И. А. Зинт30 (J. A. Sint) и В. Шпеер31 (W. Speyer) подходят к вопросу псевдоэпиграфии путем классификации. Зинт отличает мифические и религиозные произведения от литературных, но признает, что провести между ними четкую грань очень трудно. Шпеер различает три вида псевдоэпиграфии: подлинно религиозные произведения, которые приписывались какому-то божеству или мифологическому лицу; поддельные произведения, которые имитировали подлинные; и художественные произведения, которые можно классифицировать как поэзию. По его мнению большинство псевдоэпиграфов были написаны в интересах еретических учений.
Д. Мид32 (D. G. Meade) обращает внимание на проблему мотивации. Он не столько говорит о возможности псевдонимичности в библейских текстах, потому что уверен в ней, сколько пытается объяснить это практику с богословской точки зрения. Более того он определяет псевдонимичность в столь широком смысле слова, что исключает любое предположение о ней как о литературном приеме. Фактически он считает литературный подход поверхностным, а вопрос возможности нахождения литературных параллелей как не имеющий значения. Таким образом он выдвигает тезис, что литературное приписывание - это прежде всего удостоверение авторитетного предания, а не литературного происхождения33.
Мид ссылается на три группы ветхозаветных и еврейских писаний, в которых находит то, что называет истолкованием или развитием (Vergegenwartigung) предания, приписывая его тому же источнику, которым пользовался автор этого предания. На основании своего изучения Исайи, Притчей Соломона, Даниила и 1 Еноха он делает вывод, что собрание еврейских писаний предполагает беспрерывность между откровением и преданием, подтверждая тем самым идею псевдонимичности.
Исследователь считает, что его выводы из еврейской литературы автоматически применимы к развитию христианской литературы. Но можно ли с этим согласиться в виду различий литературного жанра? Так и с методологией Мида можно не согласиться, потому что, несмотря на свой детальный анализ и технический метод, его исследование не лишено предвзятости.
Д. Мид вынужден признать, что псевдонимичность "в библейской практике" просуществовала недолго. Если псевдонимичность была таким признанным богословским методом, потому что признавала, например, что Павел в Пастырских Посланиях и в Послании к Ефесянам и Петр во Втором Послании Петра сами стали частью предания, то странно, что этот метод не получил более широкого применения. И перед новозаветной критикой стоит дилемма, которую данный подход не разрешает. Прежде чем говорить о новозаветной эпистолярной псевдонимичности, необходимо предположить существование соответствующих параллелей и установить какое-то звено между ними и возможными новозаветными псевдоэпиграфическими произведениями. Мид отвергает такое требование, но не является ли именно оно основным?
Автор теории не сомневается в "явной эпистолярной псевдонимичности Пастырских Посланий"34. А это значит, что он из начально имеет сильное предубеждение относительно их аутентичности. Мид считает, что они имеют много элементов из писаний Павла и "актуализируют этот материал для своего поколения"35. Но очень трудно провести четкую границу между мыслью Павла и развитым преданием. Если неизвестный писатель мог так адаптировать учение Павла к новой ситуации, то трудно увидеть, на каких логических основаниях можно исключить Павла из такого широкого применения его учения. Эту дилемму не может разрешить процесс развития, потому что такой процесс можно увидеть и в бесспорных Посланиях Павла, так как апостол Павел всюду адаптировал свое учение к нуждам своих читателей.
Необходимо более подробно остановиться на главном утверждении Мида о том, что псевдонимность (в библейской практике) является удостоверением не литературного происхождения, а авторитетного предания Павла. Он требует от нас, чтобы мы поверили, что христианская Церковь приветствовала каждого, кто писал письмо, предполагающее авторство Павла, потому что то, что он делал, было развитием учения Павла. Но это значит, что в новозаветные времена литературные формы меньше волновали Церковь, чем в более поздние. Мид старается нас убедить, что такие церковные авторитеты, как Тертуллиан и Серапион, которые оба осуждали псевдонимичность, делали это только в том случае, когда она использовалась в интересах ереси. Но с таким мнением никак нельзя согласиться.
Хотя теория Мида является серьезной попыткой разрешить проблему мотивации, надо признать, что она оставляет открытым реальный вопрос, почему вообще ранняя Церковь обращалась к псевдонимичности. История канона не позволяет сделать вывод, что писания под вымышленными именами были включены в Новый Завет. А то, что внешние данные не подтверждают положительного отношения к практике псевдоэпиграфии в раннем христианстве, никак не может служить аргументом против попыток доказать такое отрицательное отношение36.
Примечания
1 Die Psychologic der Pseudonymitat im Hinblick auf die Literatur des Urchristentums (1932).
2 Op. cit., p. 12. Торм (Torm) цитирует работу: J. P. Mahaffy, The Silver Age of the Greek World (1906), p. 441. Ср. также: M. Dibelius, A Fresh Approach, pp. 140-141.
3 К. Бергер (К. Berger, ZNTW 65 (1974), pp. 190-231) проводит сравнение между литературной формой апостольских писем и Апокалипсиса и обнаруживает теснейшую связь между литературными формами речей в этих книгах. Он сравнивает их с иудейскими пророческими посланиями, заветами и апокалипсисами. Однако Послания Павла, по-видимому, относятся к совершенно другой литературной форме.
4 The Apocrypha and Pseudepigrapha in English (1913), vol. П, p. 1. Однако не все согласны с его предложением. Мид (D. G. Meade, Pseudonymity and Canon (1986), p. 102) отвергает это мнение на том основании, что приписывание того или иного имени объясняется стремлением указать на авторитетное предание, а не на литературное происхождение. Детальное рассмотрение еврейского подхода к псевдоэпиграфии см. в той же работе: pp. 17-102.
5 Ср.: L. H. Brockington, "The Problem of Pseudonymity", TTS, n.s. 4 (1953), pp. 15-22. Исследователь настаивает на существовании пяти направлений в развитии иудейской псевдоэпиграфии, пятое из которых является апокалиптическим. Все же в этой схеме не нашлось места эпистолярной псевдоэпиграфии. Брокингтон не касается этой проблемы, поскольку эпистолярных произведений нет в Ветхом Завете.
6 Ср. краткое описание содержания и цели этого Послания в работе Р. Пфейффера: R. Н. Pfeiffer, Histoiy of New Testament Times with an Introduction to the Apocrypha (1949), pp. 426-432. Ср. статью Болла (С. J. Ball) в книге Чарльза: Charles, The Apocrypha and Pseudepigrapha in English (1913), vol. I; а также: Е. Schurer, A History of the Jewish People in the Times of Jesus Christ (n.d.), P, vol. III. p. 195. См. также пересмотренное издание (eds. S. Vermes, F. Millar and M. Goodman) vol. III. 2, pp. 743-745.
7 Ср.: Н. G. Meecham, The Oldest Version of the Bible (1932), pp. 133 ff.; P. Wendland, Der Brief des Aristeas, in Die Pseudepigraphen zum Alien Testament (ed. E. Kautzsch, 1900), pp. 1 ff.; H. T. Andrews, in Charles, Pseudepigrapha (1913), pp. 83-122; R. H. Pfeiffer, History of the New Testament Times (1949), pp. 244 ff.
8 M. P. Джеймс (M. R. James) включает в свою работу Apocryphal New Testament (1924) только шесть посланий, или писем из этой переписки, хотя он и упоминает о других произведениях, таких как "Письмо Христа" относительно первого дня недели (восресенья) и "Послания Тита". Оба письма Джеймс считает бездарными, что можно сказать и о большинстве христианских апокрифических книг.
9 De Baptismo, 17.
10 Ефрем прокомментировал его, однако это послание отсутствует в Сирийском каноне, относящемся приблизительно к 400 г. (ср.: Souter, The Text and Canon of the New Testament, 1913, p. 226).
11 Cayrep (Souter, op. cit, pp. 184 f.) утверждает, что предание ассирийской церкви, посредником которого являлся Татиан, происходит из Рима. Между каноном Маркиона и Сирийским каноном (а значит, и каноном Ефрема) обнаруживается разительное сходство. Третье послание к Коринфянам, опущенное в первых двух канонах, располагается в каноне Ефрема после Второго Послания к Коринфянам. Совершенно очевидно, что Ефрем считал 3 Кор. подлинньш посланием Павла. В целом "Деяния Павла" имели более широкое хождение, так как Климент Александрийский, Ориген, Ипполит и "Амвросиастр", представляющие и Западную, и Восточную церкви, знали и использовали этот труд, хотя и не считали его при этом каноническим.
12 М. Р. Джеймс (М. R. James, op. cit, p. 478) допускает, что слово "выдуманный" может относиться к одному только Александрийскому посланию.
13 Op. cit, p. 479.
14 New Chapters in the New Testament Study (1937), p. 172.
15 Фентон (J. C. Fenton, "Pseudonymity in the New Testament", Theology, 58 (February 1955), pp. 51 ff.), называя 12 возможных псевдоэпиграфов в Новом Завете, тем не менее признает проблематичный характер этого предппложения. Но он подходит к решению этой проблемы с точки зрения общепринятой в то время псевдоэпиграфической практики и предположения о том, что христиане восприняли иудейскую практику. Фентон рассматривает проблему в общем, однако среди двенадцати предложенных им псевдоэпиграфов фигурируют 8 Посланий. Он не усматривает разницы между различными классами псевдоэпиграфии.
160p.cit.,p. 12.
17 Ср.: D. G. Meade, Pseudonymity and Canon (1986), p. 205.
18 Бели здесь имелось ввиду только одно Александрийское послание, то проблма остается.
19 Цит. в книге Весткотта: Westcott, On the Canon of the New Testament (1875), p. 386.
20 Дж. Кендлиш (J. S. Candlish, "On the Moral Character of Pseudonymous Books", Exp. IV, iv, p. 101) считает свидетельство Серапиона указанием на то, что псевдонимность той или иной книги являлась еще недостаточным поводом для ее осуждения в том случае, если она представлялась безобидной. Все же есть данные в пользу того, что фиктивный характер произведения признавался читателями, которые считали себя ортодоксальными христианами. Скорее всего, что Серапион не имел в начале точных сведений относительно псевдоэпиграфического характера этой книги, хотя он сам отвергает ее на основании сомнительного авторства. Вероятнее всего он не желал непременно воспрепятствовать чтению этой книги в церкви, так как он пишет: "Если только это (т. е. псевдонимичность - прим. перев.) вызывает у вас незначительные подозрения (англ, petty jealousies), то ее можно читать" (Westcott, op. cit., p. 386). Любопытно отметить, что M. Р. Джеймс (M. R. James, op. cit, p. 14) перводит на английский язык слово mikroyvcian /micropsychian/ (букв, русск. "малодушие") не как "petty jealousies" (мелкие подозрения), а как "scruples" (колебания).