И, наконец, в 22 часа 20 минут 21 июня была издана Директива НКО N 1 о приведении в боеготовность войск западных военных округов.
Все эти крупномасштабные скрытные мероприятия по организации отпора ожидаемой нацисткой агрессии, делались исключительно только после их одобрения Сталиным, поэтому ни о каком его неверии весной 1941 года в возможность скорого нацистского вторжения в СССР не может быть и речи.
Однако, осознав неизбежность близкой агрессии со стороны Германии, Сталин, судя по всему, допускает просчет, полагая, что Гитлер по своей собственной инициативе не может начать войну на два фронта. Разумеется это была ошибка кремлевского лидера. Задним числом все это понятно, но при этом хотел бы я видеть хоть одного современного историка или политика, который бы основываясь на имевшейся в то время в распоряжении Москвы информации вразумительно мог бы обосновать, почему Сталин весной 1941 года должен был исходить из того, что Гитлер по своей инициативе может начать войну на два фронта.
Из этой, изначально неверной, посылки последовал и неправильный логический вывод советского лидера: коль скоро нацисты все же готовы бросить свои силы против СССР, то надо ожидать и скорого заключения мирного договора между Лондоном и Берлином.
Разумеется, такой англо-германский мир мог бы быть построен только на антисоветской основе, а это означало бы, что СССР будет вынужден воевать без союзников и сразу против практически всех развитых стран мира. Выиграть такую войну СССР не мог в принципе. Именно поэтому Сталин предпринял все возможные меры для того, чтобы ни в коем случае не допустить столь негативного развития событий.
Сейчас возможность англо-германского сговора летом 1941 года, как правило, отрицается с порога и обосновывается эта точка зрения, прежде всего, резко антигитлеровской позицией Черчилля, сохранявшейся на протяжении всей войны. Но это все становится ясно лишь с точки зрения современной исторической дистанции. Как говорится, задним умом мы все сильны. С позиции же информации, имевшейся у Сталина весной 1941 года, вероятность англо-германского сговора, безусловно, должна была оцениваться как достаточно высокая, поэтому советский лидер просто не имел права игнорировать такой вариант развития событий.
Разумеется, Сталин прекрасно понимал и то, что для выхода из войны Лондону будет нужен благовидный повод, достаточно весомый в глазах западного общественного мнения. Ведь именно общественное мнение Запада заставило Чемберлена публично отказаться от политики умиротворения, дать Польше свои гарантии, а впоследствии и объявить войну Германии, чего так упорно не желал делать сэр Невил. Именно общественное мнение до сих пор и не позволяло английскому правительству принять предложения Гитлера о заключении мира.
Скорее всего, таким предлогом могло послужить лишь обвинение Кремля в искусственном разжигании европейской войны и в неспровоцированном развязывании агрессии против Германии, а для этого Москве было достаточно начать всеобщую мобилизацию. В таком случае Форин офис мог бы заявить, что поскольку война перешла в схватку двух агрессоров, то Англия не намерена участвовать в разборках между диктаторскими режимами, и согласна подписать мирный договор с Берлином на условиях готовности Германии восстановить государственную независимость Франции, Бельгии и Голландии.
А надо сказать, что весной 1941 года английский посол в Москве Криппс, всячески старался запугать Кремль возможностью заключения Лондоном такого мирного договора с Германией, и с этой целью 18 апреля даже направил советскому правительству соответствующий меморандум. Делал он это из благих побуждений, поскольку совершенно ошибочно считал, что в этих условиях Москва, чтобы предотвратить возможность замирения между Лондоном и Берлином, будет вынуждена пойти на сближение с Великобританией.
Сталин же воспринял же меморандум Криппса как политическую данность, свидетельствующую о том, что договоренность о заключении мира между Англией и Германией принципиально уже достигнута. А для того чтобы эта договоренность стала реальностью, Лондону не хватало лишь соответствующего политического предлога.
Поэтому Иосиф Виссарионович резко меняет проводившуюся до этого дня наступательную политику по отношению к Гитлеру, и провозглашает недопустимость какого-либо дальнейшего провоцирования Германии. Естественно эта его новая точка зрения сделала невозможным проведение в СССР всеобщей мобилизации, поскольку еще со времен ПМВ объявление мобилизации приравнивалось к объявлению войны.
Так был ли Сталин виновен в катастрофе, которая постигла Красную армию на начальном этапе войны? Разумеется, как высший руководитель СССР он нес персональную ответственность за все, что происходило в стране. Как каждый человек он допускал в своих действиях промахи и ошибки, и странно было бы это отрицать. Однако вопрос заключается в том, мог ли Сталин в сложившейся ситуации предвоенного времени предпринять какие-либо кардинальные шаги, чтобы уменьшить размеры грядущей военных поражений?
Ставшее уже стандартным объяснение катастрофы начального периода ВОВ гласит: это произошло потому, что до начала нацистской агрессии не были выполнены самые необходимые мероприятия для отпора врагу -- мобилизация, сосредоточение и развертывание войск. В то время как главные силы противника оказались полностью отмобилизованными, развернутыми и готовыми по первому сигналу начать вторжение в СССР.
Действительно, к началу войны войска Красной армии оказались на положении мирного времени -- в пунктах постоянной дислокации, в военных городках или летних лагерях. Вооружение и техника находились в парках, на консервации. Большинство соединений уже в ходе боевых действий и под массированными ударами авиации и артиллерии противника начали выдвигаться к госгранице навстречу его наступающим танковым группировкам, так и не успев занять назначенные оборонительные рубежи в пограничной зоне.
Все это соответствует реалиям июня 1941 года. И надо сказать, что в подобных условиях любая армия мира неизбежно потерпела бы поражение при имевшем место соотношении сил. Однако и после того как уже была проведена мобилизация вооруженных сил СССР, компенсировавшая крупнейшие людские потери первых месяцев войны, налажено массовое производство военной техники в восточных районах страны и осуществлен разгром немецких дивизий под Москвой, в 1942 году Красная армия, тем не менее, вновь понесла колоссальные поражения, отступив аж до самой Волги. Так что помимо заблаговременно непроведенной мобилизации были и иные, не менее значимые причины разгрома вооруженных сил СССР в первые месяцы войны.
Стоит напомнить и то обстоятельство, что в момент начала западного блицкрига французская армия была полностью мобилизована, развернута и в соответствии с оборонительными планами сосредоточена в приграничных районах. Однако это никоим образом не уберегло Францию от сокрушительного поражения.
Впрочем, с военно-технической точки зрения даже если проведение мобилизации в СССР было бы начато еще в первых числах мая 1941 года, то это все равно явилось бы заведомо проигрышной акцией. Ведь вермахт оставался в мобилизованном состоянии еще с окончания западной кампании, поэтому в ответ на начало советской мобилизации нацисты просто значительно ускорили бы переброску войск на восток, поскольку в этом случае им уже не нужно было бы соблюдать скрытность передвижения своих дивизий.
Однако пропускная способность железных дорог к советской границе со стороны запада была в два-три раза выше пропускной способности дорог, ведущих к ней с востока. Уже не говоря о том, что народному хозяйству СССР с началом мобилизации предстояло выделить около трех миллионов человек и передать армии громадное количество автомобилей, тракторов, лошадей.., а на все это требовалось время! Так что в случае объявления всеобщей мобилизации СССР все равно гарантированно отставал бы от вермахта в развертывании армии не только с вполне ожидаемым печальным итогом всей этой операции, но еще и с клеймом агрессора, якобы сознательно спровоцировавшего войну с Германией, что могло иметь совершенно непредсказуемые политические последствия.
Именно поэтому, несмотря на данные советской разведки о вероятном скором нападении Германии на Советский Союз, Сталин принимает единственно правильное в сложившей ситуации решение, не позволяя военному руководству страны начать развертывание Красной армии на западных границах, но одновременно санкционирует интенсификацию скрытных форм подготовки к ожидаемой агрессии.
Этим обстоятельством и объясняется некоторая двусмысленность директивы N1, данной нашим войскам в ночь на 22 июня. Ведь Сталину было жизненно необходимо юридически зафиксировать факт неспровоцированной нацистской агрессии, и только после этого начинать ответные военные действия.
Правда в этом в своем решении Иосиф Виссарионович, опирался на явно устаревшие взгляды Генштаба РККА, основанные на советской военной доктрине, исходившей из того, что война с Германией начнется с локальных приграничных сражений. И, следовательно, в таком случае из-за сравнительно небольшой задержки приведения армии в боевую готовность, по существовавшим в то время представлениям, не должно было бы возникнуть каких-либо больших потерь в советских приграничных частях.
Вермахт же в своих действиях руководствовался совсем иной доктриной, доктриной блицкрига, но для Красной армии и ее руководства, как не печально, это стало полной неожиданностью, что и явилось основной причиной возникновения катастрофических последствий начального периода войны.
Наконец необходимо коснуться и вопроса о том, действительно ли Сталин готовил в 1941 году нападение на Германию. В этой связи, прежде всего, нужно отметить, что все доказательства, которые приводят сторонники этой версии предвоенной истории, носят исключительно косвенный характер. Ими до сих пор не представлено ни одного документа, который бы однозначно свидетельствовал бы о том, что Сталин принял такое решение, а генштаб РККА приступил к ее реализации.