Государи латинской Европы стали отказываться от политических соглашений с королем-«схизматиком», но и отношение сербского духовенства к «латинянам» стало совсем иным, чем в начале XIII столетия[33]. Изменения эти можно проследить, сопоставив Житие Саввы Неманича, написанное в 40-х — 50-х гг. XIII в. Доментианом, с Житием Саввы, составленным Феодосием, также монахом Хиландарского монастыря на Афоне, в конце XIII или начале XIV в. В сочинении Феодосия не говорится об обращении Саввы в Рим за королевской короной для брата, напротив, в его рассказе Савва — единственный и самостоятельный организатор коронации[34]. Хотя агиографу было известно о взятии Константинополя «фругами»[35], он упорно пишет о поездках Саввы к императорам Феодору Ласкарю и Иоанну Ватацу в Константинополь[36], как бы не признавая власти «латинян» над «царствующим градом».
Рассказ своего предшественника Доментиана о встрече Саввы с венгерским королем[37] Феодосий дополнил выдуманным сообщением о том, что король захотел исповедаться перед Саввой и под его влиянием стал отрицать «се ересы и юже веру латинскую дрьжаще... православиа же веру, якоже светыемь научиемь, дрьжати обештавает се»[38]. В описании путешествия Саввы в Палестину также обнаруживается отсутствующее у Доментиана сообщение о выкупе святым метохии в Аккре, которая была «от латинь порабоштена»[39]. Рассказ Доментиана о борьбе святого с еретиками-богомилами[40] Феодосий дополнил сообщением о том, как святой убедил вернуться в православие людей, крещенных в «латинскеи ересы», помазав их миром «со проклетием злые их ереси»[41]. Коль скоро деятельность Саввы должна была служить образцом для его преемников, в этом тексте нетрудно увидеть призыв к обращению в православную веру живущих в Сербии «латинян».
Таким образом, в отличие от своего предшественника Феодосий, писавший на рубеже XIII–XIV вв., счел нужным устранить любые указания на дружественные контакты святого Саввы с латинским миром, продемонстрировать свое враждебное отношение к латинству и подчеркнуть заслуги Саввы в борьбе с ним. Очевидно, что к концу XIII в. сербское монашество во многом изменило отношение к латинскому миру, что было вызвано насилиями «латинян» на Афоне после заключения Лионской унии.
При этом следует учитывать, что сербское монашество Святой Горы составляло своего рода интеллектуальную элиту сербского духовенства, исходящие из этой среды суждения отличались особой авторитетностью, а из людей, возглавлявших Хиландар, часто выходили деятели, стоявшие у кормила правления Сербской Церковью. К их числу принадлежал и архиепископ Даниил II, монах и игумен Хиландара, а затем советник Стефана Милутина и глава Сербской Церкви (с 1324 г.)[42]. Если он и счел возможным написать биографию матери Милутина Елены, ревностной католички, то в биографии ее сына Стефана Милутина он с гневом порицал отступление Михаила VIII от православия, уподобляя его Иуде — «лукавому предателю, иже отступил от света в тьму». Его внезапную смерть во время похода на Сербию, предпринятого после заключения унии, Даниил считал карой за отступничество («смьрть грешьником люта есть»)[43]. Императору-отступнику он противопоставлял благочестие и твердость в вере сербского короля.
При таких настроениях в среде духовенства переговоры об унии с Римом могли поставить сербского короля перед лицом серьезных внутриполитических конфликтов. Не случайно, как сообщается в написанной в XIV в. биографии Климента V, папские легаты вернулись, не добившись положительного ответа, так как Милутин опасался реакции православных подданных[44]. Характерно, однако, что и Стефан Драгутин, тесно связанный с венгерским королевским домом[45], не принимал каких-либо мер, чтобы изменить религиозные воззрения своих подданных. О деятельности приглашенных им францисканских монахов ничего неизвестно, а на боснийских землях под его властью образовалась новая православная епископия[46]. Религиозная ориентация православного населения Сербии к началу XIV в. была, по-видимому, столь определенной, что почвы для попыток сближения с латинским миром уже не существовало.
Утверждению враждебной позиции сербского общества по отношению к «латинянам» способствовал ряд фактов. Соответствующую эмоциональную атмосферу поддерживали попытки «латинских» правителей, предпринимавшиеся во 2-й половине XIII — начале XIV в., восстановить Латинскую империю. При захвате ими земель на Балканах там появлялось католическое духовенство, а православное попадало в тяжелые условия. Так, после захвата в 1272 г. Диррахиума войсками Карла Анжуйского в городе появился католический архиепископ, имения православного митрополита были захвачены, а его казна разграблена[47]. Эти попытки возобновления экспансии на Восток сопровождались оживлением проповеди крестового похода против «схизматиков», чьи земли должны были стать добычей завоевателей — приверженцев католической веры. Объектом такого похода должны были стать не только владения Византии, но, несмотря на дипломатические маневры Стефана Милутина, и сербские земли.
Пропагандистами этих идей являлись монахи нищенствующих орденов — францисканцы и доминиканцы, к началу XIV в. игравшие уже главную роль в миссионерской деятельности на Балканах. О настроениях, оценках и планах, рождавшихся в этой среде на рубеже XIII–XIV вв., позволяет судить такой источник, как описание Восточной Европы, составленное в начале 1308 г. одним из участников подобных миссий, по-видимому французским доминиканцем, близким ко двору Карла Валуа[48].
Описание не было академическим упражнением. Его возникновение, напротив, было тесно связано с планами крестового похода на Восток во главе с Карлом Валуа ради восстановления Латинской империи. Оно должно было дать сторонникам похода веские аргументы в пользу реальности их планов и снабдить их полезной информацией о том, как лучше добиться поставленной цели. Описание православных государств на Балканах завершалось выражением надежды на то, что, выступая совместно, Карл Валуа и венгерский король Карл Роберт сумеют легко подчинить себе живущие здесь «дикие» и «схизматические» народы, которые «не по праву» владеют этими богатыми и роскошными землями[49].
К числу государств, которые должны были стать объектом такого похода, составитель описания относил и Сербию. Хотя ему было известно о переговорах Стефана Милутина с Карлом Валуа и папой Климентом V, он выражал сомнения в искренности намерений сербского короля. По его словам, правитель Сербии — это «человек лукавый и лживый», который «ничего не выполнит из обещанного им», а переговоры с папой ведет лишь для того, чтобы «Римская Церковь удержала господина Карла от нападения на него»[50].
Это заключение о политике сербского короля автор обосновывал ссылками на то, что Стефан Милутин «чрезвычайно сильно преследует католиков и ненавидит их», что и король, и жители его страны — «это коварные схизматики, и поэтому [они.— Б. Ф.] жестоко преследуют названных католиков»[51]. Сербию составитель описания охарактеризовал как страну, где католики подвергаются тяжелому угнетению. Здесь, писал он, «чрезвычайно жестоко разоряют церкви латинян, разрушают их и нападают на прелатов, захватывают их и вообще причиняют много зла, и поэтому упомянутые церкви [католиков.— Б. Ф.] бедны»[52].
Нельзя исключить того, что Аноним существенно сгустил краски, чтобы обосновать правомерность крестового похода против Сербии. Очевидно также, что нет оснований говорить о проведении в начале XIV в. государственной политики, специально направленной против католиков. Источники того времени указывают, напротив, на попытки сербского короля обеспечить себе в борьбе с недовольной знатью поддержку патрициата католических городов Приморья и общин немецких колонистов — «сасов», пришедших в XIII в. в Сербию для разработки серебряных рудников[53]. Можно привести также ряд свидетельств о дарениях Милутина католическим монастырям и о его участии в восстановлении некоторых из них[54]. Кроме того, следует учитывать, что в то время, когда создавалось описание, земли Приморья представляли собой особое княжество в Сербском государстве, которым вплоть до 1309 г. управляла мать Милутина, королева Елена[55], о ее прокатолических симпатиях уже говорилось. И все же высказывания Анонима (а он, по-видимому, лично побывал в Сербии) нельзя считать чистым вымыслом. Если не на государственном, то на бытовом уровне к началу XIV в. в Сербии заметно осложнились взаимоотношения между приверженцами двух конфессий в местах их совместного проживания. Судьба католического епископства в Травунии (о чем упоминалось выше) является доводом в пользу того, что обвинения Анонима имели под собой почву и что во вспыхивавших конфликтах православные сербы, приверженцы господствовавшего в стране вероисповедания, были наступающей стороной. Часть «латинян» была, по-видимому, недовольна положением, в котором оказались приверженцы католической религии в Сербском государстве, и отголоски этого недовольства правомерно искать в высказываниях Анонима.
В общественном сознании латинского Запада активно формировалось мнение о Сербии как о части враждебного «схизматического» мира, которая вместе с остальными его частями должна была стать объектом политической и религиозной экспансии. В этих условиях недовольство «латинян» в Сербии своим положением стало рассматриваться как фактор, благоприятствовавший успеху этой экспансии. Составитель описания так прямо и писал, имея в виду Приморье, что Карл Валуа, если захочет, «весьма легко овладеет всей этой страной, обильной и богатой... и люди этой страны, поскольку они католики и признаются латинянами, это охотно одобрили бы»[56].