Ратенау не страдал русофобией и сдержанно, но не враждебно относился к советской власти. Заметно, что он более своего предшественника понимал важность отношений с РСФСР. Немецкий историк Э. Лаубах отмечал, что приход Ратенау в МИД положительно повлиял на развитие германо-русских отношений. Во всяком случае, оживилась деятельность Восточного отдела министерства, возглавляемого Мальцаном. При прежнем министре В. Симонсе, Мальцан, считавшийся сторонником сближения Германии и России, собирался подать в отставку, и только приход Ратенау предотвратил его уход2. Но став министром иностранных дел Германии, Ратенау должен был выработать более широкий взгляд, учесть все другие направления политики. Он поддержал ( или предложил сам) идею консорциума, понимая его опасность для России, но считая его выгодным для Германии. Ратенау в первую очередь искал пути и методы, чтобы поднять немецкое производство и направить его продукцию в Россию, а вырученные средства передавать на уплату репараций. Он понимал, что западные державы не станут отступать в вопросах репараций и, видимо, надеялся, что консорциум, если Россия примет его, может помочь решению этой острой проблемы.
Консорциум и участие в нем Германии, надеялся Ратенау, позволит ей начать переговоры о возвращении статуса равноправного участника системы международных отношений в Европе. Здесь Ратенау готов был идти на уступки, применяя только "духовное оружие" и действуя только "нравственным путем"1. В свете этих задач контакты с Россией отходили на задний план, играли роль второстепенного фактора. Симпатии Лондона и Парижа были Ратенау дороже доброго отношения Москвы. Отсюда шла нарочитая, показная даже сдержанность министра Ратенау в делах с Россией. В январе 1922 года он произвел на советских дипломатов впечатление "главного и убежденного противника" самостоятельной экономической политики Германии в России и сторонника прозападной ориентации, который не торопится к соглашению с русскими. Однако мы знаем, что предприниматель Ратенау занимал совершенно другую позицию.
Тем не менее Ратенау продолжал защищать казавшуюся ему исключительно выгодной идею консорциума. Ее обсуждали и в Москве, установив (и обоснованно), что проект имеет антисоветскую направленность и означает вторжение в экономику России. Зная об этой оценке, Ратенау отвергал ее, утверждая, что проект задуман для единения народов, победителей и побежденных с целью рационального обмена духовными и материальными ценностями и для восстановления Европы2. Глава Восточного отдела МИДа, Мальцан, правда, без ведома министра обещал, что Германия не вступит в консорциум без согласия России, хотя было известно, что Ратенау решительно против такой позиции3. Призрак консорциума мешал развитию советско-германских отношений. Инициаторы его, видимо, это осознавали. Один из них, Ф. Дейч, позже, при встрече с российскими дипломатами, старался смягчить этот вопрос, подчеркивая желание спасти дела в России4.
Но вопрос о консорциуме не был единственным в советско-германских отношениях. Оставался и приобретал новое значение вопрос о договоре двух стран с полным (де-юре) признанием Германией новой России.
Советское правительство давно уже предлагало немцам свой проект соглашения. Одновременно оно жестко предупреждало их, что не примет никакого консорциума.
В это время в Берлине находился видный советский деятель, некто "Ремер". Под этим явным псевдонимом скрывался член ВКП)б), один из руководителей Коминтерна Карл Радек. Официально Радек (Ремер) работал в Советском представительстве в Берлине и одновременно собирал информацию для Исполкома Коминтерна. Он имел определенный вес, поскольку вращался в "высшем свете" германской столицы и встречался неофициально с руководством политики Германии, неоднократно виделся с Ратенау.
Новые документы1, открытые в 90-е годы , показывают, что Радек пренебрегал дипломатической этикой, вмешиваясь в дела полпреда Крестинского, игнорировал указания наркома Чичерина2. В каждом шаге Германского правительства и В. Ратенау Радек усматривал злой умысел, враждебность и крайне одиозно оценивал проект консорциума, способствуя выработке у Чичерина негативного к нему отношения. В этой связи характерна телеграмма народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина Н.Н. Крестинскому от 3 февраля 1922 года, в которой он писал (видимо, в связи с письмом К. Радека) о наших отношениях с Германией. Главное, писал нарком, чтобы "… германское правительство не старалось заставить нас подчиниться единому монопольному всеобщему консорциуму вроде предложенного в Каннах и чтобы оно не мешало нашим экономическим соглашениям с германскими фирмами. Статья 116-ая есть для нас способ давления, и мы не можем себя связывать в этом отношении, пока германское правительство занимает нынешнюю враждебную позицию против нас, тем более если Ратенау проведет свою репарационную политику, убийственную для нас"3.
Чичерин еще не встречался с Ратенау и мог оценить его, что называется, с чужих слов. Первым отрицательную оценку Ратенау дал, видимо, Радек. Он впервые встретился с ним на ужине, где были еще Ф. Дейч и Мальцан, т.е. очень узкий круг заинтересованных лиц. Н.Н. Крестинский сообщал в НКИД, что с ужина Ремер вернулся в очень нервном настроении с впечатлением, что Ратенау является главным и убежденным противником самостоятельной экономической политики Германии в России, что он же является главным автором и защитником теории международного консорциума и что наиболее опасным является его несомненное влияние на Вирта4.
Представитель РСФСР в Германии Н.Н. Крестинский 24 января 1922 года сообщил в НКИД, что Ремера (Радека) посетил Мальцан и беседовал около двух часов о сумме товарного кредита Германии в 1 млрд. марок для РСФСР и других вопросах.
В проекте соглашения предполагалось взаимное погашение военных долгов и что вознаграждение за национализацию и аннулированные долги для немцев не должно быть хуже, чем для подданных Антанты. Мальцан добавил, что этот пункт имеет для германского правительства не материальное, а принципиальное значение. Не рассчитывая на финансовое вознаграждение немцев, правительство Германии готово подписать непубликуемый протокол, в котором будет сказано о согласии немцев получить возмещение после удовлетворения всех претензий граждан всех стран Антанты1. Речь, как видно, шла о проекте возможного соглашения двух стран.
В свою очередь, немцы готовили почву для возможного договора с Россией. Выступая в рейхстаге, Вирт заявил: "Мы выразили бы очень большое сомнение в отношении такой политики, которая хочет, чтобы Россию рассматривали и обращались с ней как с колонией. Мы хотим не колониальной политики, а совместной работы также и в союзе с побежденными народами". Это высказывание Вирта довел до сведения НКИД представитель Германии в РСФСР К. Виденфольд в письме от 17 февраля2.
В феврале 1922 года снова начались советско-германские переговоры. Однако они не дали положительного результата. Немцы не хотели даже говорить о займах для РСФСР, ссылаясь на собственную нужду в деньгах и свой страх перед вмешательством репарационной комиссии3. Но контакты продолжались. В них участвовали Карл Радек, представитель РСФСР в Германии Н.Н. Крестинский, часто бывавший в Берлине председатель СНК УССР Х.Г. Раковский, торговый представитель РСФСР в Берлине Б.С. Стомоняков, его советник Л. Пашуканис. На их встречах с Ратенау, Мальцаном и другими немецкими дипломатами обсуждался широкий круг вопросов взаимных отношений. Советские дипломаты решительно возражали против идеи консорциума и давали понять, что Советская Россия может при определенной позиции Германии отказаться от использования 116-ой статьи Версальского договора, представлявшей ей право на получение репараций ( и немалых) с Германии.
Обсуждалось предложение Г. Стиннеса, явного противника консорциума о представлении кредита России для закупки немецких товаров и о необходимости больше считаться с ее интересами4. В Москве такая позиция считалась, естественно, более предпочтительной. Там учитывали, что немецкая сторона, видимо, боится обвинений в "сочувствии к Советам" и в попытках опереться на них в политике. Со своей стороны наша дипломатия оказывала косвенное давление на немцев. Появились статьи Радека, перепечатанные газетой КПГ "Роте фане" и широко обсуждавшиеся в комиссии рейхстага по иностранным делам. В публикациях давалось понять немцам, что в случае их нерешительности Россия готова пойти на сближение с Пуанкаре1.
23 января в комиссии рейхстага по иностранным делам обсуждался вопрос о Генуэзской конференции и русский вопрос. Дважды выступал канцлер Вирт, а также К. Гельферих (лидер правых), Стиннес, Б. Деренбург, социал-демократы и коммунисты. От министерства иностранных дел выступал Мальцан. Все выступавшие высказывались за необходимость поддерживать и укреплять экономические отношения с Россией, но проявляя осторожность насчет Антанты. Вирт прямо подчеркнул, что Германия не претендует на монополию в деле хозяйственного восстановления России и готова работать с другими державами. Таким образом, он не отмежевался от выступления Ратенау в Каннах и на предыдущем заседании комиссии, хотя общий тон и содержание его речи были, как считал Н.Н. Крестинский, гораздо дружелюбнее. Единственное исключение представляла речь Стиннеса. Он требовал самостоятельной политики Германии в России. Необходимо, - говорил он, - еще до Генуи дать России значительный Кредит, хотя и с соблюдением необходимой осторожности перед Антантой2.