Еще весной 1819 г. в Казанский университет для его ревизии был послан М.Л. Магницкий, бывший вольнодумец и сотрудник М.М. Сперанского, один из тех, о ком Н.И. Греч писал: «К ревнителям Библии, глупым и умным, присоединились злодеи и негодяи и употребили во зло слабости и заблуждения государя». Магницкий обнаружил в университете «дух вольномыслия и безбожия» и в своем докладе Александру предлагал «публичное разрушение» университета. Император наложил резолюцию: «Зачем разрушать, лучше исправить», а «исправлять» это учебное заведение поручил самому Магницкому, назначив его попечителем Казанского учебного округа. В 1821 г. Магницкий начал «реорганизацию» преподавания и жизни университета на основе «благочестия и верноподданности». Он изменил все его учебные планы, уволил 11 из 25 профессоров, заменив их благонадежными гимназическими учителями. Из университета по его приказу были изъяты все книги отличавшиеся «вредным направлением». В самом университете был установлен следующий порядок: студентов заставляли маршировать, читать и петь хором молитвы, провинившегося в крестьянском армяке и лаптях заключали в карцер и т.д. «Неисправимых» студентов Магницкий отдавал в солдаты. В итоге он докладывал императору: «Яд вольнодумства окончательно оставил университет, где обитает ныне страх Божий».
Вскоре «исправлению», хотя и в меньших размерах, был подвергнут Харьковский университет. В 1821 г. исполняющим должность попечителя (а затем попечителем) петербургского учебного округа был назначен Д.П. Рунич. Он начал с доноса о том, что в университете преподаются «в противном христианстве духе», и возбудил судебный процесс против заподозренных в вольномыслии профессоров. В 1822 г. последовал запрет русским учиться за границей. Затем было запрещено преподавание естественного права и политических наук.
Хотя либеральный по своему духу цензурный устав 1804 г. и не был отменен, но негласным распоряжением А.Н. Голицына подчиненному ему цензурному ведомству предписывалось принять меры к недопущению в печати идей, «противных принятым, ныне твердым правилам», обнаруживать и пресекать «вольнодумство, безбожие, своевольство, мечтательное философствование». В печати было запрещено касаться вопросов государственного устройства, критиковать действия любого начальства и даже печатать рецензии на игру актеров императорских театров, поскольку «они находятся на государственной службе». Не допускались даже лояльные правительству сочинения осуждавшие конституции или представительный образ правления.
В 1821 г. шла работа над «Общим сводом предметов, входящих во II и III части проекта Органического регламента». В период работы над «Уставной грамотой» предполагалось создавать в ее развитие «Органические регламенты». Теперь Александр решил сделать конституцию частью «Органического регламента». В том же году шла активная работа над «Проектом учреждения наместничеств». К ней был привлечен возвращенный из Сибири М.М. Сперанский, снова ставший одним из доверенных лиц императора. 24 августа 1821 г. он записал в дневнике слова Александра I: «Разговор о недостатке способных и деловых людей не только у нас, но и везде. Отсюда заключение: не торопиться преобразованиями, но для тех, кто их желают, иметь вид, что ими занимаются». Таким образом, Александр утверждал, что не отступает вообще от реформ, но не желает «торопиться».
1 августа 1822 г. последовал рескрипт Александра I на имя министра внутренних дел В.П. Кочубея о запрещении тайных обществ и масонских лож и о взятии с военных и гражданских чинов подписки, что они не принадлежат и впредь не будут принадлежать к таким организациям.
К этому времени в России действовали, помимо секретной гражданской полиции и тайной полиции в армии и гвардии, особые агенты, следившие за действиями самой тайной полиции, а также друг за другом. Следили за всеми высшими государственными липами, в том числе и за Аракчеевым (который знал об этом и сам имел свою агентуру). Впрочем, тайная полиция, несмотря на разветвленную сеть, не смогла выявить существование декабристских организаций. Широко распространилось доносительство. Поступали доносы не только на лиц, заподозренных в «вольнодумстве», но и на влиятельных вельмож – министра юстиции Балашова, А.Н. Голицына, Аракчеева, даже на митрополита Московского Филарета.
Указами 1822-1823 гг. были отменены изданные в первые годы царствования Александра I законодательные акты, сдерживавшие произвол помещиков по отношению к своим крепостным крестьянам. Вновь подтверждалось право помещиков ссылать крестьян в Сибирь «за предерзостные поступки», крестьянам запрещалось жаловаться на жестокость свих господ, возбуждать «иски о воле». Указ 1823 г. подчеркивал монопольное право потомственных дворян владеть крепостными.
Осенью 1822 г. происходит разрыв между Александром и Лагарпом. Последний сдержанно покритиковал политику воспитанника в личном письме. Александр после этого переписку прекратил. Но он оставался верен своим прежним идеалам и намерениям. На важные посты назначались сторонники преобразований: М. Воронцов, А. Закревский, П. Киселев. Но никаких активных мер император не предпринимал, и с 1822 г. нет сведений о работе над проектами преобразований.
Декабристы в своих показаниях и письмах рисуют следующую картину состояния России в последние годы царствования Александра I: «сжатое просвещение», «задушенная свобода», «лихоимство в судах», «совершенное отсутствие закона и справедливости в судопроизводстве», казнокрадство, принявшее невиданные размеры, всеобщие жалобы на стеснение промышленности и торговли… Об этом говорят и менее радикально настроенные современники. Окружавшая Александра I атмосфера общего недовольства его правлением, исходившего от различных кругов, производила на императора гнетущее впечатление.
«Когда думаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложиться мне на сердце, как десятипудовая гиря; от этого устаю», - говорил в 1824 г. Александр случайному собеседнику, объясняя то впечатление глубокой утомленности жизнью, которое он производил в эти годы. Приближенные к Александру лица отмечали, что в последние годы он стал мрачен, чаще уединялся, говорил о своем намерении «абдикировать» (то есть отречься от престола). В августе 1823 г. по настоянию Константина Павловича в абсолютной тайне был составлен манифест, согласно которому в случае внезапной смерти императора наследником российского престола объявляются великий князь Николай Павлович. О существовании этого акта, кроме Александра, Константина Павловича и Марии Федоровны, знали только тое: митрополит Московский Филарет, Аракчеев и А.Н. Голицын. На возможность отречения Александра I в манифесте не было намека. Но конверт был надписан: «Хранить… до востребования моего». Оставаясь неоглашенным, манифест не имел официальной силы.
Почему же Александр не огласил законным порядком подготовленный манифест? Ведь он не мог не понимать, что, оставляя дело в тайне, ставит под угрозу основополагающий принцип любой монархии – законность перехода власти от одного самодержца к другому. С.В. Мироненко выдвинул следующее объяснение действиям Александра I. К 1822 г. реальные надежды на возможность конституционного переустройства России в близком будущем у императора исчезли. Однако навсегда расстаться с тем, к чему он стремился почти всю жизнь, Александр был не в силах. Именно во время, когда один за одним рушились разрабатывавшиеся планы и приходило понимание недостижимости задуманного, обернувшееся для Александра тяжелым душевным кризисом, ему приходилось решать вопрос о престолонаследии. Издание манифеста, где наследником без всяких условий назван Николай Павлович, означало для императора окончательное признание самому себе, что с планами введение конституции и собственного отречения покончено навсегда. Это было для него психологически невозможным. Поэтому, уступая нажиму Константина, Александр I подготовил все необходимое для законного оформления перехода престола от одного наследника к другому, но так и не смог решиться придать этому акту официальную силу, оставляя для себя возможность иного выбора[14].
Александр постепенно терял былой интерес к религиозным течениям, некогда связанный с широкими политическими планами. Мистики (баронесса Крюденер, Ф. фон Бааден) оказались в опале. Этим стремились воспользоваться консервативно-национальные силы, одинаково враждебные и «либеральным», и «мистическим» увлечениям. Близкий ко двору архимандрит Фотий говорил о том, что сектантские и мистические течения в религии являются источником революционных движений. Адмирал Шишков противопоставлял либерализму, и все политике в духе Священного союза свое «истинно русское» воззрение, согласно которому и библейские общества, и мистический пиетизм выросли из тех же корней, что и конституционное и радикальное политические движения, - из враждебного традициям рационализма, из «хаоса чудовищной французской революции»; все это – разные стороны одного направления темных сил, цель которого – поколебать в России православие и вызвать в ней внутренние раздоры. О недовольстве православных иерархов деятельностью Библейского общества, изданием антиправославных книг, распространением мистицизма уже было сказано. Святейший Синод был фактически подчинен одному из отделений первого департамента дел Министерства духовных дел и народного просвещения, управлявшегося А.Н. Голицыным, который был и председателем Библейского общества.
В 1823 г. цензурой был разрешен к печати русский перевод первой части книги директора Российского Библейского общества, мистика И. Госнера «Дух жизни и учения Иисус Христова в Новом Завете». Толкования Госнера вызвали негодование архимандрита Фотия и петербургского митрополита Серафима, видевших в них отражение идеологии тайных обществ. Этот случай обернулся против Голицына. Архимандрит Фотий настаивая на его отставке. Его поддерживали Шишков и Аракчеев, ревниво относившиеся к привязанности Александра к Голицыну. В итоге Голицын был уволен с занимаемых постов. Указом 14 мая 1824 г. «двойное» министерство духовных дел и народного просвещения было упразднено и восстановлено Главное управление делами иностранных исповеданий и Министерство народного просвещения. Была прекращена издательская деятельность Библейского общества, к которому, впрочем, Александр и сам уже охладел. Министром народного просвещения был назначен А.С. Шишков, докладчиком по делам Священного Синода стал Аракчеев.