2. Другие теории основываются на сочетании разных источников. Так, начиная с Г. Гроция132, целостность Послания была подвергнута сомнению, так как по мнению этого голландского ученого 2 Пет. 3 было сначала написано как отдельное письмо, к которому впоследствии были присоединены главы 1 и 2, что подтверждается обращением в гл. 3, если считать первое письмо ссылкой на первую часть нашего Послания (т.е. главы 1 и 2). Подобную теорию выдвинул М. Мак-Намара133, который ограничивает первое письмо гл. 1, а гл. 2, считает одним отдельным письмом. По его мнению ст. 1.5 предполагает, что автор собирается написать еще несколько писем, которые потом были включены в это Послание. Еще более сложную теорию предложил Робсон134, по мнению которого, Послание состоит из следующих частей: нравственный раздел (1.56-11); личное наставление и повествование (1.12-18); пророческое свидетельство (1.206 -2.19) и апокалиптический раздел (3.36-13). По его мнению они были написаны самим апостолом или с его одобрения135.
Теперь все эти теории отвергаются на основании одинакового стиля во всех частях Послания136, как и таких одинаковых особенностей, как частные повторения. Хотя специфических слов в гл. 2 больше, чем в остальной части Послания, это объясняется главным образом особым предметом рассмотрения, и поэтому не может считаться доказательством интерполяции. Более того текстуальные данные не поддерживают эти теории. Лжеучителя это одни и те же люди как в гл. 2, так и в гл. 3. Одинаков и доктринальный подход во всех этих частях. Короче говоря, Послание создает впечатление целостности и не вызывает трудности при его толковании. Поэтому вообще нет необходимости в теориях интерполяции, а так как разные гипотезы очень отличаются в деталях, они скорее всего являются плодом воображения, а не основываются на фактах.
Не более убедительными являются теории изменения порядка изложения материала, сделанного писцом. Одна из таких теорий была предложена Ладезом137 (P. Ladeuze), по мнению которого, 3.1-16 должно стоять после 2.За. Этим он хотел исключить нелогичность последовательности времен в гл. 2 и явное отступление в этой же главе. Но Моффат138 подвергает резкой критике такого рода теории на том основании, что едва ли можно приписывать писцу такую ошибку, и во всяком случае это не объясняет изменения последовательности настоящего и будущего времени. В таком случае это же могло произойти и в копиях всех имеющихся рукописей, не оставляя следа их "оригинала". Такого рода теория должна быть отвергнута как крайне необоснованная.
В противоположность Посланию Иакова, Второе Послание Петра не сразу начинает разговор о лжеучителях. Тема эта вводится постепенно, и хотя основные вопросы затрагиваются в гл. 2, в гл. 1 уже есть намеки на них, что очень важно. Например, писатель противопоставляет истинную правду "хитросплетенным басням" (1.16), что предполагает умозрительный и даже вымышленный характер учения. Затем он утверждает, что "пророчества в Писании нельзя разрешить самому себе", имея в виду тех людей, которые по-своему их толковали (1.20-21). Эта же мысль подчеркивается и в 3.16, и очевидно предполагает этих учителей. Важным в этом отношении является то, что автор не только осуждает их тенденцию искажать Писание, но подготавливает читателей к признанию его собственной точки зрения на богодухновенность.
Между 1.21 и 2.1 нет никакого разрыва, потому что Петр теперь противопоставляет взгляды и поступки лжеучителей правильному толкованию, о котором он только что перед этим сказал. Их учения это "пагубные ереси", самым худшим примером которых является отвержение искупившего их Господа. Важно, что этой фразы (ton agorasanta avtous /ton agorasanta autous/) нет в параллельном отрывке в Послании Иуды, и возможно, что эти лжеучителя ставили особый акцент на отрицании искупительной работы Христа. А также и их учение о Боге было неправильным, потому что они "не знают, что в начале словом Божиим небеса и земля составлены" (3.5). Хотя не говорится, каково же их учение о сотворении, но несомненно, что они отрицают всемогущество Бога.
Подробности в гл. 2 почти полностью касаются практических пороков, и большинство из них также упоминаются в Послании Иуды. Прежде всего это разврат и любостяжание (2.2, 3), а затем следует описание суда над древними за их беззаконие, и особый акцент ставится на отношении Лота к окружавшему его распутству, очевидно как пример для верующих перед лицом надвигающейся опасности. Далее дается обещание избавления для благочестивых и суда над теми, кто погряз в своих страстях (2.9-10). Поведение этих людей описывается в ярких красках: они распутники, срамники и осквернители, рабы тления. Особый акцент ставится на разврате, и его надо считать главным фактором в образе жизни, который эти люди ведут. И пагубно не только их поведение, но и его влияние (2.18-19). Эти безнравственные поступки совершаются не тайно, как если бы люди, их совершающие, стыдились их, но делается это открыто, на глазах у всех (2.13). А также подчеркивается и неподчинение властям (2.10 и далее), что может привести только к анархии.
Особой отличительной чертой лжеучителей во Втором Послании, в противоположность Посланию Иуды, является отрицание парусин и надругательство над теми, кто ее ожидает (3.3 и далее). В 2 Пет. 3 говорится не только об уверенности в реальности Пришествия, но и разрушении сегодняшнего мирового порядка и установления нового. Лжеучителя проповедовали явно рационалистический подход к эсхатологии139.
Принимая во внимание эти характеристики, в какой мере можно их считать отражениями какого-то гностического движения? Конечно большинство их можно найти в гностицизме, но едва ли в полностью его развитых системах. Подход гностиков к Священному Писанию хорошо показан в 3.16, потому что они не признавали свидетельств Писания на том основании, что живой голос имеет больший авторитет140. Под живым голосом они имели в виду свои собственные тайные предания, которые привели их к отрицанию действительности ортодоксальных апостольских Писаний и замене их своими. Но "превращение" апостольских Писаний, и особенно Павла, началось еще до развитого гностицизма141. Скорее оно было одной из причин, а не следствием гностицизма. Умаление значения существовавших апостольских источников явилось необходимой предпосылкой для их замены псевдоапостольскими писаниями, чтобы поддержать противоположные мнения. Учение, которое боролось с развратом лжеучителей, (что красной нитью проходит в Посланиях Павла), было хорошей мишенью для искажения, что должно было иметь место во время зарождения тех движений.
Акцент на "рассудительности" (gnwsis /gnosis/) в этом Послании может сразу же предположить противовес высшему знанию во всех гностических системах, но в Послании gnwsis является только одной из других добродетелей, перечисленных в 1.5-6, и никак не подчеркивается, что можно было бы ожидать, если бы писатель боролся с какой-либо гностической системой142.
Что касается других данных, то они мало чем могут помочь в выяснении вопроса относительно характера этих лжеучителей. Нравственной распущенностью отличались карпократы (последователи Карпократа и Эпифана). Такого рода угроза могла возникнуть в любое время для христианства в его языческом окружении. Так, она появилась в Коринфской церкви во времена апостола Павла и в Азиатских церквах, о которых говорится в Откровении 1-2. Фактически много общего можно найти между лжеучителями во Втором Послании Петра, коринфскими либертинами и азиатскими николаитами143.
Отношение к парусин не соответствует ни одной известной гностической системе. Слишком много времени уже прошло, чтобы мог сохраниться интерес к близкому пришествию Христа, но форма вопроса "ругателей" (3.4) предполагает время, когда вера в близкое Его возвращение была очень крепка. Это несомненно скорее предполагает дату написания Послания в I в., чем во II в.144
В заключение надо отметить, что эти смутьяны сравниваются с "лжепророками" (yevdoprofhtoa /pseudoprofetai/) и "лжеучителями" (yevdodidaskaloi /pseudo-didascaloi/, и оба эти термина подчеркивают скорее ложное учение, чем поведение, но тем не менее Послание касается главным образом последнего145. Все приведенные детали позволяют предположить не более чем общую тенденцию к беззаконию'46.
Важно помнить, что тесное литературное сходство между этими двумя письмами не может влиять на решение вопроса авторства, хотя несомненно и связано с ним. Сходство между ними еще не означает, что автором их обоих был Петр. В обоих имеется группа слов, которые встречаются только в этих двух Посланиях и нигде больше во всем Новом Завете, а также и несколько слов и идей, как, например, слово arhte /arete/, которое в обоих Посланиях приписывается Богу (2 Пет. 1.3; 1 Пет. 2.9), слово epicorhghsate /epichoregesate/ в 2 Пет. 1.5 сопоставимо со словом corhgei /choregei/ в 1 Пет. 4.11, а также множество других сопоставлений такого рода . Что касается стилистического сходства, то самым очевидным является одинаковое употребление артиклей. Так, в обоих Посланиях существительные часто стоят без артикля, а фразы вводятся при помощи артикля148. О языковых и стилистических различиях мы уже говорили выше, когда рассматривали вопрос авторства. Здесь интересно привести вывод Мейора149, который сказал: "Не может быть никакого сомнения, что в целом стиль Первого Послания Петра более ясный и простой, чем Второго, но между ними нет такого большого глубокого различия, которое некоторые пытаются доказать". Кроме этих языковых и стилистических различий Чейз150 находит еще четыре других: использование Ветхого Завета; воспоминание учения Господа; использование Посланий Павла; доктринальные различия. Об этих различиях мы уже говорили и показали их причины.
Бубайер (G. H. Boobyer) попытался разрешить весь вопрос связи между этими двумя Посланиями151 тем, что, как он полагает, 2 Пет. 3.1 было написано, имея в виду 1 Пет. 1.10-12, что объясняет дальнейшие ссылки на Первое Послание. Затем он сравнивает 2 Пет. 1 с 1 Пет. 1 и, полагая, что первое зависит от последнего, считает, что эта зависимость не ограничивается только обращением. Хотя и признавая различие между этими двумя Посланиями, он полагает, что 2 Пет. 1.3-11 было написано под влиянием 1 Пет. 1.3-9. Сравнивая 1 Пет. 1.10-12 с 2 Пет. 1.12-21, он считает 1 Пет. 5.1 введением к повествованию о Преображении. Особое значение он придает 2 Пет. 1.14, которое объясняет сочетанием ссылки на Первое Послание Петра и знания синоптического повествования о Преображении (возможно, у Матфея или Марка).