В танковые части поступали новые танки Рz. III и Рz. IV с длинноствольными пушками, и к началу лета боеспособность немецких танковых и моторизованных дивизий на юге была доведена до максимума. До необходимой штатной численности удалось довести все дивизии группы армий «Юг», но около 1 млн. человек пополнения были не обучены. Генерал Мюллер-Гиллербранд писал по этому поводу: «Потери в личном составе оставались столь высокими, что они уже не могли более восполняться. Недостаток бойцов стал тяжелейшей организационной проблемой, которая так и не была решена до конца войны».[8] Попыткой ликвидации этой проблемы стала усиленная подготовка новобранцев.
5 апреля 1942 года Гитлер утвердил план, который предусматривал наступление на Воронеж, откуда танковые и моторизированные дивизии поворачивали на юг и вместе с войсками, наступавшими от Харькова, двигались к Сталинграду, попутно уничтожая силы Красной Армии в междуречье Дона и Донца, а после взятия Сталинграда должен был последовать быстрый захват Кавказа. Наступление должно было начаться в первых числах июня. В связи с этим и происходило развертывание дивизий группы армий «Юг».
12 мая 1942 года войска Юго-Западного фронта перешли в наступление. Они действовали согласно плану, по которому удар должен был быть нанесен по двум направлениям с целью освобождения Харькова: из района Волчанска и с Барвенковского плацдарма – выступа, образованного Красной Армией еще в ходе зимнего наступления. «В наступлении приняли участие 23 стрелковые, 6 кавалерийских дивизий, 4 мотострелковые и 19 танковых бригад (925 танков). Советским войскам противостояла 6-я немецкая армия генерала Паулюса, имевшая в своем составе 13 дивизий, из которых одна была танковая (200 машин).»[9] Как замечал Василевский, «сначала оно развивалось успешно, и это дало повод Верховному Главнокомандующему повод бросить генштабу упрек в том, что по нашему настоянию, он чуть было не отменил столь удачно развивавшуюся операцию».[10] Уже к исходу следующего дня после начала операции наступающим войскам удалось продвинуться на 50 км и выйти с севера на самые подступы к Харькову.
Но вскоре обстановка стала коренным образом меняться. 14 мая над полем боя появилась немецкая истребительная эскадра JG3, которая завоевала превосходство в воздухе. Немного позже для поддержки наземных войск сюда были передислоцированы из Крыма две бомбардировочные эскадры. Одна из них, KG51 «Edelweiss», перебазировавшись в Харьков 29 мая, сразу же приступила к бомбардировкам по войскам РККА, окружившим часть немецких войск в районе Волчанска, совершив за два дня (20, 21 мая) 248 самолетовылетов[11].
Тем временем, когда основные силы Юго-Западного фронта были заняты боями на подступах к Харькову, немецкое командование задействовало свои дивизии, готовившиеся к летнему наступлению: 17 мая на юге барвенковского выступа из района Славянска по направлению к Изюму, имея цель отрезать наступающие части Красной Армии, перешла в наступление группа генерал-полковника Эвальда фон Клейста, имевшая более 450 танков[12]. Удар оказался совершенно неожиданным. Как вспоминал Штеменко, «Разведка наших фронтов проглядела подготовку армейской группы Клейста, который в районе Краматорска сосредоточил одиннадцать дивизий с большим количеством танков.»[13] Хрущев и Тимошенко поначалу проигнорировали эти действия противника, когда надо было, наоборот, остановить свое наступление и бросить силы на ликвидацию прорыва в районе Изюма. Приказ этот был отдан только 19 мая, но тогда уже было слишком поздно: группа Клейста продвинулась далеко на север. К тому же на западе выступа немецкие части в месте с союзниками также перешли в наступление.
Войска Тимошенко попали в окружение. Сотни танков были брошены. Еще недавно составлявшие грозную силу дивизии Юго-Западного фронта прекратили свое существование. В боях под Харьковом РККА потеряла «22 пехотных и 7 кавалерийских дивизий; были уничтожены 14 бронетанковых и механизированных бригад; в плен захвачены 240 тысяч русских солдат; были уничтожены или захвачены 1250 танков и 2026 пушек»[14] Всего же к концу мая советские войска потеряли 280 тысяч человек[15]. Такая малая разница между общими потерями числом попавших в плен наглядно говорит о роковой ошибке командования Красной Армии, в первую очередь – Юго-Западного направления.
Наступление на Харьков не дало никаких положительных результатов. Цель операции: освобождение города и дальнейшее наступление - не была выполнена. Напротив, ее последствия были ужасающими. Инициатива на юге советско-германского фронта целиком перешла в руки вермахта. Такой подарок был сделан немецкому командованию, намечавшему именно здесь свое главное наступление на 1942 год. Дивизии РККА, воевавшие на южном фланге, оказалась в крайне тяжелом положении, что привело к отступлению фронта, глубокому прорыву группы армий «Юг», и, как следствие, к наступлению вермахта на Сталинград.
Летнее наступление вермахта.
«Немецкая группа армий «Юг» имела в своем составе 900 000 человек, 1 260 танков и штурмовых орудий, более 17 000 орудий и минометов. Наземные войска прикрывали 1 200 самолетов 4-го воздушного флота. Немцам противостояли войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов (более 1 500 000 человек, 2 300 танков, 16 500 орудий и минометов и 800 самолетов).»[16] Несмотря на поражение Красной Армии под Харьковом немецкие войска не перешли в наступление – еще весь июнь проходила подготовка. Для удобства управления группа армий «Юг» была разделена на группы армий «А» (командующий – фельдмаршал Лист) и «Б» (фельдмаршал фон Бок, позже генерал-полковник барон фон Вейкс). В первую входили 1-я танковая и 17-я полевая армии, а во вторую – 4-я танковая, 6-я и 2-я полевые армии. В резерве у них были 2 румынские, 1 венгерская, 1 итальянская армии и словацкие и хорватские части.[17] Им отводилась вспомогательная роль – защита флангов.
28 июня из района восточнее Курска перешла в наступление на Воронеж ударная группировка «Вейхс», в которую входили 2-я, 4-я танковая немецкие и 2-я венгерская армия. А 30 июня и остальные силы из районов Волчанска, Славянска, и Артемовска. Уже к 7 июля немецкие войска прорвались на 170 километров в глубину при ширине около 300 километров[18]. В течение первых трех недель наступление проходило с такой скоростью, что даже опередило расчетные сроки немецкого командования. Еще 5 июля был взят Воронеж. К 10 июля 6-я полевая и 4-я танковая армии вышли к Дону и захватили на левом берегу несколько плацдармов. 1-я танковая армия достигла района Миллерово.[19] РККА изменила свою тактику по сравнению с 1941-м годом: теперь войска умело отводились, не допускалось их окружение. Упорное сопротивление было оказано лишь при попытке частей вермахта форсировать Дон и наступать дальше на север. Фактическое отсутствие крупных войск противника породило у Гитлера ложную уверенность в том, что Красная Армия полностью разгромлена на этом участке и нет необходимости бросать все силы на Сталинград. Поэтому в то время, как можно было взять этот город сходу, обе немецкие танковые армии по приказу Гитлера повернули на юг к устью Северского Донца, а затем – на запад, чтобы не дать войскам Красной Армии уйти за Дон. Фон Бок был против такого решения, а потому был снят с должности. Однако через неделю выяснилось, что окружать некого. 23 июля практически без боя был взят Ростов, а днем раньше – Новочеркасск.
Уверенный в успехе операции Гитлер, опасаясь за свои тылы в Европе, приказал перевести ряд танковых и моторизованных дивизий с южного направления на Западный фронт и в Грецию. В середине июля фюрер снял из наступающих войск 11 дивизий; пять полевых и некоторые части резерва были отосланы в группу армий «Север» с приказом взять Ленинград. Туда же из Крыма после захвата Севастополя вместо того, чтобы присоединиться к остальным войскам бывшей группы армий «Юг», была переправлена 11-я армия Манштейна. Более того, 23 июля 1942 года Гитлер подписал директиву № 45, ставшую роковой для немецкой армии. Теперь дивизии, совместными усилиями так успешно начавшие операцию, должны были окончательно разделиться и двигаться в разных направлениях. Группа армий «А» должна была наступать через Черноморское побережье Кавказа и через Кавказ на Грозный и Баку. Ей придавались почти все танковые и моторизированные части. Группе армий «Б» было поручено захватить Сталинград, а затем Астрахань. При этом необходимо было попутно обеспечить целостность фронта, чтобы не допустить окружения на Кавказе группы «А», о чем тогда Гитлер совсем не думал. Сталинград должна была взять 6-я полевая армия генерала Паулюса, считавшаяся одной из лучших в вермахте.
Большинство генералов были против такого откровенно рискованного плана, но фюрер не прислушивался к этому мнению, считая их слишком осторожными. «Начальник Генштаба генерал-полковник Франц Гальдер резко возражал против такого изменения первоначального плана действий, говоря о том, что противник отнюдь не уничтожен, а немецкие группировки, разойдясь друг от друга на 600 км, подвергают себя смертельному риску. У немецкой армии не хватало наличных сил, чтобы захватить два столь отдаленных от линии фронта и друг от друга района. Мнение Гальдера разделяли почти все высшие генералы, за исключением фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля, всегда и во всем поддерживавших фюрера. Они были его любимыми военными советниками. Именно Йодль придумал, чтобы фронт между расходящимися немецкими армиями и группой армий «Центр» удерживали румынские, итальянские и венгерские корпуса и армии. Их реальная боеспособность была невелика, но на штабных картах количество дивизий увеличилось, и Гитлеру это нравилось. Он всегда любил цифры.»[20] Тогда же, 23 июля, Гальдер записал в своем дневнике: «Всегда наблюдавшаяся недооценка возможностей противника принимает постепенно гротескные формы и становится опасной. Болезненная реакция на различные случайные впечатления и полное нежелание правильно оценить работу руководящего аппарата - вот что характерно для теперешнего так называемого руководства».[21] Генералитет вермахта понимал некомпетентность Гитлера во многих военных вопросах, особенно когда реч шла об отдельных сражениях, когда фюрер вмешивался во все дела, пытаясь своей волей привести вермахт к победе и, тем самым, сковывая действия командования. Генерал Типпельскирх так оценил стиль работы своего главнокомандующего: «Гитлер с 1933 года не знал неудач. Мысль о том, что такое положение может когда-нибудь кончиться, что чужая воля окажется сильнее, чем его, была непостижимой и невыносимой для этого человека, который постепенно сжился с мифом о своей непогрешимости, «сомнамбулически» следовал своей интуиции и которого льстивая пропаганда подняла до «величайшего полководца всех времен»... Неизбежным следствием подобного ведения войны было такое использование живой силы и техники, которое намного превышало их возможности...»[22] И в этой операции Гитлер надеялся на свою непобедимость, не считаясь с мнениями опытных военачальников, указывавших на многочисленные возможные помехи в выполнении поставленных задач. Например, генерал Ханс Дерр указывал, что «одних лишь перебоев с подвозом горючего было бы достаточно для срыва планов главного командования»[23]. Уже к тому моменту протяженность германских коммуникаций достигла 2 500 км, причем значение каждого многократно увеличивалось разворачивавшимся партизанским движением.