Тиллих пишет: “Когда учение о Боге начинается с определения Бога как Самого-Бытия, в систематическую теологию вводится философское понятие бытия. Так было в самый ранний период христианской теологии. Так было и во всей истории христианской мысли.”[105] В теологической системе Тиллиха понятие бытия появляется в трех местах: в учении о Боге, где Бог назван бытием как таковым (Самим-Бытием) или Основанием Бытия или Силой Бытия; в учении о человеке, где проводится разграничение между сущностным и экзистенциальным бытием человека; и, наконец, в учении о Христе, где он назван проявлением Нового Бытия, актуализация которого является делом Божественного Духа.
Тиллих говорит о том, что классическая теология всегда пользовалась понятием “бытие”, однако оно критиковалось как с точки зрения номиналистской философии, так и с позиции персоналистской теологии. Он считает необходимым, учитывая ту первостепенную роль, которая отведена данному понятию в его системе, и ответить на критику, и в то же время и в то же время прояснить тот смысл, который обретает понятие “бытие” в зависимости от того, к чему именно оно прилагается.
Критика номиналистов и их последователей (к которым Тиллих причисляет неопозитивистов), по его мнению, основана на допущении, что понятие бытия представляет собой высочайшую из возможных абстракций. Оно понимается в качестве того вида, которому подчинены все остальные виды — как в отношении универсальности, так и в отношении степени абстракции. Если бы “бытие” воспринималось именно так, полагает Тиллих, то номинализм действительно мог бы интерпретировать его так же, как он интерпретирует все универсалии, то есть как те “коммуникативные” понятия, которые указывают на отдельные вещи, но при этом не обладают своей собственной реальностью. Реальностью обладает только в полной мере отдельное (вещь здесь и сейчас). Универсалии - это средства коммуникации без какой-либо силы бытия (по мнению как “старых”, так и “новых” номиналистов). А если так, то бытие как таковое не обозначает ничего реального. Бог, если он существует, существует как нечто отдельное, и может, по мнению номиналистов, быть назван самым индивидуальным из всех сущих.
Ответом на этот аргумент, полагает Тиллих, является то, что понятие бытия не имеет того характера, который ему приписывает номинализм и неопозитивизм. Бытие, полагает Тиллих, — это не высшая абстракция, хотя оно и требует способности к радикальному абстрагированию. Оно является выражением опыта бытия в противовес небытию. Именно поэтому, как уже было сказано, оно может быть определено как Сила Бытия, сопротивляющегося небытию. Именно поэтому средневековые философы называли бытие основной трансценденталией по ту сторону универсального и отдельного. В этом смысле понятие бытия воспринималось одинаково Парменидом в Греции и Шанкарой в Индии. В этом смысле его значение было заново открыто современными экзистенциальными философами — такими как Хайдеггер, Ясперс и Марсель. Это представление о бытии, полагает Тиллих, находится по ту сторону конфликта между номинализмом и реализмом (тем самым он четко идентифицирует себя с экзистенциальной философией ХХ века). Одно и то же слово, полагает Тиллих, если принимать его в качестве абстракции, будет пустейшим из всех понятий, но, если понимать его как Силу Бытия во всем, что обладает бытием, оно же станет самым осмысленным из всех понятий. Никакая философия, полагает Тиллих, не может устранить понятие бытия в этом последнем смысле. Оно может быть сокрыто под предпосылками и редуцирующими формулами, но оно все-таки предлежит основополагающим понятиям философствования. И все потому, что “бытие” остается содержанием, тайной и вечной апорией мышления. Никакая теология не может устранить понятие бытия как силы бытия. Никто не может их разделить. В тот самый момент, когда говорится, что Бог есть (или что он обладает бытием), встает вопрос, каким образом понимать его отношение к бытию. Единственно возможным, судя по всему, является тот ответ, что Бог — это Само-Бытие (в смысле Силы Бытия или силы преодолевать небытие).
Что касается «персоналистической теологии», то, пишет Тиллих, ее главный аргумент против использования категории бытия производен от персонализма человеческого опыта священного, поскольку персоналистичность этого опыта выражена в личностных образах Бога и в личностном (“лицом к лицу”) отношении человека к Богу в живом благочестии. Этот персонализм, по мнению Тиллиха, ярче всего проявлен в библейских религиях (христианстве, иудаизме, исламе). Он скрупулезно анлизирует эту проблему в книге “Библейская религия и поиск Абсолютной реальности” (См. “Biblical Religion And Search For The Ultimate Reality”. Chicago University Press, 1955). В противоположность многим восточным (буддизм, брахманизм, джайнизм, даосизм) религиям и неоплатоническому, а также и христианскому мистицизму вопрос о бытии эксплицитно в Библейских религиях, по мнению Тиллиха, не поднимается. Радикальное отличие библейского персонализма от философской онтологии он представляет без компромиссов. В книге подчеркивается, что формально в библейской литературе нет каких-либо онтологических поисков. В то же время необходимость задавать онтологический вопрос воспринимается с абсолютной серьезностью. В библейской религии эксплицитного онтологического мышления, как уже говорилось, нет. Однако там нет ни одного такого символа и ни одного такого теологического понятия, которые не имели бы онтологических импликаций. Только искусственные интеллектуальные барьеры, полагает Тиллих, могут помешать взыскующему сознанию задаваться вопросом о бытии Бога, о разрыве между сущностным и экзистенциальным бытием человека и о Новом Бытии во Христе.
Глава III. Существование как отчуждение.
§ 1. Сущностное и экзистенциальное бытие.
В этой главе мы должны рассмотреть важнейший аспект онтологии Тиллиха – проблему существования в различных её аспектах. Понятие «существование» равно важно для экзистенциальной философии и христианской антропологии. Во II томе «Систематической теологии» Тиллих со свойственной ему скрупулёзностью исследует это понятие в истории философской и теологической мысли. Философская и теологическая мысль, полагает Тиллих, неизбежно должны установить различие между сущностным (эссенциальным) и экзистенциальным бытием. В любой философской системе существует указание (иногда только имплицитное) на то, что различие это осознается. Всякий раз, когда идеальное противопоставляется реальному, истина — заблуждению, добро — злу, искаженность сущностного бытия не только предполагается, но и судится сущностным бытием.
С этимологической точки зрения, говорит Тиллих, коренной смысл глагола “to exist”, “существовать” (existere по-латыни) — “стоять вне”. Сразу же напрашивается вопрос: “Стоять вне чего?” Общим ответом но вопрос о том, вне чего же мы стоим, будет то, что стоим мы вне бытия. “Вещи существуют” означает то, что они обладают бытием и стоят вне ничто. Но от греческих философов, говорит Тиллих, мы научились тому, что небытие может быть понято двояко, то есть и как “ouk on” (абсолютное небытие), и как “me on” (относительное небытие). Существование, “стояние вне”, относится к небытию в обоих этих смыслах. Если мы говорим, что нечто существует, то тем самым утверждаем, что это нечто можно найти (непосредственно или опосредованно) в совокупном составе реальности. Оно стоит вне пустоты абсолютного небытия. Однако метафора “стоять вне” подразумевает и что-то вроде “стоять в”. Только то, что в каком-то отношении “стоит в”, может стоять и “вне”. Если мы говорим, что все существующее стоит вне абсолютного небытия, то это значит, что оно одновременно находится как в бытии, так и в небытии. Оно еще не целиком выступило из небытия, не стоит вне его полностью. Все существующее, как уже было сказано, конечно и является смешением бытия и небытия. А если так, то существовать — значит стоять вне своего собственного небытия. Но “существовать” означает “стоять вне” абсолютного небытия, в то же время в нем оставаясь: оно означает конечность, единство бытия и небытия. “Существовать” означает также и “стоять вне” относительного небытия, в то же время в нем оставаясь: оно означает актуальность, единство актуального бытия и сопротивления ему. Но в каком бы из этих двух смыслов мы ни понимали небытие, говорит Тиллих, существование в любом случае означает стояние вне небытия.