Да и на деньгах (в данном случае – на австрийских кронах!) обычно не указывается способ их появления у какого-либо конкретного лица, если только не предпринимаются заранее вполне определенные меры для их отслеживания!
С учетом же сведений, приведенных нами выше, о широчайшем размахе торговли военными секретами накануне Первой Мировой войны, становится ясным, что и Редль вполне мог использовать этот канал наживы в собственных интересах.
От обвинений и подозрений по данному пункту мы и не собираемся его освобождать.
Роуэн продолжает: «Между тем после смерти Редля и обыска в его доме были приняты самые беспрецедентные меры, чтобы скрыть его предательство. Во всей Австрии не более десяти человек знали правду /.../. Каждый из них, как потом оказалось, дал клятву не говорить никому ни слова о случившемся. Даже император Франц-Иосиф и его наследник эрцгерцог Франц-Фердинанд не были посвящены в это дело»[fffffffffffffff].
Последняя фраза является определенной передержкой, но кое-что интересное в ней имеется – это нам предстоит объяснить.
Генерал Конрад фон Хётцендорф, взявший на себя всю ответственность за принятые решения и заведомо превысивший при этом пределы своих служебных полномочий, явно подставил себя тем самым под возможный удар в случае каких-либо упущений, а потому не мог не сообщить о происшедшем двоим своим высшим начальникам – упомянутым императору Францу-Иосифу и эрцгерцогу Францу-Фердинанду. И Конрад, конечно, информировал их обоих еще до того, как в прессе разразился скандал, разрушивший якобы формировавшийся заговор молчания, хотя и сделал это лишь после смерти Редля.
Подтверждающий это текст доклада Конрада от 26 мая 1913 года приводится нами несколько ниже.
Теперь о сюжете возникновения скандала, абсолютно противоречащем утверждению, что предпринимались беспрецедентные меры, чтобы скрыть предательство Редля:
«Но все старания сохранить происшествие в тайне оказались напрасными, поскольку лучший слесарь Праги оказался страстным игроком в футбол.
Слесарь Вагнер не смог принять участие в игре своей команды „Штурм-1“ в воскресенье 25 мая 1913 года, из-за чего, как писала газета „Прагер тагблатт“, она проиграла со счетом 5:7. Капитан команды в понедельник навестил центрального защитника[ggggggggggggggg] Вагнера, чтобы выяснить причину его отсутствия на игре, и узнал, что того срочно вызвали армейские офицеры по слесарным делам.
Короче говоря, Вагнеру поручили отпереть входную дверь в дом Редля, а затем открыть, а в случае необходимости и сломать все замки ящиков, витрин, гардеробов, ночных столиков, письменного стола и шкафов. В них было обнаружено много различных документов, фотографий, денег, географических и топографических карт и планов. Некоторые документы и бумаги, как узнал слесарь, были русского происхождения. Офицеры были настолько ошеломлены увиденным, что только время от времени восклицали:
– Как такое возможно? Кто бы мог подумать!
Капитан команды, который был по профессии журналистом, заинтересовался рассказом своего игрока»[hhhhhhhhhhhhhhh].
Этим капитаном команды, а также и журналистом, и оказался знаменитый позднее Эгон-Эрвин Киш, который и сделался знаменитым в результате всей этой истории с полковником Редлем: Киш, до того вовсе не знаменитый, четко расценил предоставившийся ему шанс и воспользовался им сполна!
Повторное вторжение Киша в историю с Редлем, которое он предпринял позднее – в 1924 году, тем более заставляет изложить о нем известные, но в то же время довольно необычные подробности[iiiiiiiiiiiiiii].
Пражский еврей, Киш родился в 1885 году, печатался в «Прагер тагеблатт» с 1904 года, а известность, которую он заработал на скандале с Редлем, позволила ему расширить сотрудничество с более солидной прессой.
Позже он участвовал в Первой Мировой войне младшим офицером Австро-Венгерской армии.
В 1918 году Киш стал одним из руководителей нелегальных солдатских комитетов, командиром Красной гвардии в Вене, вступил в коммунистическую партию Австрии.
В 1921-1933 годах Киш жил в Берлине. С 1925 по 1931 год неоднократно выезжал в Советский Союз, а в 1928-1929 годах под чужим именем путешествовал по США. В 1933 году был арестован нацистами и, как иностранный подданный, выслан в Чехословакию. В 1934 году, не получив разрешения на въезд в Австралию (?) для участия в антифашистском конгрессе, прыгнул с борта корабля, был задержан, приговорен к шести месяцам заключения и выслан из страны.
В 1937-1938 годах Киш был бойцом Интернациональных бригад в Испании, в 1940-1946 годах в Мексике сотрудничал в эмигрантском журнале «Фрайес Дойчланд»[jjjjjjjjjjjjjjj]. В 1946 году вернулся в Прагу, где был избран почетным председателем еврейской общины города.
Вся эта биография заставляет подозревать, что Киш после Первой Мировой войны тесно сотрудничал с советской разведкой, а его отсутствие в 1937-1946 годах в Советском Союзе позволило ему избежать репрессий, обрушивавшихся в те годы на большинство советских разведывательных кадров.
Однако понятно, что подобная личность не могла импонировать сталинскому руководству после Второй Мировой войны, и дата смерти Киша (31 марта 1948 года – почти сразу вслед за коммунистическим переворотом, произведенном в Чехословакии) выглядит достаточно зловеще.
Роуэн продолжает рассказ о Кише:
«В утреннем издании газеты он, как редактор „Прагер тагблатт“, поместил небольшую заметку, в которой „с сожалением“ говорилось о самоубийстве полковника Редля, начальника штаба 8-го корпуса, „одного из способнейших офицеров, который явно мог рассчитывать на получение генеральского звания“. Полковник, выехавший в Вену „по служебным делам, застрелился под влиянием депрессии, вызванной длительной ночной работой“»[kkkkkkkkkkkkkkk] – здесь Роуэн некритически воспроизводит позднейшие измышления Киша, постаравшегося приписать себе максимум заслуг в разоблачении «Дела Редля» в прессе.
На самом же деле официальное сообщение указанного содержания было распространено к утру понедельника 26 мая Венским Телеграфным Агентством – по очевидному распоряжению высших властей. Не только «Прагер тагеблатт» (издававшаяся на немецком языке – как и подавляющая часть прессы в тогдашней Чехии), но и многие другие газеты и в Австро-Венгрии, и за рубежом поместили это сообщение на своих страницах 26 мая или на следующий день[lllllllllllllll].
Но вот уже с утра 27 мая 1913 года параллельно этому действительно стартовал скандал, заваренный Кишем, хотя и здесь он, по-видимому, несколько преувеличил собственную роль: многочисленность и распространенность публикаций аналогичного содержания заставляют подозревать, что Киш (через Вагнера) оказался не единственным каналом, по которому был искусно осуществлен слив информации, необходимый организаторам скандала вокруг «Дела Редля»[mmmmmmmmmmmmmmm].
Так или иначе, но Киш совершенно правильно расценил подсунутые ему сведения: «ведь русские документы, фотографии и планы, комиссия офицеров, произведшая обыск в его доме буквально через несколько часов после его смерти, говорили о другом – о шпионаже и предательстве!
Капитан команды, он же репортер, вышел на след сенсационной тайны, но сделать о ней сообщение даже в своей газете не мог. Уже тогда, в 1913 году, цензура в Богемии была настолько свирепа, что какие-либо подробности о „деле Редля“ означали бы появление в редакции полиции, запрет газеты, а возможно и тюрьму целому ряду журналистов. Однако чешское и немецкое население Богемии уже научилось „читать между строк“. Дабы намекнуть, что Редль был шпионом и предателем своей родины, во вторник, 27 мая, в газете была помещена редакционная статья, в которой говорилось:
„Высокими инстанциями нам поручено развеять слухи, распространявшиеся в обществе, в особенности в военных кругах, о начальнике штаба пражского корпуса полковнике А. Редле, который, как сообщалось, совершил в воскресенье утром в Вене самоубийство. В слухах утверждается, что причиной этого, возможно, послужило предательство и передача им военных секретов иностранному государству, скорее всего России. Нам, однако, достоверно известно, что обыск, произведенный в его доме комиссией офицеров, преследовал совершенно иные цели“.
Капитан футбольной команды был также пражским корреспондентом одной из берлинских газет[nnnnnnnnnnnnnnn]. Так что 28 мая вся Европа читала его изложение о самоубийстве и предательстве Редля. Австрийские офицеры, мнением которых интересовались, пытались отрицать шпионскую деятельность Редля, но им не очень-то верили. И только после окончания Первой мировой войны был установлен гигантский размах десятилетнего предательства этого штабного офицера и те последствия, которое оно имело»[ooooooooooooooo].
Обратим теперь внимание на истолкование некоторых подробностей, на которые не обратили должного внимания наши предшественники.
Во-первых – участие в обыске генерала Гизля.
Мы уже писали, что Конрад, Урбанский и Ронге не располагали должными полномочиями, позволяющими им официально арестовывать и допрашивать Редля. Тем более не имели они никаких полномочий и на проведение обыска в его фактически служебной квартире в Праге. Поэтому они обязаны были обратиться прямо к Гизлю. Какими аргументами они оперировали – нам не известно, но Гизль уважил их просьбу, сам, однако, приняв участие в обыске.
Забегая вперед, мы можем предположить, что Гизль при этом исходил из интересов не лихих расследователей, а своего отсутствующего подчиненного и даже своих собственных: позднее никакие пожелания, исходившие от этой же группы венских военных, ни малейшего удовлетворения в Праге не получали[ppppppppppppppp].