На отношение православного общества Восточной Европы к проектам унии, несомненно, должен был накладывать отпечаток характер отношений между приверженцами двух конфессий на территории их совместного проживания. К числу таких территорий принадлежала прежде всего Галицкая земля — «Русское воеводство» Речи Посполитой. Выше уже отмечалась роль этого региона как своеобразного полигона, где первыми апробировались различные меры, направленные на укрепление позиций католицизма в Восточной Европе. Заметная уже с конца 1-й четверти XV в. прослойка католиков среди дворянства и городского населения могла служить опорой подобных действий. После ликвидации митрополитом Киприаном Галицкой кафедры управление этой территорией осуществляли митрополичьи наместники и, следовательно, у православного общества здесь не было авторитетного руководителя, который мог бы возглавить противодействие подобной политике.
Какими нормами отношений к «схизматикам» намерен был руководствоваться польский епископат в начале 30-х гг. XV в., позволяет судить текст т. н. Велюнско-калишских синодальных статутов 1420 г. Это наиболее крупный памятник польского церковного законодательства эпохи позднего средневековья. В числе известных составителям источников права имелись статуты, составленные для Польши и Венгрии папским легатом Филиппом, епископом Фермо, в 1279 г., где была предпринята попытка разработать такие нормы. В них католикам запрещалось принимать таинства от православных священников и посещать службу в православных храмах. Православным священникам запрещалось совершать богослужения за пределами своих храмов, приобретать или строить церковные постройки без разрешения католического епископа той епархии, на территории которой они жили[120]. При составлении статутов имелась в виду прежде всего Венгрия. Однако составители Велюнско-калишских статутов включили эти положения в состав своего свода в виде особой конституции «О схизматиках»[121]. Тем самым был не только возрожден интерес к этим старым правовым нормам, но и созданы все условия для их использования в Польском королевстве и Великом княжестве Литовском. Следы воздействия этих норм правомерно искать и в светских распоряжениях, тем более что в тексте конституции выражалась надежда, что исполнение всех этих норм будет обеспечено церковными санкциями и светской властью.
Есть все основания присоединиться к точке зрения, высказанной, в частности, К. Ходыницким, что под воздействием именно этих норм статутов светской властью был установлен запрет на строительство новых православных храмов на территории Польского королевства (сведения о нем сохранились в источниках 2-й половины XV — 1-й половины XVI в.)[122]. Отголоски воздействия того же документа нетрудно обнаружить и в распоряжении Ягайла от 6 октября 1423 г., касающемся церковных дел и межконфессиональных отношений на территории «Русского» воеводства[123]. Ягайло запрещал, в частности, крестить детей католиков в православных храмах, а также освобождал от платы, взимавшейся при разводе («роспуст») тех католиков, которые разорвут брачные связи со «схизматиками». Стоит отметить не только сходство норм и направленности этих распоряжений и статутов, но и использованной в них аналогичной терминологии: «схизматики» противопоставляются «христианам». Составитель этого документа не только воспроизвел некоторые предписания статутов, но и вышел за очерченные в них рамки. На первом месте в нем стояло предоставление Львовскому архиепископу полномочий вызывать для расследования и подвергать наказаниям «любого еретика» (haereticus quoslibet). Кто здесь имеется в виду, выясняется из преамбулы документа, где причина его появления связывалась с тем, что, к глубокому прискорбию короля, на подчиненных ему «русских» землях живет много «схизматиков» греческого обряда, которые «противятся римской церкви». Таким образом православные ставились под духовный надзор местной католической иерархии. Как верно отметил современный исследователь[124], Львовский архиепископ имел право сам решать, какие высказывания или действия православных заслуживают наказания, а содействие органов светской власти при наложении санкций ему гарантировалось тем же документом.
В это время продолжала распространяться практика обложения православных крестьян налогом в пользу католических приходских храмов[125]. Примеру отдельных землевладельцев в начале 20-х гг. последовал Львовский архиепископ, взимавший налог в свою пользу и с православных крестьян в округе Львова. Это вызвало возражения местных дворян, но притязания епископа получили поддержку Ягайла и его советников. Принятое в 1426 г. решение[126] собирать в пользу архиепископа налог со всех крестьян, держащих землю на немецком праве, «какого бы положения и религии они ни были, будь то язычники, схизматики или католики» (cuiuscumque conditionis aut religionis fuerant, sive sunt profani, sive scismatici sive catholici), придало существовавшей практике силу закона и ясно показывало намерения власти содержать католическую Церковь за счет православных подданных.
Эти факты позволяют говорить о том, что с начала 20-х гг. XV в. в политике польской власти по отношению к православию заметно усилилась репрессивная тенденция прямого подчинения православного «русского» населения интересам католической Церкви. Отголоски такой политики можно проследить и на территории Великого княжества Литовского, где Витовт также запретил строить новые православные храмы и предписал разрушить те, которые будут построены вопреки запрету[127]. Правда, следует учитывать, что запрет не распространялся на те «земли» в составе государства, где власть великого князя осуществлялась по соглашению с местными феодалами (как, например, на Волыни или в Полоцкой земле), предусматривавшему сохранение имуществ и прав православной Церкви[128]. Нет сомнения, однако, что и здесь следили внимательно за тем, что происходило на территории Галицкой земли, а реакция на происходившее должна была быть наиболее острой на соседних территориях. Из их числа первой должна быть названа Волынь, исторически тесно связанная с Галичиной, где энергичные попытки распространения католицизма наталкивались на противодействие местной сильной православной традиции.
Когда в 1431 г. военные действия между Польшей и Великим княжеством Литовским охватили пограничную территорию Волыни, столкновения приобрели черты межконфессионального конфликта. Судя по сообщениям польского хрониста Яна Длугоша, польские войска, двигавшиеся к Луцку, жгли по дороге церкви[129], а после их ухода из города православные жители Волыни сожгли все находившиеся в этом районе деревянные костелы[130]. Правда, следует иметь в виду, что Длугош как человек близкий к Збигневу Олесницкому и к политикам его круга был заинтересован в том, чтобы представлять войну Польского королевства с Великим княжеством Литовским как борьбу католического мира со «схизматиками», и потому к его сообщениям следует относиться с осторожностью. Однако в пользу их достоверности говорит ряд конкретных деталей повествования. Так, хронист упоминает, что католический епископ Луцка, направившийся в польский лагерь, был по дороге ограблен «русскими»; знает он и об убийстве жителями Луцка нескольких доминиканских монахов[131]. И самое главное: сообщения Длугоша находят косвенное, но убедительное подтверждение в привилее Ягайла жителям Луцкой земли, выданном в 1432 г. в связи с ее инкорпорацией в состав Польского королевства[132]. По этому документу Ягайло брал на себя обязательство не разрушать «русские» церкви и не превращать их в католические, а также не принуждать никого из «схизматиков», каков бы ни был его пол или статус, силой принять католическую веру. Содержание документа показывает, какие опасения вызывала у православных феодалов Волыни религиозная политика короля.
Добавим, что вскоре после этого Волынь снова оказалась под властью сторонников Свидригайла: королевским обещаниям, очевидно, не очень верили. Как видим, развитие межконфессиональных отношений в Восточной Европе начала 30-х гг. XV в. не создавало благоприятной обстановки для переговоров о соединении Церквей. Политика государственной власти, направленная на углубление неравноправного положения православных, вызывала в православном обществе ожесточение и отпор.
При оценке межконфессиональных отношений в Восточной Европе в эти годы следует обратить внимание еще на одно обстоятельство. После возвращения Фотия к управлению западнорусскими епархиями он неоднократно посещал свою паству в Великом княжестве Литовском и в Польше в начале 20-х гг.[133], затем в 1427–1428 гг.[134] и в 1430 г.[135] Нетрудно предположить, что митрополиту и членам его свиты должно было быть хорошо известно положение в западнорусских епархиях, как в Великом княжестве, так и на территории Польского королевства. Ведь с Ягайлом в 1428 г. Фотий встречался в Сандомире, куда путь шел через галицкие земли. Все это не могло не влиять на отношение великорусского духовенства к обозначившимся к середине 30-х гг. перспективам церковной унии с Римом.