Отцы церкви относили куклы — „поганые идолища", осмелившиеся подражать природе, — к порождениям языческого мира, где они воплощали гениев - хранителей домашнего очага. Движущиеся куклы не воспринимались как простые игрушки. Люди верили, что в эти создания с их скрытой таинственной жизнью легко вселялись злые духи.
В отличие от выступлений потешников - скоморохов (в Западной Европе их называли гистрионами, жонглерами, шпильманами) коллективные игрища, приуроченные к бытовым и земледельческим праздникам, не требовали профессиональной подготовки. Любой участник массового праздника — виллан или ремесленник, клирик или рыцарь — легко превращался из зрителя в активное действующее лицо представления.
Шаривари (кошачий концерт) - игра ряженых, которая во Франции входила в святочно-новогоднюю обрядность. Участники шаривари „изгоняли старуху" - воплощение уходящего года. Наполняя улицы беспорядочным весельем, ватаги в „косматых сатирских харях" останавливались перед, каждым домом и требовали у хозяев выкупа. Ряженые кривлялись, плясали и прыгали, колотили в ведра, миски, противни. Неимоверный шум поднимали для обезвреживания нечистой силы: считалось, что чем больше грохота и треска, тем вернее и быстрее она рассеется.
Ритуальный смысл шаривари постепенно забывался. Обряд перешел в частную форму осмеяния человека, чей брак считали позорным. Дикий кошачий концерт исполняли под окнами пожилого вдовца, который женился на юной девушке, или вдовы, заключившей брачный союз с молодым человеком. Жестоко потешались над мужем, которого поколачивала сварливая супруга, глумились над скрягой или женщиной легкого поведения - теми, кто, так или иначе, нарушал общепринятые моральные нормы.
Церковные авторитеты утверждали, что ряженые, теряя созданный по подобию божию человеческий образ и приобретая демонические черты, совершают вопиющее святотатство. „Нелепые и глупые превращения" в зверей и чудовищ вызывали резкое осуждение.
Еще одним театрализованным действом Средневековья были - пародийные похороны. На всех участниках церемонии, имитирующей церковный обряд, - были длинные хвостатые капюшоны. Смеховое шествие возглавляли пятеро танцующих фигляров, последний из них звонил в колокольчик. На погребальных носилках двое мужчин несли „покойника". Перед носилками плясал музыкант с бубном, вслед за ними буффон с парой колокольчиков призывал прохожих помолиться об усопшем. Представлялось шутовское действо — пародийное смешение серьезного церемониала с глумлением над мертвецом. Его провожали с шумом и гамом, дикой музыкой, приплясыванием и кривляньем. Игра в покойника на святках и масленицу включала „отпевание" и „проводы" с шуточными песнями и причитаниями, „захоронение", „поминки".
С XI века центрами культурной жизни в Западной Европе становятся города. Антицерковная вольнолюбивая направленность городской культуры, ее связи с народным творчеством наиболее ярко проявились в развитии городской литературы, театрализованных представлениях. К XIII в. относится зарождение городского театрального искусства.
Нередко в средневековой культуре обыгрывалась и тема Глупости, царящей над миром, - не случайный предмет восхваления, как обычно бывает в шуточных панегириках. Сквозной линией проходит эта тема через поэзию, искусство и народный театр XV-XVI веков. Любимое зрелище позднесредневекового и ренессансного города – это карнавальные «шествия дураков», «беззаботных ребят» во главе с Князем Дураков, Папой-Дураком и Дурацкой Матерью, процессии ряженых, изображавших Государство, Церковь, Науку, Правосудие, Семью. Девиз этих игр - «Число глупцов неисчислимо». Во французских «соти» («дурачествах»), голландских фарсах или немецких «фастнахтшпилях» (масленичных играх) царила богиня Глупость: глупец и его собрат шарлатан представляли в различных обличиях все разнообразие жизненных положений и состояний. Весь мир «ломал дурака».
И, наконец, высшим проявлением площадной праздничной культуры позднего средневековья, синтезом ее зрелищных форм был карнавал. Он объединял людей всех званий, состояний и возрастов, разделенных в обыденной жизни иерархическими и корпоративными барьерами.
Истоки этого карнавального веселья уходили в самые далекие времена родового строя племен, населявших Европу с первых веков нашей эры. Известно, что народный театр делал первые шаги, драматизируя обрядовые языческие игры,— средневековое крестьянство, еще помня языческие верования своих предков, изображало в лицах борьбу Зимы и Лета, а со временем стало заполнять эти «игры» бытовыми и комическими элементами. С ростом городов, в XI—XII веках, сельские забавники потянулись в города и образовали кадры первых профессионалов увеселителей-гистрионов. Это были мастера на все руки: гистрион — это и гимнаст, и музыкант, и сказитель, и танцор, и актер. Он владел всеми искусствами сразу потому, что сами искусства еще не отделились друг от друга. И все же среди гистрионов были люди разных склонностей— одни были особенно ловки в танцах и акробатике (буффоны), другие увлекали своими рассказами и шутовскими проделками (жонглеры), третьи доставляли радость, сочиняя и исполняя стихи, мелодии и даже пробуя свои силы в области драматургии. Их звали труверами и особенно чтили. Самым прославленным среди труверов был Адам де ла Аль из Арраса — автор двух пьес: «Игра в беседке» и «Игра о Робене и Марион». Это были веселые, едкие, овеянные поэзией и карнавальным жизнелюбием маленькие сценки, которые предвещали рождение искусства, близкого по духу возрожденческому театру.
Всенародные карнавальные действа, хотя и не поощрялись высшими сановниками церкви, обладали удивительной жизнеспособностью, являясь законной отдушиной для человека. Сильные мира сего, в том числе духовные лица, хорошо понимали необходимость смеховой разрядки. Один из них в середине XV в. писал: «Бочки с вином лопнут, если время от времени не открывать отверстия и не пускать в них воздуха. Все мы, люди, - плохо сколоченные бочки, которые лопнут от вина мудрости, если это вино будет находиться в непрерывном брожении благоговения и страха божьего. Нужно дать ему воздух, чтобы оно не испортилось. Поэтому мы и разрешаем себе в определенные дни шутовство (глупость), чтобы потом с тем большим усердием вернуться к служению господу».
В XIV—XV вв. широкое распространение получили фарсы — юмористические сцены, в которых реалистически изображался быт горожан. О близости составителей фарсов к неимущим слоям свидетельствует частое осуждение в них бездушия, нечестности и алчности богатых. Организация больших театрализованных представлений — мистерий — переходит от клириков к ремесленным цехам и торговым корпорациям. Мистерии разыгрываются на городских площадях и несмотря на библейские сюжеты, носят злободневный характер, включая комедийный и бытовой элементы.
В XV—XVI вв. масленичный фестиваль вылился в блестящие маскарадные процессии. Они отвечали вкусам эпохи «осени средневековья», тяготевшей к пышной театрализации празднеств. По ходу шествий исполняли комические фарсы, показывали живые картины; шутливые пантомимы сочетались с дидактическими и сатирическими пьесками.
Таким образом, антитеза Бог - Сатана, краеугольный камень средневекового миросозерцания, предполагала присутствие в обществе слуг дьявола, отвергавших заповеди христианства. Если устами монаха вещает сам Христос, то языком актера говорит князь тьмы, утверждали христианские апологеты. Театральное представление — лишь подражание жизни в ее худших проявлениях. Оно ирреально, иллюзорно и, следовательно, есть творение дьявола - исконного обманщика. Веселость, вызываемая игрой актера, обращает мысли зрителей к грешным удовольствиям.
Самые удивительные трюки приписывали либо общению гистрионов с потусторонними силами, либо прямому вмешательству дьявола. Народное воображение наделяло скоморохов, как и языческих жрецов-волхвов, чертами ведунов и знахарей - знатоков магических формул-заговоров, «присушных» слов, тайных лечебных снадобий.
Светские мелодии и танцы, которые, по словам Иоанна Златоуста, «щекоча слух и обманывая разум, уводят нас от добра», также расценивали как хитроумное создание дьявола. С их разлагающим влиянием необходимо бороться с помощью жестких запретов. Сумбурная хаотическая музыка - часть «литургии наизнанку», «богослужение идольское».
2. Религиозные представления (мистерия, миракл)
Следует отметить, что параллельно со светскими зрелищными представлениями существовала и литургическая драма, возникшая в католических церквах с IX века. Процесс театрализации мессы был вызван стремлением церкви сделать религиозные идеи и образы возможно более наглядными, понятными и впечатляющими. В католических церквах уже чтение текстов о погребении Иисуса Христа сопровождалось своеобразным ритуалом. Посередине храма ставился крест, он заворачивался в черную материю, что означало погребение тела Господня. В день Рождества выставлялась икона Девы Марии с младенцем Иисусом Христом — к ней подходили священники, подражающие евангельским пастухам, идущим на поклон к новорожденному Господу. Священник во время литургии вопрошал у них, кого они ищут, и пастухи отвечали, что ищут Христа. Это был церковный троп — диалогизированное переложение евангельского текста, который обычно завершался пением хора, после чего литургия Человек между ангелом и дьяволом. Типичная ситуация моралите.
Литургическая драма в первоначальный период своего существования тесно примыкала к самой мессе. Это значило, что текст инсценировки совпадал с текстом литургии, они обладали и общим стилем. Литургическая драма так же, как и месса, была торжественна, напевна, декламационна, движения всех участников были величественны, главный язык и богослужения и драмы — латынь. Но постепенно драма отделяется и образуются два самостоятельных цикла литургических драм — рождественский и пасхальный. В рождественский цикл входили эпизоды: шествие библейских пастухов, предвещающих рождение Христа; шествие волхвов, являющихся на поклонение к младенцу Христу; сцена гнева царя иудейского Ирода, велящего убить всех младенцев, родившихся в ночь рождения Христа; плач Рахили по убитым детям. Пасхальный цикл включал ряд эпизодов, связанных с воскресением Иисуса Христа. К этому циклу принадлежало и значительное произведение данного жанра — литургическая драма «Жених, или Девы мудрые и девы неразумные», написанная в конце XI или начале XII века. Действие ее начиналось с проповеди на латинском языке — евангельский текст перекладывался в стихи. Затем шла небольшая драма, написанная по-латыни с эпизодами на провансальском языке. Проповедник объявлял о скором пришествии «жениха» — Христа. Мудрые девы готовы к встрече их светильники наполнены маслом. Неразумные же в смятении, они слишком долго спали и не успели наполнить маслом свои светильники.