«Вечно» теономных творений не существует, считает Тиллих, поскольку любое культурное творение является единством субстанции, материи и формы; следует признать, что теономное творение всегда актуализируется в конкретной ситуации, в конкретной форме, то есть в профанных элементах. Образ теономии не может быть независим от ситуации, в которой он создан, и от ситуации, в которой оценивается. Творение культуры только тогда выражает своё подлинное предназначение, когда оно через себя свидетельствует о предельном смысле. Если определяющей является позиция Духа, выраженная в культурном творении, то, в принципе, любое произведение может стать носителем и выразителем предельного (теономного) смысла. Одновременно с этим любое, прежде бывшее теономным, творение, несёт в себе постоянную возможность деградации в автономное или гетерономное творение. Каждый культурно-исторический период является выражением и удостоверением религиозной жизни данного периода. Наиболее полное и яркое выражение творение культуры обретает в своём стиле как многомерном и целостном свидетельстве о духовной позиции творца и культурно-исторического периода. Когда приходит это понимание, говорит Тиллих, документы и события давних эпох становятся живыми и вечно значимыми для нас. «Теология культуры» в этом случае становится свидетельством о Вечной истине в конкретно-исторических условиях.
Нет абсолютно секулярных областей бытия, говорит Тиллих. В этом смысле даже в полностью автономной культуре сохраняется измерение Безусловного, хотя бы в негативном опыте переживания пустоты и бессмысленности – например, у К.Малевича (знаменитый «Чёрный Квадрат»), Ф. Кафки, А.Камю, С.Беккета, Э.Ионеско, Э.Уорхолла и др. Каждое сущее может стать выражением теономного синтеза. Наше отношение ко всему рукотворному необходимо должно включать в себя как позитивный, так и негативный момент. Ничто из сотворённого не может претендовать на утверждение себя как сущностно святого – но, с другой стороны, творение культуры, даже то, которое мы вправе назвать разрушающим культуру, в своей глубине основывается на опыте захваченности Силой Бытия (например, некоторые произведения искусства, посвящённые войне, смерти).[209] И в этом смысле оно позитивно.
Теоретической установкой, непосредственно связанной с теологией культуры, был и «религиозный социализм» Тиллиха, о котором уже шла речь. Цель была в том, чтобы «религиозно оправдать» социализм, интерпретировать его в терминах «предельной заботы» и осознания «кайроса». Тиллих признавал в то же время, что в социализме присутствуют элементы, несовместимые с религиозной идеей «кайроса». Критика культуры, предпринятая социализмом, должна, по мысли Тиллиха, быть направлена на сам социализм, пытаясь обратить последний к его собственной «глубине». При этом «религиозный социализм не должен становиться ни церковно-политическим движением, ни государственно-политической партией, поскольку тем самым он потеряет возможность свободной оценки и церквей, и партий».[210]
При стремлении понять любую культуру, полагает Тиллих, необходимо увидеть те глубинные внутренние, большей частью невысказываемые предпочтения, те «паттерны», которые присутствуют «априори» и на которых базируется само здание культуры. Предложенный им вариант описания отношения между культурой и религией отличает то, что данное отношение – открытая система, что временность и историчность не входят в неё не какими-то досадными недоразумениями, которые пока невозможно устранить (как у Карла Барта), но которые являются подлинными и необходимыми составляющими любой науки, касающейся человека, тем более науки о культуре и религии. Факт постоянного возвращения к проблеме отношения между религией и культурой, теологией и философией в истории человеческой мысли для Тиллиха свидетельствует о двух важнейших моментах: о невозможности их сведения воедино, об их неустранимой конфликтности, но также и о невозможности их разведения. Главными побудительными мотивами человеческого творчества всегда является религиозность. Человек – «неисправимо религиозное существо», хотя формы его религиозной самореализации могут быть демоническими и разрушительными.[211]
Заключение. «На границе».
Учение Тиллиха оказало огромное влияние на развитие теологии ХХ века, и прежде всего на «теологию смерти Бога» Т.Альтицера, Х.Кокса, У.Гамильтона, на левокатолическую «теологию освобождения» в Латинской Америке, а также на различные версии «процесс-теологии» и «контекстуальной теологии». Но этим его творческая судьба не ограничивается: он повлиял, в свою очередь, на философию экзистенциализма и персонализма, на развитие глубинной психологии, «экзистенциального анализа», социологии, этики, а также на критику эволюционизма в концепции «научного креационизма» современного естествознания (например, ученик Тиллиха теолог и физик Генри Моррис). Наследие Тиллиха является объектом постоянной полемики, ему даются порой противоположные оценки: одни считают его апологетом протестантского традиционализма, другие, напротив, уверены в том, что его концепция, подменяя ключевой протестантский принцип «оправдания только верой» (sola fide) принципом «только сомнением» (sola dubio), тем самым провоцирует внерелигиозные и вневероисповедальные толкования Писания и Предания. Тиллиха часто считают либо одним из представителей диалектической теологии, либо основателем неолиберальной теологии, либо продолжателем аристотелевско-томистской традиции в латинской схоластике (что в основном чуждо протестантскому сознанию). В католической теологии ХХ века его учению давалась очень высокая оценка (Ж.Маритен, Г. Урс фон Балтазар). Противоречивость в оценках мыслителя в значительной мере «подтверждается» широким спектром его влияния на самые разнообразные сферы культуры и направления религиозно-философской мысли. Его нередко обвиняли в эклектичности. Надеюсь, мне удалось показать, что это не эклектичность, а глубочайшая антиномичность. Тиллих исходил из двойственности, наличия в человеке и в мире взаимопротивоположных и неразделимых полюсов – сущностного и экзистенциального, определяющих трагический характер человеческого существования – в религии, культуре истории, морали, повседневной жизни. Антиномичность воззрений Тиллиха свидетельствует о глубине раскрытия основной темы его творчества – осмысления места, занимаемого христианством в экзистенциальном опыте современного человека.
О европейских и американских исследованиях наследия Тиллиха говорилось во Введении. Отечественные серьёзные исследования сравнительно молоды: в советскую эпоху по идеологическим соображениям теолога можно было только критиковать, обличать.[212] Но даже тогда были исключения: в трудах Ю.А.Кимелева и Т.А.Кузьминой[213] глубоко анализировались различные аспекты учения Тиллиха – онтология, антропология, философия культуры. В постсоветскую эпоху труды Тиллиха активно переводились, издавались и комментировались, о нём писали статьи и диссертации – причём не только историки философии, но и богословы. Следует отметить
Тиллих всегда находился «на границе» - между философией и теологией, философией и психологией, между диалектической теологией и неолиберальной, между эпохами и континентами. «Пограничное» бытие неуютно, дискомфортно – всегда нужно «стоять на одной ноге», нет твёрдой почвы под ногами. Такая «пограничность» может привести и к эклектике – всё зависит от личности, от её уровня. Тиллих не эклектичен. «Пограничных» мыслителей другой религиозный философ, иудей Мартин Бубер, назвал «бездомными» - сам Бубер видел себя именно таковым; то же самое можно сказать о Тиллихе. Его духовным «домом» была дорога – несмотря на то, что он строил теологическую «сумму». Философская теология Тиллиха соотносила между собой Откровение и историческую ситуацию («кайрос»), христианскую веру и секулярную культуру ХХ века. Это вело к переосмыслению основополагающих понятий самой христианской традиции. Бог становится Основой Бытия, вера – «предельной заботой», грех – «отчуждением от бытия», благодать – «приятием» и т.д. Тиллих – это целая эпоха в теологии и философии. Эпоха, которая не канула в Лету, но живёт в теологических и философских доктринах, в теориях конкретных наук, в душах людей.
Размышляя о личности Тиллиха, тонкий исследователь его творчества О.Я.Зоткина в статье «И этому испытанию никогда не приходит конец…» (фраза из автобиографии Тиллиха) пишет: «Глядя на фотографию Пауля Тиллиха (странным образом очень похожую на известный портрет о. Павла Флоренского работы Ю.Селивёрстова, - того из русских мыслителей, с чьими идеями иногда столь неожиданно перекликаются идеи Тиллиха, которого – так же, как и Флоренского у нас в начале века – называли «апостолом интеллигенции»), думаешь о том, как мало он похож на уверенного в своей «избранности» (а значит, в своём спасении) беззаботно-жизнерадостного протестантского миссионера: как много скорби и думы в его лице…»[214]