Трумэновскому руководству требовалось более или менее убедительное объяснение своей враждебности к вчерашнему союзнику. Вдохновители американской внешней политики искали необходимое идейное основание для пересмотра всех вырабатывающихся в ходе военного сотрудничества форм американо-советских отношений. И оно было найдено. Именно в эти дни в Вашингтон начинают поступать получившие широкую известность телеграммы от руководителя группы внешнеполитического планирования государственного департамента США и советника американского посольства в Москве Дж. Ф. Кеннана, который позднее (в 1952 г.) стал послом США в СССР.
«Длинная телеграмма» Джорджа Ф. Кеннана была направлена в Госдепартамент США 22 февраля 1946 года и состояла из 8000 слов, что было необычно для дипломатической переписки. В этом документе Кеннан представил свой анализ менталитета и поведения не только советских политических и государственных лидеров того времени, но также и русского народа в целом.
«Советская власть, в отличие от власти в гитлеровской Германии, не является ни схематичной, ни авантюрной. Она не действует на основе установленных планов. Она не рискует без необходимости. Будучи невосприимчивой к логике разума, она очень чувствительна к логике силы. По этой причине она может легко отступить и обычно так поступает, если на любом этапе она сталкивается с сильным противодействием. Следовательно, если противник обладает достаточной силой и ясно доказывает свою готовность прибегнуть к ней, ему редко приходится делать это»[1].
Кеннан предостерегал американское руководство от продолжения «рузвельтовской» политики доверительного партнерства с СССР и призывал скорее избавиться от иллюзий и завышенных ожиданий в отношении возможности сотрудничать и договариваться с Москвой на общепринятой дипломатической основе – то есть основе взвешивания и рациональной оценки аргументов сторон, учета интересов партнера, переговорной «торговли» и соблюдения принципа верности принятым обязательствам. Характеризуя взгляды советского руководства, автор телеграммы писал: «...мы имеем здесь дело с политической силой, фанатично приверженной мнению, что с США не может быть достигнут постоянный modus vivendi»[2]. Хотя «длинная телеграмма» была предназначена только для государственного секретаря США, с ней в течение нескольких месяцев ознакомились несколько тысяч человек, которые определяли внешнюю политику Вашингтона. Однако в печати эта телеграмма была опубликована намного позже – только в июле 1947 г. текст Кеннана за подписью «мистер Икс» был опубликован в ведущем американском журнале «Foreign Affairs» и стал предметом полемики в широких слоях политической общественности США.
Кеннан пришел к выводу об органическом экспансионизме, присущем советским руководителям, который побуждает и при любых обстоятельствах будет побуждать их к внешней экспансии, распространению сферы своего влияния на все новые районы мира. Поэтому «краеугольным камнем политики Соединенных Штатов по отношению к Советскому Союзу, - писал Кеннан, - несомненно, должно быть длительное, терпеливое, но твердое и бдительное сдерживание экспансионистских тенденций России»[3].
И.М. Ильинский писал: «Конечно, невозможно говорить о том, что Советский Союз, внесший решающий вклад в победу над Гитлером, не стремился использовать свое возросшее влияние в мире и расширить сферы своего влияния. В СССР утвердились идеи о «мировой революции», о том, что социализм и коммунизм идут на смену капитализму, что коммунизм — это высшая стадия общественного развития, а потому гибель капитализма неизбежна. Нельзя не понимать, что эти агрессивные тезисы не могли не вызвать чувства психологической тревоги на Западе, прежде всего у правительства США — страны, которая назначила сама себя ответственной за мировой порядок. Однако, как позднее признавался тот же Кеннан, это была скорее тень, чем сущность опасности, которую мы должны были разогнать»[4].
Однако западу, и прежде всего США, которые, как и после Первой мировой войны, вышли из Второй мировой войны не ослабленными, а еще более окрепшими, нужен был образ врага. Во исполнение этого желания геополитики и «практики» дипломатии создали миф о «советской угрозе», «ответом» на которую с американской стороны якобы и стала доктрина «сдерживания». Хотя на самом деле, по мнению И.М. Ильинского, доктрина «сдерживания» была доктриной «нападения», доктриной геополитической экспансии, в рамках которой один за другим разрабатывались планы начала ядерной войны с СССР.
Таким образом, практические выводы из утверждений Кеннана гласили: нормальные отношения с СССР невозможны и нужно отказаться от всяких надежд на них, от прежней «популярной», но «вредной» политики советско-американских соглашений, взаимовыгодный характер которых начисто отрицался. Исходя из убеждения о том, что «советская сила» гораздо слабее по сравнению с «мощью западного мира в целом», Кеннан призывал к «сплоченности, твердости и энергии» капиталистических государств во главе с Америкой, чтобы одержать победу над Советским Союзом.
Утверждая в качестве цели американской политики сохранение «мировой стабильности» и «статус-кво», доктрина «сдерживания» в конечном счете оказывалась направленной на подавление мирового революционного движения, на разрушение СССР и других социалистических государств. «США имеют реальную возможность значительно ужесточить условия, в которых осуществляется советская политика, заставить Кремль действовать более сдержанно и осмотрительно, чем в последние годы, и таким образом способствовать развитию процессов, которые неизбежно приведут либо к крушению советского строя, либо к постепенной его либерализации»[5].
Именно эта доктрина вводила критерий военной силы для определения координат линии «сдерживания», раздела мира в данный момент на «советскую», или «коммунистическую», и «американскую» сферы. Но нужно заметить, что даже Кеннан не указывал, что сдерживание должно носить военный характер и что его нужно распространить глобально. За него такое домысливание сделали люди типа Форрестола. Военный министр Дж.Форрестол, пожалуй, как никто другой, тщательно изучал меморандумы Кеннана и более всех способствовал их распространению и популяризации, хотя и сделал из них весьма прямолинейные выводы.
Основной смысл политики сдерживания, по Кеннану, заключался в том, чтобы не идти на «односторонние уступки» Кремлю и противодействовать попыткам сталинского руководства расширить сферу своего влияния. Главным средством сдерживания Советского Союза Кеннан считал экономическое восстановление Западной Европы и главной ареной соперничества – политическую. Более того, он прямо предостерегал против опасностей, которыми было чревато развязывание Соединенными Штатами гонки вооружений в качестве основного инструмента «сдерживания» Советского Союза.
«… Россия, - писал Кеннан, - не собирается завоевывать кого-либо. Она попыталась сделать это с Финляндией и обожгла пальцы. Войны русские не хотят ни в коем случае. И прежде всего они не хотят твердых обязательств, которые могут привести к военным столкновениям, поэтому предпочитают обходиться политическими средствами, используя марионеток. И прошу заметить: если я говорю «политическими средствами», это еще не значит «без насилия». Но насилие это будет носить номинально внутренний, а не международный характер. Если хотите, это – политическое, а не военное насилие»[6].
Между тем наиболее горячо рекомендации Кеннана были восприняты представителями правого крыла американского общества. На первое место в стратегии Соединенных Штатов вышла задача противодействовать военными средствами политической угрозе со стороны СССР, которая, однако, была интерпретирована не верно. Для правящего класса США было важно, что Кеннан дал рациональное объяснение поспешному созданию американской зоны влияния.
Тем самым сложилась система представлений, характерная для холодной войны: глобальное и тотальное противостояние двух сверхдержав, враждебная риторика с обеих сторон.
Неотразимая привлекательность кеннановского анализа для «вашингтонского сообщества» заключалась не только в том, что он давал авторитетное обоснование и ориентиры уже пробивавшему себе дорогу курсу в отношении СССР, но и в том, что он снимал с США всякую моральную ответственность за прогрессирующий развал союза и обострение всей международной обстановки, целиком прекладывая ее на СССР. В целом постулаты «длинной телеграммы» стремительно становились новой ортодоксией в официальном Вашигтоне. «Отныне, - сообщал своим коллегам по госдепартаменту Ч.Болен в середине марта, - нет больше необходимости в дальнейшем анализе мотивов и причин нынешней советской политики»[7].
12-13 февраля госдепартамент пересматривает прежнюю позицию по признанию болгарского и румынского правительств, резко протестует против советской «экономической эксплуатации» Венгрии, выставляет новые требования по Австрии и Албании. Еще через десять дней американская дипломатия начинает тайно подталкивать иранское правительство к постановке вопроса о военном присутствии СССР в Иране на рассмотрение Совета Безопасности ООН. Еще через несколько дней принимается решение об отправке крупнейшего в мире американского линкора «Миссури» в Стамбул под предлогом доставки тела турецкого посла, а на самом деле – для демонстрации поддержки Турции в трудный для нее момент противостояния советским требованиям в вопросе о проливах и территориальных претензиях по Карсу и Ардагану.
В целом речь шла о нажиме на СССР сразу по всем основным болевым направлениям, включая защиту интересов Британской империи в Средиземноморье и Малой Азии. Публичный намек на эту новую линию – сочетание «терпения и твердости» - содержался в программной речи Бирнса в Нью-Йорке 28 февраля, в которой он предупредил потенциальных агрессоров (пока не называя их по имени) о том, что США будут противодействовать им всеми средствами, в том числе и военными, невзирая на применение ими вето в Совете Безопасности.