Вот в это время ведущий инженер ВПК Б.В. Щегольков наметил инспекционную поездку в Центр подготовки космонавтов. Он пригласил с собой главного конструктора по тренажерам С.Г. Даревского, от ВВС полковника С.П. Фролова и меня как ведущего по кораблям «Союз» от Минобщемаша. Вообще я многим обязан Борису Васильевичу, проработавшему всю жизнь в авиационной промышленности и в завершение своей деятельности приглашенному в ВПК при Совете Министров, в деле становления меня как специалиста и работника центрального аппарата.
Мы обошли все тренажеры, места всех комплексов для всесторонней подготовки и отбора космонавтов, включая барокамеры, бассейн, центрифуги и качели и многое другое, что могли придумать тогда врачи и инженеры. Тогда, конечно, все это производило впечатление, сейчас при наличии компьютерных технологий многое кажется примитивным.
Сопровождал нас и давал пояснения первый заместитель начальника ЦПК Ю.А. Гагарин, первый космонавт, овеянный небывалой всемирной славой. Ранее, работая в отделе №9 ОКБ-1, я знал многих космонавтов. Мы встречали их после полетов, слушали их после полетов. Сами подавали заявления С.П. Королеву для подготовки к полетам. Помнится, еще до полетов в космос носил заявку в бюро пропусков, чтобы будущих космонавтов пропустили к нам в ОКБ. Но сейчас он был рядом, запросто разговаривая и давая необходимые пояснения. В конце посещения Ю.А. Гагарин пригласил нас в летную столовую. Здесь была более непринужденная обстановка, можно сказать, веселая. Вышли все веселые и довольные. Вечерело. Прошли на жилую территорию. Собирались уезжать. Но Ю.А. Гагарин сказал, что не может отпустить гостей, пока не покажет, как живут космонавты. И все направились в его сопровождении ко вновь выстроенному дому для летавших космонавтов…
…Уезжали поздно, и на прощание Юрий Алексеевич подписал мне фотографию, где он с Германом Степановичем. Я сказал, что мне все равно никто не поверит, что я был в гостях у Ю.А. Гагарина. И тогда эту фотографию подписала и Валентина Ивановна. Позднее, в 1974 году, ее подписал и Герман Степанович.
Позднее мы часто встречались с Ю.А. Гагариным на заседаниях Госкомиссии, на Байконуре, когда был осуществлен запуск корабля «Союз» с космонавтом В.М. Комаровым на борту (тогда он был дублером у Владимира Михайловича), а также на чествовании по поводу 50-летия председателя Госкомиссии Керима Алиевича Керимова в Минобщемаше. Тогда я не совсем удачно пошутил над Ю.А. Гагариным, и он обещал ответить мне тем же.
Но не успел – он погиб 27 марта в авиакатастрофе вместе с полковником В.С. Серегиным. Каждый раз я внимательно наблюдал за ним в разных ситуациях в жизни, видел и по телевизору, и в кино, пытаясь понять, что же это за человек, взбудораживший весь мир, первый показавший человечеству, что Земля очень маленькая, открывший новую эпоху в истории человечества... И не чувствовалось, что на этого человека обрушилась всемирная слава. Трудно завершить рассказ о Юрии Алексеевиче Гагарине, кажется, знаешь о нем больше и забыл paccказать что-то, а очень хочется...»
Из воспоминаний заслуженного работника
ракетно-космической отрасли, участника запуска
с космодрома Байконур корабля «Восток» 12 апреля 1961 года
Владимира Ильича Ярополова
«Запуск первого человека в космос был не только чрезвычайно важным, но, во многих отношениях даже для специалистов, работавших над этим проектом, немыслимым шагом, шагом в неведомое, со всеми неопределенностями технического, социального, физиологического и психологического характера. Сейчас это трудно понять, но тогда все были озабочены одной проблемой: «Что будет? Вынесет ли человек невесомость? Не пострадает ли его психика?» Ответов на большинство вопросов не знали даже ведущие специалисты по медицине. В процессе отработки корабля «Восток» в беспилотных полетах, с собачками на борту, с манекенами, а также в процессе подготовки пилотируемого полета специалисты часто задавали подобные вопросы друг другу, но ответа не знал никто. Значит, надо было искать выход из положения. Отсюда вытекал особый подход к конструированию самого корабля и его систем, к их изготовлению и испытаниям.
Многое было непонятно и загадочно в предстоящем полете. Выдержит ли космонавт в кабине неимоверный шум работающих рядом двигателей ракеты-носителя? Нужен эксперимент. Его ставят на беспилотном корабле, в кабину которого устанавливают шумомер.
Какие перегрузки будут действовать на человека и сможет ли он выдержать их? Ставится эксперимент с датчиками перегрузок на борту космического аппарата.
Как будет влиять невесомость на живой организм? Тоже нужен эксперимент. Его проводят, неоднократно запуская беспилотные корабли «Восток» с собаками.
Смогут ли космический корабль и его системы обеспечить нормальную жизнедеятельность организма человека на всех этапах полета в космос? Нужны эксперименты, нужна статистика. И снова полеты по полной программе, но уже на точной копии корабля «Восток», только не с человеком, а с манекеном на борту, с «Иваном Ивановичем», как шутливо называли его испытатели. «Иван Иванович» пользовался особой популярностью у испытателей, наверное, потому что в напряженные дни испытаний служил объектом, на котором можно было получить своеобразную психологическую разрядку. Всем было хорошо известно, что на испытательной площадке категорически запрещено курить, и уж, конечно, противоестественным выглядело наличие на ней человека, читающего художественную литературу. Как бы вопреки этим правилам часто можно было видеть «Ивана Ивановича», сидящего в кресле с книжкой на коленях и папиросой в пальцах руки, элегантно расположенной на подлокотнике кресла. Выглядел «Иван Иванович» в той обстановке так естественно, что был случай, когда Сергей Павлович Королев принял его за обычного испытателя и сделал руководителю работ на космическом аппарате выговор за нарушение установленного порядка, а затем, разобравшись, рассмеялся вместе со всеми.
Для проверки телефонного канала связи с Землей манекен был оснащен магнитофоном, имитировавшим речь космонавта, а во рту у него был установлен громкоговоритель. Таким образом, манекен мог как бы говорить в бортовой шлемофон, поэтому с орбиты можно было слышать голос «космонавта» и воспринимать его как речь живого человека. Возможно, с этим связаны легенды о том, что до Гагарина в космос уже кто-то летал.
Неясным оставался вопрос: какое влияние окажет на человека, его психику пребывание в невесомости? Ведь такому воздействию не подвергался ни один человек на Земле. Неопределенность в оценке возможного поведения человека в космосе потребовала от разработчиков особого подхода к конструированию космического корабля. Предпочтение было отдано автоматическим системам, автоматизации практически всех мыслимых операций. Даже забрало скафандра закрывалось автоматически, автоматически подтягивались привязные ремни на кресле космонавта. Уровень автоматизации полетных операций на борту корабля «Восток» был настолько высок, что один из разработчиков так шутливо охарактеризовал отношение к нему: «Если бы мне дали квартиру в Москве, я бы запросто согласился лететь в космос. А что? Сел бы в корабль, по минутной готовности потерял сознание и очнулся в кремлевской больнице».
Тем не менее, системы ручного управления предусматривались, и космонавт при необходимости мог бы ими воспользоваться. Однако сделать это было не так просто. Поскольку никто не мог спрогнозировать поведение человека, и в качестве альтернативы рассматривалась возможность расстройства его психики, система ручного управления кораблем блокировалась и разблокировать ее можно было либо по командной радиолинии, либо, сообщив космонавту по системе связи с Землей код, набрав который он мог включить систему ручного управления. При использовании ручного управления космонавт получал прогноз места посадки, мог воспользоваться оптическим визиром для ориентации корабля перед выдачей тормозного импульса. Наконец, в крайнем случае, для ориентации корабля можно было применить, используя Солнце, так называемую «палочку Раушенбаха», установленную на одном из иллюминаторов. Такое название этот датчик получил по имени его автора – академика Бориса Викторовича Раушенбаха.
Для гарантированного возвращения космонавта на Землю в случае отказа систем, обеспечивающих сход космического аппарата с орбиты, баллистическая траектория космического корабля выбиралась таким образом, чтобы корабль находился в космосе не более 10 суток. Это достигалось тем, что при апогее, равном 327 км, перигей равнялся всего лишь 181 км. Тепловая защита корабля была сконструирована с учетом возможности его разогрева от трения об атмосферу Земли при самопроизвольном спуске.
Для спасения космонавта в случае аварии на старте предусматривалась возможность его катапультирования в кресле, снабженном пороховой двигательной установкой, позволяющей поднять космонавта в кресле до высоты, с которой он мог бы спуститься на парашюте. С целью предотвращения попадания космонавта при спуске на парашюте в газоотводный канал для двигателей ракеты-носителя на старте этот канал с боков был обтянут специальной сеткой.
По достижении на активном участке вывода корабля на орбиту высоты, с которой мог использоваться штатный парашют космического аппарата, спасение космонавта обеспечивалось по схеме нормальной посадки при спуске с орбиты. На завершающем этапе работы двигательной установки ракеты-носителя, между предварительной и главной командой на выключение двигателя, когда в случае аварии возможен вывод на удлиненную траекторию посадки, штатное разделение корабля на отсеки не предусматривалось, а подключалась система отделения корабля от термодатчиков, срабатывающих при трении корабля об атмосферу Земли. Этим исключалась возможность длительного пребывания космонавта в спускаемом аппарате с его ограниченными ресурсами по энергетике.