Во многом отход от традиции первых веков Ислама определялся тем, что эмиры Бухары уже давно не соответствовали облику правителя, данному в Коране. В нарушение всех устоев Ислама духовенство монополизировало право толкования Корана, фактически приватизировав Слово Божье. Теперь оно могло путем софизмов доказать все что угодно, народу только оставалось выполнять эти указания. Бухарские муллы утверждали незыблемость и божественную природу эмирской власти и отрицали, что окружающий мир требует изменений. Народ роптал и нищал, средневековая экономика терпела крах, в судах правили авторитет денег и власти. Бухара превратилась в разменную карту в игре России и Британии, а улемы и эмир продолжали восхвалять свою власть как самую справедливую и Богом избранную.
В Бухаре всегда имелись люди, выступавшие за возвращение к творческому духу первых веков Ислама. Но они еще реально не понимали силы европейских держав. К тому же двойной эффект щедрого вознаграждения и жестоких репрессий закрывал рты недовольным. Возмутителем спокойствия выступил пришелец с Севера, уроженец аула Курса нынешнего Арского района Габдуннасыр Курсави. Он прибыл в Бухару за знаниями и быстро прославился как блестящий полемист и знаток исламской догматики.
Курсави выдвинул свои идеи именно в Бухаре, на основе теоретических знаний, полученных им в Средней Азии. Не стоит забывать тот факт, что на татарских землях не было ни одного медресе высшего типа и ни одной библиотеки, сравнимой со среднеазиатскими. Только благодаря изучению классической традиции первых веков Ислама на основе произведений мусульманских богословов Курсави пришел к своим выводам. К тому же в Средней Азии сохранялись суфийские тарики — ордена, веками передававшие знания интеллектуальной элиты. Именно суфии единственными оставались духовно свободными в атмосфере тупого низкопоклонства перед авторитетами государства и церкви.
Однако за призывами Курсави стояло не только богословие, но и его знание силы российского оружия, мощи российской экономики, наступательного потенциала русского государства. Он считал, что ценности Ислама удастся сохранить только тогда, когда каждый мусульманин будет самостоятельно понимать суть религии и Божьего Слова, изложенного в Коране. Курсави призывал к самостоятельному толкованию Корана, отказу от устаревших мнений богословов. Параллельно улем начал создавать первый комментарий к Корану –тафсир на родном татарском языке. Вам кажется, что этого мало. Но именно с такой программой выступил отец протестантизма Лютер, проклятый и приговоренный к смерти папским престолом.
Ответ последовал незамедлительно. Диван муфтиев, состоявший из аглама (старшего муфтия) и еще двенадцати муфтиев, вынес смертный приговор Габдуннасыру Курсави. При этом приговор носил характер фетвы, то есть акта мусульманского права, дабы никто не осмелился поддерживать идеи Курсави. За чтение его книг также полагалась смерть. Приговор Курсави был вынесен под угрозой репрессий со стороны бухарского эмира, лично возглавившего судилище и поставившего подпись под приговором. Естественно, что одобрение монаршей воли было единогласным, хотя один из членов суда Турсунбакый бине Габдуррахим аль-Булгари поддерживал идеи Курсави.
Судьи позаботились и о распространении своих идей. Трое муфтиев направили письмо к муллам Казани и Каргалы, где извещали, что Курсави провозглашен "муртадом", то есть вероотступником. В качестве "жеста доброй воли" подобное письмо отправил тот же казый Турсунбакый ко всем правоведам "Страны Булгар".
По легенде Курсави спас имам Соборной мечети Бухары шейх Ниязколый ат-Турекмени. Этот влиятельнейший шейх пригрозил эмиру поднять население Бухары на бунт в защиту Курсави. Так народ Бухары чуть было не реализовал право на восстание во имя веры против тирании.
Позднее в глазах татарских ученых пример Курсави всегда являлся уроком, показывающим преимущества для свободомыслия российского религиозного устройства перед огосударствленным статусом духовенства в мусульманских государствах. В отличие от Бухары не обеспеченная финансово и не подкрепленная карательными мерами российская система действовала гораздо мягче.
По пути домой в Хиве Курсави получил предложение организовать медресе по собственной программе. Однако он отказался и по возвращении стал имамом в родном ауле, где создал медресе, в котором у него появились молодые ученики. Духовный ученик Курсави Шигабетдин Марджани позднее писал, что Курсави стяжал славу безграничностью образования, силой веры, усердием, хорошим знанием различных наук, умом и даром речи, "силой своего ума открыл волшебный замок хранилища Просвещения, взял оттуда науки, вырастил перед народом драгоценные цветы и раздал их народу". Марджани особо подчеркивал, что Курсави писал свои произведения на чистом татарском языке и учил на нем детей.
Современники не восприняли идей Курсави. Когда он приходил на встречи казанского духовенства, другие муллы спешили покинуть их. Им не нравился острый язык Курсави, который любил демонстрировать их невежество. Фактически в эпоху Курсави у татар еще не существовало интеллектуальной атмосферы, благоприятной для богословских дискуссий. Баи, чья торговля теснейшим образом была связана с среднеазиатскими рынками, также сторонились человека, проклятого бухарскими властями. Голос Курсави оставался гласом вопиющего в пустыне...
И на родине Курсави достали его бухарские враги. Так, мулла аула Ура Казанского уезда Фатхулла бине Хусаин направил донос муфтию Мухаммеджану бине Хусаину. В этом доносе мулла обвинял Курсави в безверии, в преподавании для учеников и проповедях без соответствующего разрешения властей. Сам Фатхулла также получил образование в Бухаре, и его борьба с Курсави стала продолжением бухарских репрессий. Курсави отправился с группой учеников в хадж в поисках земли обетованной для проповеди своих взглядов и умер от чумы в Стамбуле.
Идеи Курсави были забыты татарами. Только через 30 лет после его смерти другой великий реформатор Марджани тайно достает в Бухаре экземпляр книги Курсави и становится его единомышленником. Марджани также будут называть вероотступником. Но железная поступь российских войск по улицам Бухары, экономический кризис в татарском мире и начало новой волны ассимиляции татар заставят мыслящих людей воспринять идеи Курсави. Марджани первым провозглашает Курсави родоначальником движения обновления в татарском мире.
В начале прошлого века казый Оренбургского Духовного Собрания Риза Фахретдин начнет биографию Курсави такими словами: "Его смерть была потерей не только для мусульман Казани и Булгара, но и потерей великого улема (ученого) для всего мусульманского мира". Однако для Фахретдина улемы сохраняют свое бессмертие благодаря своим трудам и делам, и к таким бессмертным принадлежит и Курсави. Фахретдин говорит, что "иджтихадом" занимались лучшие люди во все века, и он является лучшим методом для победы разума.
Даже в первое десятилетие советского режима былые борцы за свободу личности продолжали вспоминать о значении Курсави для реформаторского движения начала прошлого века. В 1926 г. литературовед-джадид Г. Сагди называл джадидов основными идейными наследниками религиозно-философских идей Г. Курсави, которые расширили и приспособили эти идеи к своим жизненным реалиям. По утверждению историка-джадида Г. Губайдуллина в том же 1926 г., Г. Курсави с преподаванием на родном языке и толкованием на нем Корана (тафсир) приближается к духу протестантизма, «провозглашает принцип прав разума, начинает говорить и писать языком Гуса и Лютера». Таким образом, джадиды видели квинтэссенцию деятельности Курсави в возвращении к нормам Корана и к отказу от отживших мнений авторитетов. Согласился бы Курсави с точкой зрения джадидов? Вряд ли. Так же как Перикл и Цицерон во многом бы не согласились с Конституцией США. Но без классиков античности не было бы доктрин отцов американской демократии, так же как без Курсави не было бы джадидизма…
Главный урок Курсави состоит в том, что нельзя превращать человека в бесправное тупое животное, слепо выполняющее распоряжения властей. Если человек бесправен, если отрицается его право на мысль, если он как попугай твердит заученные формулы, то это очень удобно для правителей, но такое государство обречено на поражение. В конституции каждого современного государства обозначено право на свободу совести. У татар же человеком, провозгласившим принцип свободы совести, был Габдуннасыр Курсави, первый реформатор и первая ласточка татарской свободы... Не сохранилось даже словесного портрета Курсави, но его идеи всегда с нами. Возрожденный в конце XVIII века татарский народ своим первым великим деятелем выдвинул великого мыслителя, провозгласившего принцип свободы для своих духовных последователей.
Отец татарской идентичности.
Шигабетдин Марджани (1818-1889)
"Знать роль и ценность Шигабетдина,
это честь для нас, а не для него".
Исмагил бей Гаспринский.
Более 80-ти лет назад великий тюркский просветитель, "отец 30 миллионов тюрок", написал эти слова, уже находясь на пороге своего смертного часа. Они стали эпиграфом к сборнику, посвященному Марджани. В 1915 г. весь татарский народ отмечал 100-летие рождения Марджани (по мусульманскому календарю). Мир был охвачен войной, началась новая череда правительственных репрессий, общественная жизнь была почти парализована. Почему же наши предки не нашли лучшего способа показать единство нации, чем отметить юбилей покойного имама и мударриса 1-го прихода Казани?