — сказалась оторванность войск от баз снабжения и общая усталость ударных частей. 3 июня германские войска пересекли Марну, используя шесть гигантских складных лестниц. Ширина каждой лестницы позволяла проползти двум солдатам. Высадившись [505] на западном берегу Марны, немцы немедленно установили пулеметные гнезда. Париж был в пределах немецкой досягаемости. 4 июня 1918 г. премьер-министр Клемансо опроверг слухи об уходе:
«Я буду сражаться перед Парижем, я буду сражаться в Париже, я буду сражаться за Парижем»{953}.
Даже природное хладнокровие англичан начало изменять им. Секретарь британского военного кабинета сэр Морис Хэнки записал в тот же день в дневнике:
«Мне не нравится происходящее. Немцы сражаются лучше, чем союзники, и я не могу исключить возможности поражения»{954}.
Союзники не знали о том, что германская военная машина тонула в самоубийственной бойне — еще сто тысяч ее солдат легли в французских полях. Уже 3 июня Людендорф остановил свой теряющий силы авангард. Германия уже не могла жертвовать своими лучшими дивизиями. Их осталось слишком мало.
На Востоке
Третьего июня германские войска высадились в Поти, на черноморском побережье Кавказа. В тот же день герцог Вюртембергский согласился на корону Литвы. Но не вся германская аристократия бросилась собирать гербы и регалии. Наследник престола Баварии принц Рупрехт оказывал давление на германского канцлера графа Гертлинга с целью начать переговоры с западными странами в момент, когда фортуна явно перестала благоволить.
Испытывая холод близкого поражения, противоположная сторона, Антанта, также постаралась использовать фактор национализма. Используя последние политические возможности, Британия, Франция и Италия объявили о своей поддержке создания независимых польского, чешского и югославского государств.
Но решение всех этих проблем зависело от степени военного могущества рейха. 9 июня 1918 г. Людендорф пишет канцлеру о невозможности снятия войск с восточных плацдармов. Они необходимы ради сохранения феноменальной по площади оккупационной зоны. Оставшиеся на Востоке войска необходимо держать достаточно сильными, «на случай, если обстановка на Востоке ухудшится». Следует укрепить прогерманские силы.
«Если Грузия станет нашей выдвинутой вперед базой, появится надежда на умиротворение всей кавказской территории и у нас возникнет возможность вывоза оттуда сырьевых материалов, в которых мы так сильно нуждаемся».
Баку не следует отдавать туркам, нужно воспользоваться ситуацией в Армении и других частях Кавказа. Людендорф полагал, что следует обратиться к северокавказским казакам и вооружить их.
«От советского правительства не следует ждать ничего хорошего, хотя существует оно по нашей милости... Опасная для нас обстановка будет сохраняться до тех пор, пока советское правительство не признает нас безо всяких оговорок Высшей Державой и не начнет действовать, исходя из страха перед Германией и беспокойства за свое существование. С этим правительством следует обращаться с силой и безжалостно»{955}.