Окончательно экспозиция памятников деревянного зодчества, как форма, музейной деятельности, сложилась в конце XIX в. в странах Скандинавии. Этому способствовали значительное количество уникальных памятников деревянной архитектуры, многие из которых датировались XVI — XVII веками с одной стороны, а сäðóãîé — их расположение в труднодоступных регионах, вдали от культурных и туристических центров и маршрутов. В таких условиях памятники деревянной архитектуры были обречены. Однако в 70—90-е годы прошлого века в Швеции и Норвегии многие из них перевозились в частные архитектурные коллекции и музеи. Лингвист и этнограф Артур Хецелиус в 1873 году создает скандинавскую этнографическую коллекцию, а через семь лет на основе ее известный Северный музей. В нем имелась и коллекция памятников деревянного зодчества, которая начала реставрироваться на острове Дюгардэн в среде остатков фортификационных сооружений /остров окопов/. По-шведски это предместье называлось — Скансен. Через 11 лет, т.е. в 1091 году реставрация первой очереди была завершена и экспозиция предстала как самостоятельный, первый в мире музей под открытым небом, обретший всемирную известность и ставший символом своих многочисленных аналогов.
С конца XIX в. и до середины XX веков музеи-скансены триумфально шествовали по странам и континентам. Только таких музеев национального уровня в мире насчитываются свыше шестисот. Региональных, локальных и более мелкого масштаба скансенов лишь в Европе существует свыше двух с половиной тысяч. Если для Скандинавии музеи скансеновского типа были функционально оправданы, то их распространение, например, в Дании, Голландии, Германии, Франции, Англии, Польше, странах Прибалтики в начале — середине XX вв. можно рассматривать как проявление идей и культуры модерна, постмодернизма и авангардизма в музейном деле. Ибо в перечисленных странах имелись все условия для успешной музеефикации памятников на местах /in citu/. Зрелищность, свойственная модерну, подменяла муэейную функцию. Памятники архитектуры соседствуют с аттракционами, зоопарками, эстрадами и площадями для гуляний. Водяные мельницы ставятся среди цветущего луга, безбашенные кирхи надстраиваются, дабы обрести привычный образ. Музей-скансен выглядит сродни театру авангарда с определенной долей абсурда в сценарии и режиссуре. В последней присутствуют, в основном, только два научных принципа: этнографический /размещение памятников в соответствии с историко-этнографическим районированием страны/ и функционального соподчинения /размещение постройки в структуре двора, усадьбы, поселения/.
Изначально ясным и существенным изъяном скансеновской идеи являлось то, что памятник из раритета недвижимого превращался в движимый, т.е. отрывался от исторических и природных корней. Такой отрыв, по сути, сводит к нулю то огромное духовное, нравственное, эмоциональное значение, которое памятники имеют как объекты, неразрывно связанные с судьбами поколений людей в конкретной среде. Историческое чувство тяготения, любви к родным местам, "Малой Родине», словно аура исходит из памятников. В них образ Родины и святость отчизны. Памятник из чужой земли пробуждает чувства эстетические, ощущения общечеловеческих идеалов, но не волнует в сердце кровных чувств отчего порога, родной стороны.
Особенно это характерно для восприятия монументальных сооружений: сакральных, мемориальных. Подмена исторической среды превращает их в пасынков, наносит непоправимый ущерб ландшафту, застройке, которые формировались с их участием. Видимо по этому, теоретики строительства скансенов уже изначально одним из условий предусматривали наличие для создания музея под открытым небом среды, богатой историческими и природными памятниками, чтобы в какой-то мере компенсировать вышеобозначенный изъян. Так, видный исследователь деревянного зодчества В.Ушаков рекомендовал строить музеи под открытым небом на основе исторических поселений. Этого же принципа придерживались и на Западе, создавая музеи-фактории, музеи-ранчо, музеи-фермы и т.д.
К середине XX века в общественном сознании вызревает и формируется идея единства природной и культурной экологии, как высшей ценности пространства человеческого обитания. Главной идеей сбережения природно-исторической среды становится идея заповедности. Культурно-ландшафтная среда начинает пониматься как заповедники: экологический, антропологический, этнографический. Статичное созерцание памятника или музейного экспоната уступает место динамичному наблюдению исторического процесса эволюции традиции: как в обществе, так и в экологическом окружении. Реставрируются исторические поселения, кварталы городов и в их недрах возрождаются традиционные формы культуры: ремесла, промыслы. В бытие историко-экологической среды включаются духовные формы: обряды, ритуалы, традиционные театрализованные зрелища. Традиционные празднества и ярмарки становятся периодическими кульминационными проявлениями возрождаемых этнических чувств, и этнического самосознания. Заповедные историко-культурные территории превращаются в локальные экосистемы, главным содержанием бытия которых становится этнографизм, как основа для создания и развития условий существования и преемственности традиционных форм культуры.
Характеризованная система направлена на репродуцирование элементов традиционной культуры. Конкретные предметы /изделия ремесел, промыслов/ здесь не являются музейными экспонатами, хотя и имеют аутентичность, извлекаются из дедовских сундуков и кладовых. В этом принципиальное отличие от некоторых наших форм реализации идей "нового музееведения", когда предметы, ставшие фондовыми единицами музейных коллекций стремятся вовлечь в действующие сценарии или сделать «действующими» памятники /водяные, ветряные мельницы, кузницы и т.д./. Трудно с нравственной и научной точки зрения оправдать функциональное использование предмета, скажем, XVI — XVIII столетий. Но по отношению к предметам конца XIX — начала XX вв. многими считается приемлемым их применение для "наглядного показа в процессе работы".
Подобное явление объясняется тем, что многие из таких раритетов еще совсем недавно присутствовали в житейском обиходе. Более того, многим из них, например, традиционные ткацкие станки /кросны/; жернова, кузнечное оборудование обретают в некоторых регионах новую жизнь.
Создание белорусского скансена выпало на середину семидесятых годов, т.е. на начало последней четверти века. К этому времени в мировой практике идея перевозки памятников себя практически исчерпала. Но для Беларуси, как и для других стран восточной Европы, она оставалась актуальной по ряду причин.
Во-первых, существовала программа развития инфраструктуры сельского расселения, согласно которой из более чем двадцати тысяч сел, деревень и хуторов перспективными /сохраняющими право на бытие/ признавалась только треть, а в некоторых областях и менее.
Во-вторых, в соответствие с официальной аграрной политикой, а позднее, продовольственной программой сельские территории должны были развиваться как агропромышленные комплексы. Планомерно готовилась обширная реконструкция поселений на основе комплексных генеральных планов. Застройка обретала стандартность, модульность, технологичность, а вместе с ними полностью утрачивала традиционность, региональные и локальные черты, индивидуальность образа.
В-третьих, радикально менялся ландшафт, его лесные и водные пространства. Осушались болота, мелкие реки превращались в каналы. Среда обитания окончательно утрачивала вековой облик, естественные перспективы своей эволюции.
В-четвертых, культурно-просветительская инфраструктура опиралась на систему городов, крупных сельских поселений и связывающие их коммуникации, отдаленные уголки провинции становились недосягаемыми для культурно-туристических маршрутов. Ну, à в целом, становилось очевидным, что облик среды обитания менялся коренным образом, причем в сторону полной утраты историко-экологических черт и сохранить память о ней было возможно лишь средствами музеефикации, созданием резервата памятников народно-традиционного зодчества.
Постановление Правительства о создании Белорусского государственного музея народной архитектуры и быта было принято 9 декабря 1976 года. После длительных поисков был избран уникальный уголок окрестностей Минска. Это место, где сливаются воды легендарной Менки и игривой Птичи, богатое памятниками природы, истории и культуры. Главный из них, — городище IX-XIV вв. у слияния ручья Дуная и Менки близ деревни Городище. Созданная Министерством культуры Рабочая группа совместно с Академией наук приступили к разработке научных принципов и обоснований будущего музея, институт БелНИИградостроительства — к разработке ÒÝÎ. В результате, в основу был положен этнографический принцип, основывающийся на разработанном к этому моменту историко-этнографическом районировании, согласно которому в Беларуси выделялись регионы: Поозерье /Витебщина/, Поднепровье /Могилевщина и часть Гомельщины по левобережью Днепра/, Центральная Беларусь, Восточное и Западное Полесье, Понеманье. Регионы должны быть представлены в музее фрагментами характерных типов сельских поселений. Отдельно планировалось создание секторов «Местечко" и "Уникальные памятники».
Научная концепция музея была принята без каких-либо возражений, а вот проектная вызвала дискуссию, затянувшуюся более чем на десять лет. Суть споров крылась в определении отношения собственно музея к ландшафту, поселениям и местным памятникам. Проекты БелНИИПградостроительства, Минскпроекта и самой Рабочей группы придерживались чисто скансеновских идей. Окружающей среде отводилась подчиненная роль: предлагался снос деревни Строчицы /поселение, непосредственно контактирующее с экспозицией/, подсыпки поймы Птичи, создание искусственных холмов, ликвидация естественной растительности и т.д. Проекты Белорусского реставрационно-проектного института опирались на идеи создания ландшфтно-этнографического заповедника и в конечном итоге были приняты к осуществлению /1988 г./ Â 1993 году была закончена разработка научного обоснования Государственного ландшафтно-этнографического заповедника "Менка", в котором принципы развития музея на основе сохранения ландшафтно-культурной среды была окончательно закреплены. /Экологическая комиссия АН Беларуси, Белгосуниверситет, институтом "Белгипролес", "Белгипроводхоз», БелНВЦзем и др./. В результате проектных разработок собственно экспозиционная территория музея определилась в размере около 750 га, заповедная и охранных зон /проект разработан Белорусским реставрационно-проектным институтом в 1992 году/ — около 3 тысяч га.