Добившись возведения Исидора на Киевскую кафедру, император Иоанн VIII стремился решить две задачи. Во-первых, важно было повысить духовный ранг человека, на помощь которого в деле заключения унии он имел основание рассчитывать. Во-вторых, с рукоположением Исидора обеспечивалось участие в Соборе Русской Церкви, занимавшей влиятельное и заметное место в православном мире[16]. Можно также вслед за Е. Е. Голубинским предполагать, что император рассчитывал на использование в византийских интересах доходов Русской Церкви[17], о которых в Константинополе имели, по-видимому, преувеличенное представление[18].
2 апреля 1437 г. Исидор прибыл в Москву[19], а уже 8 сентября отправился на Собор[20]. В памятниках, написанных значительно позже этих событий, таких как«Слово на латину» (1461/62 г.) и в зависящих от него рассказах летописей, можно найти утверждения, что великий князь московский выступал против поездки Исидора на Собор и дал согласие на нее лишь после того, как митрополит торжественно поклялся ни в чем не отступать от православного учения[21]. Однако Е. Е. Голубинский убедительно показал, что эти дополнения были сделаны задним числом, когда исход событий был ясен[22].
Созвать Вселенский Собор для обсуждения спорных догматических вопросов было традиционным желанием православных и в Москве. С 20-х гг. XV в. «московиты» были в курсе ведущихся переговоров между Римом и Константинополем и могли выразить лишь удовлетворение по поводу того, что латинская сторона пошла навстречу этому желанию. Надо полагать, что в Москве — подобно горячим сторонникам православия в самой Византии[23] — считали, что православные иерархи имеют все основания рассчитывать на победу в богословском споре. Непредвзятое изучение источников показывает, что были приняты все меры для того, чтобы митрополит мог выступить на Вселенском Соборе наиболее достойным образом. Митрополит двинулся в путь с большой свитой, среди сопровождавших были не только его приближенные из числа слуг митрополичьего двора и священники, но и такие высокопоставленные лица, как епископ Суздальский Авраамий и архимандрит Вассиан[24]. Осенью и в начале зимы 1437 г. поезд митрополита медленно двигался на запад через Тверь, где его торжественно встретили епископ Илья и великий князь Борис Александрович, отправивший в ответ на приглашение императора Иоанна VIII на Собор своего посла Фому. Не менее торжественная встреча была устроена Исидору и в Новгороде[25]. Эти факты лучше, чем что-либо другое, показывают, что правители и духовенство Северо-Восточной Руси не противодействовали участию митрополита во Вселенском Соборе.
Как видно из материалов, приведенных в предшествующих главах, правители и духовенство той части митрополии, которая лежала в границах Великого княжества Литовского и Польского королевства, проявляли наибольший интерес к переговорам об унии Церквей. Великий князь литовский Свидригайло в середине 30-х гг. вел переговоры по этому вопросу и с Римом, и с Константинополем, польский король Владислав Ягеллончик получил от Иоанна VIII приглашение участвовать в Соборе. К сожалению, в нашем распоряжении почти нет данных о контактах Исидора с этой частью его митрополии. Сохранилось, правда, письмо великого князя Сигизмунда Кейстутовича, одержавшего верх над Свидригайлом в феодальной войне, к великому магистру Тевтонского ордена от 28 марта 1438 г.[26], где содержатся некоторые сведения на этот счет. Письмо было ответом на просьбу магистра дать митрополиту Исидору грамоту для проезда из Ливонии в Пруссию по берегу Балтийского моря через Жемайтию. Великий князь отмечал, что его удивляет, «почему указанный митрополит не пошел сюда через нашу землю, тем более, что здесь ему было бы ближе. Правда, что он нам поручился и обещал привести с собой несколько епископов своей веры и бояр из Москвы, а так как так не стало, потому через наш край и не пошел». Из документа следует, что какие-то переговоры между Исидором и Сигизмундом Кейстутовичем (возможно, когда митрополит ехал через Литовскую Русь в Москву) имели место. Но результатом их стала не договоренность об участии православного духовенства Великого княжества Литовского в поездке митрополита, а обещание Исидора взять с собой на Собор епископов и бояр из Москвы. По мнению А. Левицкого[27], Сигизмунд Кейстутович скептически отзывался о возможных планах унии, ссылаясь на то, что Северо-Восточная Русь не захочет участвовать в работе Собора. Как бы то ни было, из письма следует, что, по мнению великого князя, Исидор своего обещания не выполнил. Это, надо полагать, и великого князя освободило от обязательств по отношению к митрополиту, если он таковые и давал. Сигизмунд Кейстутович послал Исидору проезжую грамоту, но сообщил магистру, что не может гарантировать безопасность митрополита при проезде через Жемайтию. Митрополит понял это как отказ и вынужден был добираться по морю. Мотивы действий великого князя остаются неясными, но можно сделать вывод, что представителей православного духовенства «литовской» части митрополии в свите Исидора скорее всего не было.
Этот инцидент оказался единственным неприятным эпизодом путешествия. Любезно встреченный на землях Прибалтики и властями Ордена и городскими магистратами, митрополит 14 мая 1438 г. благополучно прибыл в Любек[28]. Документы, посланные митрополитом весной 1438 г., показывают, что он считал в силе договоренность, которая была достигнута при его участии, и направлялся в Базель для работы в давно заседавшем там Соборе католической Церкви[29]. Лишь в Любеке от местного епископа Исидор узнал о важных изменениях в отношениях между папой, Базельским Собором и греками[30]. Попытки отцов Собора лишить папскую власть традиционного авторитета в решении церковных дел привели к обострению, а затем и к разрыву отношений между папой и Собором. Буллой от 18 сентября 1437 г. папа заявил о переносе Собора из Базеля в Феррару. Сторонники папы покинули Базель и отправились в Феррару. В Константинополь прибыли две враждебные эскадры: генуэзская — от Собора и венецианская — от папы, чтобы перевезти через море императора и собравшееся в Константинополе греческое духовенство. Император и патриарх отдали предпочтение Собору с участием папы. Греческие представители погрузились на венецианские суда и в начале февраля 1438 г. прибыли в Венецию[31]. Известие о прибытии греков в Италию не могло не повлиять на планы митрополита Исидора. Изменив маршрут, он со свитой направился в Италию и прибыл в Феррару 15 августа[32].
Деятельности Ферраро-Флорентийского Собора посвящена обширная литература. Еще в 40–50-х гг. XX в. были предприняты небезуспешные попытки собрать и издать все касающиеся деятельности Собора латинские и греческие источники. Удачным обобщением результатов проделанной работы стал фундаментальный труд Дж. Джилла, в котором главные аспекты деятельности Собора получили всестороннее освещение. Мы ограничимся общей характеристикой происходившего на Соборе, которая нужна, чтобы понять, какую роль сыграл при этом Киевский митрополит и какова была реакция на происходившее членов «русской» делегации.
Ряд факторов, относящихся как к идейно-культурной, так и к политической сфере, препятствовал развитию продуктивного диалога между сторонами, несмотря на то, что к нему стремились многие православные и католические участники Собора. На работе Собора сказывалось действие различных факторов. Первые месяцы были заполнены спорами по догматическим вопросам: сначала о чистилище, затем об исхождении Святого Духа. Именно дискуссии по второму вопросу, как отмечают исследователи разной конфессиональной ориентации[33], показали глубокое различие в способах аргументации и подходе к теологической методологии. Приверженцы двух исторически сложившихся тринитарных богословских систем не могли найти общий язык. Единственным реальным результатом этих дискуссий стал раскол в рядах греческой делегации. Те представители византийского духовенства, кто, подобно Виссариону Никейскому, и ранее находились под воздействием западного культурного мира, под влиянием схоластической аргументации латинских ораторов выступили за признание латинского учения о «filioque». Именно так был поставлен вопрос в «Oratio dogmatica», прочитанной Виссарионом перед греческими представителями[34]. Впрочем, даже в этом сугубо богословском выступлении оратор не ограничился только богословскими доводами. По его словам, «уния с латинянами — это единственный шанс спасения». Рассуждение, поданное светским сторонником унии Георгием Схоларием, носило характерный заголовок «О необходимости помочь Константинополю»[35]. С этого момента стало все более заметно воздействие политических факторов на работу Собора.