Впрочем, о том, что Сталин, по крайней мере, к 20 июня уже понимал, что война с фашистами может начаться в самое ближайшие дни, прекрасно видно даже из мемуаров Хрущева, которого ну очень трудно заподозрить в выгораживании Сталина:
"Наконец, в пятницу 20 июня я обратился к нему: "Товарищ Сталин, мне надо ехать. Война вот-вот начнется и может застать меня в Москве или в пути". Я обращаю внимание "в пути", а ехать-то из Москвы в Киев одну ночь. Он говорит: "Да, да, верно. Езжайте".
Я сейчас же воспользовался согласием Сталина и выехал в Киев. Я выехал в пятницу и в субботу уже был в Киеве. Это говорит о том, что Сталин понимал, что война вот-вот начнется. Поэтому он согласился, чтобы я уехал, и был бы на месте, в Киеве в момент начала войны. Какие же могут быть рассуждения о внезапном нападении?"
Следовательно, согласно свидетельствам самого Хрущева уже 20 июня Сталин понимал, что война возникнет буквально в ближайшие дни. Другое дело, что до Никитки так и не дошло, почему же Сталин, прекрасно понимая, что война начнется со дня на день, так и не предпринял решительных действий по мобилизации армии, что и вылилось в его весьма наивный вопрос: "Какие же могут быть рассуждения о внезапном нападении?"
Впрочем, вернемся к мемуарам Жукова:
"...Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
-- Что будем делать? -- спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
-- Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, -- сказал нарком.
-- Читайте! -- сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:
-- Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем..."
Крайне сомнительно, что Сталин мог вечером 21 июня говорить о мирном исходе назревающего конфликта. Прежде всего, у него уже не было никаких дипломатических механизмов для разруливания создавшейся ситуации. Гитлер отказался принять Молотова в Берлине, а встреча Молотова с Шуленбургом, состоявшаяся перед самым приходом в Кремль Жукова и Тимошенко не дала никаких результатов. Вот как описывает эту встречу в своих мемуарах Бережков:
"Тем временем в Москве в половине десятого вечера 21 июня народный комиссар иностранных дел Молотов по поручению Советского правительства пригласил к себе германского посла Шуленбурга и сообщил ему содержание советской ноты по поводу многочисленных нарушений границы германскими самолетами.
После этого нарком тщетно пытался побудить посла обсудить с ним состояние советско-германских отношений и выяснить претензии Германии к Советскому Союзу. В частности, перед Шуленбургом был поставлен вопрос: в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется?
Молотов спросил также, чем объясняется усиленное распространение слухов о близкой войне между Германией и СССР, чем объясняется массовый отъезд из Москвы в последние дни сотрудников германского посольства и их жен.
В заключение Шуленбургу был задан вопрос о том, чем объясняется "отсутствие какого-либо реагирования германского правительства на успокоительное и миролюбивое сообщение ТАСС от 14 июня". Никакого вразумительного ответа на эти вопросы Шуленбург не дал".
Кроме того, всего за несколько часов до этого Сталин дал генералу Тюленеву указание о срочном приведении системы ПВО московского военного округа в состояние повышенной боевой готовности. А ведь Москва от границы находилась на расстоянии около тысячи километров, и трудно было бы ожидать, что "провокации" немцев начнутся с бомбардировки советской столицы. После всего этого говорить о возможности мирного исхода дела было бы просто бессмысленно. Если, конечно не считать, что Сталин был психически ненормальным человеком. Так что очень похоже, что намеренно наговаривает маршал на Сталина напраслину.
Другое дело, что, скорее всего, первый вариант директивы Генштаба отклоненный Сталиным, как это и было уже 18 июня, предусматривал объявление всеобщей мобилизации, а этого пока неспровоцированная агрессия Германии не стала юридическим фактом, Иосиф Виссарионович допустить не мог.
Поэтому Сталин настаивает на директиве, предусматривающей приведение войск лишь в тактическую боевую готовность для ведения ограниченных приграничных боев, которые как военное, так и политическое руководство страны и ожидало на начальном этапе войны:
"...Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений..."
Таким образом, Сталин до конца остался верен своей позиции. Необходимо скрытно повышать боеспособность приграничных округов, не давая при этом повода для обвинений в подготовке агрессии.
"...Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи".
И, наконец, при обсуждении темы принятия высшим советским руководством страны директивы N1, нельзя пройти мимо недавно обнародованных дочерью маршала Буденного в передаче РТР от 26.04.05 "Маршал Буденный. Конец легенды" записей из доселе неизвестного дневника ее отца. Надо сказать, что интерпретация событий, происходивших вечером 21 июня в кабинете Сталина, данная в дневнике Буденного, весьма существенно отличается от картины событий, нарисованной Жуковым. Так что имеет место: версия Жукова, против версии Буденного. И без специальных исследований ответить на вопрос, кто их них прав, -- весьма не просто.
Прежде всего, по версии Буденного инициатива принятия директивы исходила не от военных, а от Сталина:
"21 июня. Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя нам войны, могут напасть на нас завтра, т.е. 22 июня, а поэтому, что мы должны и можем предпринять до рассвета..."
С учетом приведенных выше свидетельств Тюленева, Сандалова, Хрущева и Димитрова такая инициатива со стороны Сталина, в принципе, могла иметь место.
"...Тимошенко и Жуков заявили, что если немцы нападут, то мы разобьем их на границе, а затем и на их территории. Сталин подумал и сказал, это несерьезно..."
Могли ли Тимошенко и Жуков заявить подобное 21 июня? В принципе, могли. Ведь предлагало же руководство НКО план нанесения упреждающего удара по Германии. Да и, вообще, это было в стиле высказываний наших военных до 22 июня. Однако в этом случае практически полностью исключается, что Тимошенко 18 июня мог утверждать о недостаточности сил РККА даже для осуществления операции прикрытия.
"...Обратился ко мне и спросил: а Вы как думаете?"
Я предложил следующее: во-первых, немедленно снять всю авиацию с приколов и привести ее в полную боевую готовность..."
Приказ о рассредоточении военной авиации был издан еще 19 июня. Впрочем, в тексте Директивы N1 он фактически дублируется.
"...Во-вторых, войска погранвоенокругов выдвинуть на границу и занять ими позиции, приступить немедленно к сооружению полевых фартификаций..."
Но, Сталин же был категорически против провоцирования фашистов. Да и рыть окопы уже поздно, ведь нападение Германии ожидалось буквально через несколько часов.
"...В-третьих, в этих же округах объявить мобилизацию, а так же в Московском, Прибалтийском и Северо-Кавказском военных округах..."
Ну, уж мобилизацию до начала фиксации юридического факта немецкой агрессии Сталин поддержать никак не мог.
"...Тогда Сталин сказал, Ваши предложения правильны".
Впрочем, достаточно сравнить текст директивы N1 с предложениями Буденного, чтобы понять, что не так все просто, как это пытался изобразить Семен Михайлович:
"Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск -- не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко. Жуков".
Надо сказать, что директива N1 носила противоречивый характер. Однако это никоим образом не было связано с якобы имевшими место расчетами Сталина на то, что ему удастся избежать войны. Не подлежит никакому сомнению, что в это время Сталин прекрасно понимал, нападение немцев в ближайшие часы неизбежно, но, с другой стороны, он, также как и руководство Генштаба, считал, что война начнется со сравнительно локальных приграничных сражений. В этой ситуации было весьма вероятно, что Гитлер может использовать какую-либо провокацию в качестве предлога для обвинения СССР в начале агрессии против Германии.