Еще и о опресноцех зле изрече, яко кислый хлеб и опреснок едино действо имут, и в обоих рече, может съвершатися бескровная жертва. В истину, честнии отци, забьвению предав себе таковыи, иже на тайней вечеря Христова действия, яко хлеб прием, дасть учеником, а не опреснок. Такоже и преже спасителныя его страсти 5000 накорми хлебом, а не опресноком, такоже и от седми хлеб 4000 насыти, а не опреснока. И пакы апостолу яснее к нам вопиющу: «ни единаго же вам объщения сыном сущи свету и дни, свободившимся от сени закона, ядущим бо опреснокы и в суботы постящимся, июдеем подобни суть: опреснок бо есть тесто богоубийцино».
Дивлюся, отци, что мудрьствоваша лжий ветия, розги безакония, плодове погибели, якоже плат паучинный присно раздираем последствующим ложным учением латын онех. К сим же еще и о умерших приложи баснословие Оригена суемудренаго, яко имать, рече, быти конец мукам, и не будут присно мучимы грешнии, но и время указует, яко очищением мук очистятяся по смерти. И не точию же сия внесе в наше православие, но и надо всими сими сътвори папу всем церквам главу, и на концих вселенныя имети его перваго.
Мы же вся сия видевше же и слышавше, и зело нам странно явися: и надежду възлождьше на неизреченное милосердие Божие, повелехом събратися епископом отечьства нашего, священноиноком же и старцем, и събор съставлше и приникнувши в самая та правила святых апостол и богоносных отець повелевахом же и послание от съборища оного на мнозе прочитати, и явися нам чюжде всякого православия и странно от божественных правил. И ако волк възьбесневал на стадо Христово, от среди престола яко уд гнил извержеся, и яко тать и разбойник не дверми входя[13] евангельских учений, но прелазя инуде странными учении, яко непотребна себе отгна, и яко рушитель истинныя веры посрамимся.
Вас же молим, честнии отци, постническый соборе, Христолюбное и святое събрание, вжеленная овчята Христовы паствы, яко да помолите иже в Троици славимого Господа даже и до конца съхранити, еже в Христа непорочную веру. Вас же молю, святолюбное събрание, да с извещением всяцем послете к нам честнейшее ваше писание[14] достовернейшее противу сего писания.
[12] На поле исправлено: кой.
[13] Входи написано на поле вместо входит.
[14] Писание написано на поле вместо послание.
Прот и иноци живущеи в Святеи горе Афона — богодержавным князем, властелем, боляром[15], святителем, священником, и иноком благочесьтивыя веры в Христа Бога нашего, пастырем стада Христова и строителем непорочныя веры христианьскыа, от Бога Отца Вседержителя, и Сына того Христа Бога нашего, и Духа Святаго иже от Отца исходящаго, Троица единосущная и неразделная. Мир вам и благословение по долгу достойно, мир вам въписовати[16], смирение бо ваше нам радость подасть, реченое пророком: «Вечеръ водворится плачь, заутра радость паче всех быша». Слышахом бо от инок, к нам пришедшихь и исповедавших о благочестьи вашем, яко крепце съхраняете веру непорочную от седмихь собор, благосъставлену, нескверну, нерушиму. И того волка, а не святителя, но прелагатая в кожю овчю одеявшася, Богомь вамь показанаго и от среды себе и стада Христова изринувша, яко сквернителя веры непорочныя и смутителя вам православнымь християном. О, братие, велию помощь вась притяжахом в злых сихь строителех, понеже нецы вь островехь[17] морьскыхь, идеже мерзци латына проходять, зыбляхуся пасти. И въстають, услышавше вашу крепость и нас смиреных устыдевшеся высокого проповедания, яже от святых апостол, навыкохомь от седми събор Христовою благодатью и просвещени есмы Святаго Духа, иже от Отца исходяща, на Сыне почивающа. А не от Сына посылаема, яко же блядуть латыни. Елико въстають, понеже Христовою благодатью Святая гора Афон, в ней отци живущи крепце православную веру сдержать, и хулять единехь латыномь. И пакы, о братие, веселимся, но егда смотрить умь намь толико[18] падение: увы! колика[19] прелесть постиже царя Греческаго, увы! колика туча тьму постиже Царя града и церковь съборную злосоветиемь властелскых и неистовых святитель. О лютаго падениа рода таковаго, и славна и крепка по благочестию, ныне же прелагающася от света в тму, яко таку[20] дерзость восхотевше очима своима видети и свою благочестивую веру предати на злате студнымь латином. О смысла яда лютейшаго: вера, паче солнца светящися, мерзкому италскому, западному, и не истовому строителю, но рушителю церкви Божии заменивший свет во тму. И кто убо в семь роде другий Иеремиа, иже тогда о падении июдей слезы проливаше. Достойне рыдаем, гречьскаго падения, еже пострада диавольскым наважениемь и пособиемь. Други Аулентиан, царь арьянин латынскый, неистовы пастырь златом уловивь златоснискателя, а не святая. Кто от благочестивых без слез преидет такую горесть, еже от Бога Отца оттерзает, на церковь Божию супостата наведь, и на град царствующий, иже от многых лет от язык съхраняем. Паче же Измаила, агарянина сына, устремляющася и не могуща одолети, ныне же волею самождержець, на водинение люто на ню роскоповаеть. От лютаго Измаила Богомь доныне сохраняемаго, волею своею пореваеть пастися и от Бога удалитися. Фатриарха в место патриарха на апостольстемь престоле посадивь единомудрена латыном, подобна волку тому крыющуся, в Русскых странахь, втаи учащая небогоугодне. Понеже два ты (третии Метилинскы губитель) злии наставници, пособници латыном. Фатриарх есть по пророку: «Озоба дивии вепрь, из луга тай пришед». Тогда же Навоходоносор царь Иерусалиму благочестие поядая, ныне же сии трие и друзехь поимше, наше благочестие поядають. От луга рекше скровне. Мы убо, любимици того фатриарха (и) царя обычно извергохом, Бога паче боятися, могущего душю с теломь в дебрь огнену воврещи — страшно бо впасти в руце Бога жива,— сии бо точию могуть тело погубити. Нам же убо, любимици, латыня претять разорениемь и мукою, мы же, пособием Пресвятыя владычца нашея матери Христа Бога нашего, претим тем победою честнаго креста. Готови есмы к супротивлению темь, аще и мучения нанесут на ны. Тем же и молимь вась, о христолюбци, пособници крепчайши намь будите, и тамо зыблющихся учениемь того рушителя, а не святителя, руку помощи подавайте. «Изведы бо от недостойнаго в достойно, яко уста моя еси»,— писание глаголет. Учениемь божественых словес напоите упившихся горестию того рушителя, и от супостата диавола, яко не свободитися им ложнымь от сънмища того. И намь списаша оболгующе святых, глаголюще, яко отци въсточни и западнии соглашают. Западныхь приводять Илария, Дамаса, Еронима, Амбросиа, Августина, Лея, Григория Двоеслова[21], въсточных — Кирила, Епифания, Василия Великаго,— яко соглашають. И латыну православных глаголют бо, проутвержающе свою пропасть. Мы же поругахомся лукавому и скверному техь учению[22], паче же безумию[23], понеже святии преже отпадения латын бяху еще с нами мудрьствующи. Мняще себе премудрыхь, нас же вменяюще грубыхь и неизвыкших писаниа. Но всеблагый Бог не утаи от нас премудрость техь безумну. Сведетелство вамь при сем, братие, яко да познаете неистови суть в святую Троицю.
И некогда же, приемше Царьград, и 60 лет того съдержаще, и поучившеся тщетным, на Святую гору пришедше ты рушители веры християнскыя, по иеуангельскому речению — «от таковыхь бежати»,— егда ли нас постигнуть, душа наша положити, а непорочныа веры не отрешися, мнози бегству яшася, елици их постигоша — муце предаша. Монастырь глаголемый Зуграф, иноци в немь живуще в един пирг[24] затворишася. Они же, не истови христиане, но мучители — оле слепоты техь помрачениа! Мняще ся христиане, а мучители будуще, исчадиа еллинска внуци мучители! Где убо Христово смирение в нихь: «аще кто за ланиту ударить — обрати ему и другую?» Коего апостола Христос или прочих по нужи к себе привед? Исперва человека самовластиемь почеть, своею волею,— аще хощеть к Богу възводится, ти же нужею привлечат. О семь, братиа, познайте, яко чюжи суть Христовы благодати Святаго Духа: егда бо кто Бога устранится — бесовскы в нем гневь питается. Гневом упившася, древес много снискавше и пирг[25] окруживше, огнем зажгоша. И тако онии иноци, тугою скончавшеся, веру съблюдше[26] — ныне же мощи тех во священие имамы. Монастыря же Ватопеда[27] игумен, убоясвся, да некако от инок, ложных техь христиань мук не стерпевше, сведутся в тех прелесть, рек ко инокомь: «Идемь во ины страны, идеже схранимь благочестие наше. Нужа бо постизаеть Гору сию грех ради моих». И елици иноци истинни бывше, въследоваша неставнику. Елици же неистови — осташа в монастыри. Добрый он наставник, много к тем глагола, не возмог их извлещи из монастыря, и не имы, что сътворити, проклятию техь предасть. И так отшед от обители ослепленых техь. Латыном же вшедшимь, и неистовии иноци техь учению приложившеся, и службу неистовую свершивше. Латыном же отшедшимь, они же зол конець скончаша, и ныне в гробници черни яко углие и нерушими суть: таковое знамение клятва православных и истинных священник. По семь вемы, аще бы латына[28] православны — не бы Бог таково знамение показал. Кто от святых смея дерзнути в славу седмь събор, рекших: кто приложит, или отложить — проклят да будеть. Они же ни во что ж клятву вмениша, и печать двою тысящь священник, кроме богоносных отець развергше печать. Песнь певаемь безкровней[29] жертве: «Верую в единаго Бога» и прочее. И приложивше: «И от Сына Дух исходит» — и кто от них бысть знаменосець якож богоноснии отци седмь събор богосъставныхь? Вторый первому[30] въследова, тако събор събору последующе, да вси седмь не смеюще первым отцемь клятвы попрать. Яко ж клятву презревше — пагубу себе изволше. От таковых отець знаменоносных яко первы предстатель римьскы чюдный Силивестр, его же ради молитв Христос сниде облаком. Толико рода еврейска покрести самь аще и не приидоша до нихь писания посланници. Силивестр[31] от Рима, Александр — Констянтина града, Александр Александрьскы имы с собою победнаго[32] Афонасия, Еустафие[33] Антиохискый, Макарие Иерусалимскыи, великый Николае, чюдотворивый Спиридон — вси 300 и 18 знаменоснии мученици. На втором — Тимофей Александрьскый, Мелетие Антиохийскый, Кирил Ерусалимскы, Нектарий Царяграда — вкупе вси две тысящи. Аще поищет ваше благочестие — всех обрящете знаменоносных. Аще быхомь еще вашему благочестию списали, вемы яко Бог даровал есть вам вящьше писание. Но сего ради да увесте, яко и мы последуемь отцемь: яко да уверятся неци, аще обрящются унывающе — крепость да приимуть.