Диалог сторон протекал в условиях неравенства их положения, и это сказалось на результатах работы Собора. Греческие представители, которые прибыли в Италию на судах, нанятых на деньги папы, получали средства на содержание из папской казны и даже не могли вернуться домой без посторонней помощи. Они представляли небольшое разоренное непрерывной войной с османами государство. Западная помощь была для него, перефразируя приведенное выше сообщение Виссариона, единственным шансом на спасение.
Работа Собора в Ферраре, а с начала 1439 г. во Флоренции протекала в условиях, когда из Константинополя неоднократно приходили известия об угрозе городу со стороны османского войска и флота[36]. Такие известия вызывали наибольшее беспокойство у тех участников Собора, которым османское завоевание грозило потерей всего, т. е. у императора Иоанна VIII и его окружения. Архонты, связанные с западным миром и не разбиравшиеся в богословских вопросах, готовы были пойти на большие уступки «латинянам», чтобы получить западную помощь[37]. Выразителем интересов этого слоя стал на Соборе император Иоанн VIII. Первоначально он настаивал на продолжении богословских дискуссий, когда значительная часть греческих участников пришла к убеждению в их бесполезности[38], а затем оказал энергичную поддержку греческим сторонникам учения о «filioque». Он опирался на высокий престиж, которым обладал в глазах византийцев императорский сан, несмотря на деградацию реальной власти его носителя. О силе давления, которое император оказывал на греческих участников Собора, свидетельствуют его слова: «Тот, кто будет препятствовать этой святой унии, будет более презрен, чем предатель Иуда»[39]. После долгих ожесточенных дебатов, в начале июня последовало заявление греческой стороны, что она принимает латинское учение о «filioque».
Раздоры в греческом лагере и его уступчивость стали стимулом для давления на греческую делегацию со стороны латинской Церкви. Папа заявил, что заключению унии должно предшествовать урегулирование всех разногласий по догматическим вопросам[40].
Эти вопросы обсуждали весь июнь 1439 г., и православные греки, участники Собора, под давлением латинян, императора и сторонников унии из собственной среды пошли на новые уступки, признав, в частности, латинское учение о чистилище[41]. На этом последнем этапе обсуждения главное место занял вопрос о признании православной Церковью примата папы, который ранее обе стороны обходили. Со временем при переговорах об унии Церквей этому вопросу стали придавать все большее значение, в связи с расколом, происшедшим в латинском мире, он стал самым острым. Перед отцами Базельского Собора, выступавшими против традиционного представления о папе как главе Церкви, Евгению IV и другим защитникам папского авторитета было особенно важно добиться признания папского примата православными участниками Флорентийского Собора. Поэтому Евгений IV жестко отвергал всякие попытки установить какие-либо формальные ограничения его власти над Церковью[42]. В конечном счете в декрете унии папа был провозглашен «преемником апостола Петра», «истинным викарием Христа», «главой всей Церкви», «отцом и учителем всех христиан», получившим от самого Христа всю полноту власти над Вселенской Церковью[43]. Добившись победы в решении догматических вопросов, латинские участники Собора согласились на сохранение православной Церковью ее традиционных обрядов[44]. В декрете унии была специально зафиксирована равноценность литургии, совершаемой и по «западному» и по «восточному» обряду[45].
После достижения окончательной договоренности был составлен текст декрета об унии на двух языках, латинском и греческом. 5 июля акт унии был скреплен подписями делегатов, 6 июля уния была торжественно провозглашена в кафедральном Соборе во Флоренции[46]. После этого греческие участники Собора стали постепенно разъезжаться. 26 августа император Иоанн VIII направился в Венецию, чтобы оттуда морским путем добраться до Константинополя[47]. 6 сентября направился в Венецию со свитой митрополит Исидор[48].
Для установления отношений между подписавшими декрет сторонами наибольшее значение имело признание папы единственным главой Вселенской Церкви, располагавшим всей полнотой власти для управления ею. Перед папой открывались широкие возможности для вмешательства во внутреннюю жизнь православной Церкви. Правда, по настоянию греков в декрет были внесены оговорки о сохранении всех прав и привилегий, традиционно принадлежавших Восточным патриархам[49]. Однако поведение папы и его окружения после окончания работы Собора показало, что они не склонны были принимать эти оговорки во внимание. Так, папа потребовал представить на его суд главного противника унии среди греков — Марка Эфесского, отказавшегося подписать декрет. Тогда же была предпринята попытка организовать в Италии при участии и под контролем папы и его советников выборы нового патриарха Константинопольского вместо скончавшегося во Флоренции патриарха Иосифа II[50]. Такие тенденции находили выражение и в повседневной деятельности папской канцелярии. 12 сентября 1439 г. латинскому архиепископу Родоса Андрею Хрисовергу было предоставлено право в случае смерти или перевода на другую кафедру православного митрополита Родоса Нафанаила управлять христианским населением острова[51]. Такие устремления впоследствии повлияли и на политику папства в Восточной Европе.
Представители Великого княжества Московского на Соборе приписывали митрополиту Исидору выдающуюся роль в его работе. Суздальский священник Симеон, противник и Исидора, и унии, писал, что «грекове мнели Исидора великим философом», и поэтому до его прибытия Собор не начинал работу. В дальнейшем, по его мнению, Исидор был одним из главных ораторов, выступавших на Соборе от имени православной стороны[52]. Как об одном из главных ораторов греческой стороны писал об Исидоре и неизвестный по имени слуга суздальского епископа в описании путешествия в Италию[53].
Обращение к исследованию Дж. Джилла, основанному на большом количестве как латинских, так и греческих источников, позволяет представить иную картину. С началом споров об исхождении Святого Духа Исидор действительно стал одним из ораторов в группе из 10 человек, выделенных православной стороной для споров с латинянами, но себя в этой роли ничем не проявил, хотя в его бумагах сохранился текст речи по спорному вопросу[54]. Об активной роли Исидора можно говорить лишь с того момента, когда обозначился раскол в рядах греческой делегации. Вместе с Виссарионом он поддержал предложения императора о продолжении богословских дискуссий[55], а затем выступал, поддерживая унию и правильность латинского учения о «filioque»[56]. Перед решающим голосованием он уговаривал нескольких епископов, а на самом собрании был главным сторонником и защитником интересов пролатинской партии[57]. Связь Исидора с императорским двором проявилась после первых уступок латинянам: император направил именно митрополита Исидора к папе Римскому, чтобы обсудить вопрос о том, какая помощь против османов будет оказана Константинополю[58].
На заключительном этапе работы Собора Киевский митрополит Исидор также сыграл важную роль. Вместе с епископами Виссарионом Никейским и Дорофеем Митилинским он принадлежал к той группе, которая выступала в качестве посредника между латинянами и греками. Защищая от нападок латинян православную Евхаристию и одновременно убеждая греков уступить латинянам в догматических вопросах, они при поддержке императора подготовили почву для выработки декрета[59]. В тексте подписи, которой Киевский митрополит скрепил декрет («с любовью соглашаясь и одобряя подписываю»)[60], он подчеркнул свою приверженность достигнутому соглашению. Декрет об унии отвечал прежде всего интересам Римской курии, поэтому папа был удовлетворен деятельностью этих трех представителей православного духовенства. Вскоре по окончании работы Собора епископам Виссариону Никейскому и Дорофею Митиленскому были назначены пенсии из папской казны[61]. В письме, отправленном византийскому императору Иоанну VIII 28 ноября 1439 г., папа Евгений IV выражал надежду, что Киевский митрополит, так много сделавший для достижения унии, сделает не меньше для ее сохранения[62]. Надежда эта в первую очередь была связана с той важной миссией, которую Исидору было поручено осуществить в Восточной Европе.
Какое участие принимали во всем происходившем на Соборе русские делегаты? Как они понимали и осмысливали все происходившее?
В греческих и латинских источниках, содержащих сообщения о Соборе, нет никаких сведений о деятельности на Соборе русских участников. Из греческих современников лишь Георгий Схоларий писал позднее о невежестве русских представителей, неспособных разобраться в значении догматических споров, поэтому митрополиту Исидору удалось добиться от них нужного ему решения[63]. Свидетельством успеха Киевского митрополита на Соборе стала подпись под актом унии главного духовного лица среди русских представителей — Суздальского епископа Авраамия[64]: «Смиренный епископ Авраам суждальскый подписаю». Позднее Симеон Суздалец утверждал, чтобы получить подпись Авраамия, Исидор держал его неделю в тюрьме[65]. Однако поведение Авраамия в дальнейшем[66] не подтверждает этого факта. Вся русская делегация, включая и светских, и духовных лиц, присутствовала на торжественном провозглашении акта унии[67].