Внимание к своему питомцу профессора-цивилиста простиралось далеко за пределы занятий правоведением. Константин Петрович стремился быть ему полезным во всем. Он по сути руководил выбором чтения наследника, до которого тот был небольшой охотник, ненавязчиво обращая его взгляд на некоторые новинки литературы. Присылал, сопровождая своей рекомендацией, произведения Лескова, Гончарова, Достоевского. Привлекал внимание и к новым исследованиям в области русской истории, любителем которой считался Александр Александрович. Зная об особом интересе наследника к восточному вопросу, к балканским проблемам, оповещал о последних статьях на эту тему.
Победоносцев уже с середины 60-х гг. взял на себя обязанности добровольного секретаря наследника, подготовляя для него некоторые официальные письма и заявления. В общем, Константин Петрович сделал все, чтобы, завершив преподавание наследнику, остаться для него нужным и сохранить с ним доверительные и дружеские отношения.
В отношениях этих особое место занимала память о цесаревиче Николае Александровиче. Зная о горячей привязанности Александра к старшему брату, Победоносцев делился с ним только светлыми воспоминаниями об ученических годах Николая Александровича, создавая и в воспитательных целях некий идеальный образ для подражания.
Общее горе сблизило Александра Александровича с невестой брата. Принцессе Дании Дагмаре было 18 лет, когда она потеряла жениха. Молодые люди искренне потянулись к друг другу и, подталкиваемые родителями обручились уже в год смерти Николая Александровича. В октябре 1866 г. Дагмара стала женой великого князя Александра Александровича, приняв имя Марии Федоровны.
В обществе поговаривали, что, потеряв столь блестящего жениха, датская принцесса стала тут же «ловить в свои сети» нового наследника российского престола, не желая расстаться с мечтой о царской короне. Однако, как и все династические браки, этот брак был заблаговременно продуман и тщательно подготовлен. Своеобразным свидетель4ством ориентации Александра II именно на этот брак наследника трона является приглашение к братьям в 1853 г. преподавателем русского языка и словесности, а также немецкого языка Я. К. Грота. Историк литературы, переводчик и языковед, Я. К. Грот среди плеяды российских словесников способностями не выделялся, но профессор Гельсингфорского университета был едва ли не единственным в ту пору специалистом по скандинавской литературе.
Заинтересованность правящих династий России и Дании в браке наследника трона с датской принцессой была обоюдной. Датский королевский дом имел родственные связи со многими крупными европейскими дворами и династиями, в том числе Англии, Германии, Греции, Норвегии. Союз Александра Александровича с принцессой Дагмарой укреплял и расширял династические связи Романовых в Европе, усиливая тем самым и их влияние. Но в данном случае имперские интересы не противоречили чувствам молодых.
Влюбленность Дагмары в первого жениха, почти детская, оказалась довольно хрупкой. Ее влечение к Александру Александровичу, явно уступавшему брату и в красоте, и в живости характера, было менее романтичным. Но цесаревич с таким обожанием относился к «красавице Минни», что она ответила ему прочной привязанностью. Мария Федоровна была не только хороша собой, но еще умна и образованна. В своем новом статусе она, однако, не удовлетворилась полученным европейским образованием. Быстро овладела русским языком, стала знакомиться с русской литературой и историей, стремясь приобщиться к культуре, обычаям и традициям страны, ставшей ей отныне родиной. Любознательная и трудолюбивая, она выразила желание прослушать лекции С. М. Соловьева и заниматься с Победоносцевым — параллельно с Александром Александровичем. Ее усердие оказало благотворное влияние на нерадивого к наукам супруга. Думается, Мария Федоровна немало способствовала его интеллектуальному и эмоциональному развитию в целом.
Один за другим в семье наследника появляются дети:
Николай (1868 г.), Александр (1869 г.), Георгий (1871 г.), Ксения (1875 г.), Михаил (1878 г.), Ольга (1882г.). Их детство и юность, проходившие в дворцах Петербурга, Гатчины, Царского Села и Ливадии, были безоблачными и праздничными: дорогие игрушки, преданные слуги, выписанные из Европы бонны и гувернеры и тепло родительской любви. Никто и предвидеть не мог, как драматично сложатся судьбы тех из них, кому суждено было дожить до революции (Александр умер в младенчестве, Георгий — в 1902 г.).
Семейные заботы, общие радости и потери все больше скрепляли союз Александра Александровича и Марии Федоровны. Жизнь их протекала налаженно и по-своему гармонично, являя собой контраст частной жизни Александра II. Его открытая связь с Екатериной Михайловной Долгорукой порицалась даже близкими царю людьми. Российский император мог иметь увлечения, мимолетные связи, но не две семьи: это создавало угрозу для правящей династии. Личная жизнь царя слишком тесно переплеталась с политикой, чтобы быть только его достоянием. Роман отца с Е. М. Долгорукой (ставшей по его велению в 1880 г. светлейшей княгиней Юрьевской) доставил наследнику немало горьких переживаний, уязвляя его в самое сердце. Не перестававший любить отца, он был оскорблен за мать, покинутую, по сути преданную в тяжелый для нее период жизни — в старости и болезни. Он имел все основания считать, что многолетняя связь Александра II с Долгорукой способствовала болезни императрицы и ее смертельному исходу. Он никогда не мог забыть, что в минуту кончины Марии Александровны (в мае 1880 г.) отец был не с ней — его пришлось вызывать от Долгорукой.
Воспитанный в патриархальном духе, Александр Александрович привык почитать отца, не смея открыто порицать его. К тому же он понимал, что семейная распря могла бы привести к непредсказуемым последствиям. Сложные отношения с отцом-царем, где горячая сыновья привязанность соседствовала с осуждением, раздражением, негодованием, где любовь готова была перейти в ненависть, внешне оставались ровными и спокойными. Пересиливая внутреннюю неприязнь, наследник стремился лояльно отнестись к Долгорукой, и отец ценил это. Если верить княгине Юрьевской, то именно наследнику поручил Александр II заботу о ней после своей кончины. Несколько опережая события, скажем, что эта отцовская воля не была исполнена Александром Александровичем, как и некоторые другие его заветы.
Согласно статусу наследника, великий князь Александр Александрович приобщается к государственной деятельности — участвует в заседаниях Государственного совета и Комитета министров. Его первая должность — председатель Особого комитета по сбору и распределению пособий голодающим — связана с голодом, постигшим в 1868 г. ряд губерний (особенно Смоленскую) вследствие неурожая. Назначение это сразу же обеспечило наследнику общественные симпатии. Поэт А. Н. Майков сообщал Ф. М. Достоевскому, находившемуся за границей, что наследник «входит в большую популярность». У Аничкова дворца—его резиденции — ежедневно вынимали из кружки для пожертвований по 3—4 тысячи рублей, а в день рождения Александра Александровича извлекли около 6 тысяч.
«Как я рад, что наследник в таком добром и величавом виде появился перед Россией,— откликнулся на эти сообщения Достоевский,— и что Россия так свидетельствует о своих надеждах на него и своей любви к нему. Да хоть бы половина той любви, как к отцу, и того было бы довольно».
С охотой занимаясь благотворительностью и в более поздние годы, что поощряла и Мария Федоровна, цесаревич среди других своих занятий особую склонность питал к военному делу. С пристрастием следил за преобразованиями в армии, предпринятыми способным и знающим военным министром Д. А. Милютиным, постоянно вмешивался в его распоряжения, не всегда будучи для этого достаточно компетентным.
В январе 1869 г. Александр Александрович записывает о своем присутствии на докладе военного министра. Резко выступив против Милютина, цесаревич упрекал министра и его соратников, что они не прислушиваются к его рекомендациям, «мешают, вместо того чтобы помогать». «Я решился идти теперь напролом и не останавливаться ни перед кем»,— заключает будущий самодержец.
Несколько ранее уже произошло событие, подтверждающее способность Александра Александровича «идти напролом». П. А. Кропоткин рассказывает в своих воспоминаниях о столкновении наследника с офицером, командированным Милютиным в США, чтобы заказать ружья для русской армии. Имени его мемуарист не называет, но, судя по всему, речь идет о К. И. Гуниусе. Это он, русский офицер, швед по происхождению, вместе с подполковником Горловым был отправлен в Америку с образцами стрелкового оружия для готовившегося перевооружения российских войск. Их выбор наследнику пришелся не по вкусу, он раскритиковал привезенные ружья. «Во время аудиенции,— рассказывает Кропоткин,— цесаревич дал полный простор своему характеру и стал грубо говорить с офицером. Тот, вероятно, ответил с достоинством. Тогда великий князь пришел в настоящее бешенство и обругал офицера скверными словами». Офицер немедленно ушел и прислал наследнику письмо, в котором требовал, чтобы тот извинился. Он прибавлял, что если через 24 часа не получит извинения, то застрелится. «Я видел его,— свидетельствует Кропоткин,— у моего близкого друга в тот день, когда он ежеминутно ждал, что прибудет извинение. На другой день его не было в живых».
Александр II, разгневавшись на сына, приказал ему идти за гробом до могилы. Но «даже этот страшный урок», по словам Кропоткина, «не излечил молодого человека от романовской надменности и запальчивости».
Думается, именно эти отмеченные мемуаристом черты, а не природная жестокость прежде всего сказывались в отношениях Александра Александровича с зависимыми от него людьми. Ту же нравственную глухоту проявлял он и став императором: чего стоили некоторые его пометки на полях официальных документов, унижающие и оскорбляющие их авторов. Но с отпором своей сиятельной вседозволенности он сталкивался очень редко. Потому-то он и не принял всерьез угрозу К. И. Гуниуса, что привык к иным понятиям о чести и достоинстве в своем окружении.