Сам Ратенау уделял главное внимание расширению контактов с государственными деятелями других держав. Здесь, видимо, были некоторые успешные шаги. "Питаем надежду", - писал он, - что эти контакты позволят нам кое-чего добиться. Однако, считал Ратенау, "самый главный контакт" еще не налажен, не удалось связаться хотя бы по телефону с Ллойд Джорджем3.
Здесь надо добавить, что Ратенау и его помощники установили связь с сотрудниками Ллойд Джорджа: советником делегации Уайзом, заведующим отделом МИД Грегори, экспертами Фонтейном, Клерком и другими. Но, к удивлению и огорчению немцев, британский премьер-министр не искал встреч с ними, к себе не приглашал и даже не говорил по телефону. Это было неожиданным - ведь еще в начале года Ратенау не раз беседовал с Ллойд Джорджем - и даже конфиденциально. Ратенау, Мальцан, Бергман (немецкий представитель в репарационной комиссии), Дюфур и другие дипломаты все время добивались контактов с англичанами, звонили им ежедневно, искали встреч, посылали письменные запросы4.
Не сблизились немцы и с французами, что не было неожиданным ввиду позиции, занятой премьером Пуанкаре, которую дублировал в Генуе Л. Барту. Ратенау рассчитывал улучшить дело на званном обеде, который давал глава итальянского правительства Факта5.
Но вскоре в деятельности германской дипломатии появился новый момент, который сразу начал влиять на планы и надежды Ратенау. Ллойд Джордж не случайно игнорировал немцев. Он занялся вопросом, который, по его мнению, мог принести благоприятный для Англии, Антанты и самого премьера результат. Он задумал маневр, который должен был заставить Советскую Россию, уплатив Западу долги всех российских правительств, при этом взять на себя основную тяжесть восстановления европейской экономики. Маневр этот казался ему остроумным и очень хитрым, но на деле стал первой тактической ошибкой премьера Англии и всей западной дипломатии. Ллойд Джордж вознамерился обсудить проблемы восстановления России и Европы с представителями Советской России, полуофициально, но в компании делегатов Франции, Бельгии, Италии, так что на обсуждениях создавался как бы единый фронт против РСФСР. Переговоры начались в большой тайне (по крайней мере, официально), хотя информация о всем происходившем быстро распространялась среди других делегатов и журналистов. Представители указанных стран встретились на вилле Альбертис, в большом кабинете, отведенном для Ллойд Джорджа1. Прибыли и представители России.
11 апреля советским представителям вручили для ознакомления так называемый лондонский меморандум - предложения финансово-экономических экспертов стран Антанты, заседавших 20-28 марта в Лондоне. Первая часть предложений называлась "Восстановление России", вторая - "Восстановление Европы". Суть обеих программ сводилась к требованию об уплате Советским правительством всех долгов Царского и Временного правительства как условия возможных кредитов России. Требовали и реституции, т.е. возвращения национализированной собственности иностранцев, а также создания комиссии русского долга, отмены монополии внешней торговли и ряда других мер, аннулировавших советское законодательство и вводивших порядки, характерные для полуколоний. Эксперты сознательно оставили право России на репарации с Германии по 116-й статье Версальского договора2. Это был второй ошибочный шаг союзной дипломатии. Вместо стравливания Германии и России это фактически толкало их к сближению на основе договоренности, достигнутой ими в Берлине.
Советская делегация, внимательно изучив меморандум экспертов, отвергла его и представила свои контрпретензии. Дискуссия, проходившая 14-15 апреля, сразу же приняла острый, даже резкий характер3. Французы предъявили советским делегатам своего рода ультиматум, и Барту не без самодовольства сказал, что только сегодня, 15 апреля, начинается настоящая Генуэзская конференция4. Барту, однако, недооценил возможные действия представителей РСФСР. Совещание не дало результатов, что поставило под угрозу срыва планы британского премьера. Выявились серьезные разногласия и между Англией и Францией, которые мешали компромиссу, впрочем, вряд ли возможному.
Бурные заседания на вилле Альбертис, разумеется, привлекли немецких дипломатов. Этому способствовала преднамеренная или случайная утечка информации об этих заседаниях, постоянные, хотя и неясные, слухи о возможном соглашении с Россией. Это встревожило немецкую делегацию, оказавшуюся в Генуе почти сразу в изоляции от серьезной работы и выработки соглашений1. Доходили до нее и разговоры о 116-й статье. Новая информация всполошила немцев. Они поспешили встретиться со знакомыми им дипломатами, в частности, английскими, и те не стали отрицать того факта, что переговоры с русскими ведутся, даже намекали, хотя и туманно, на возможность соглашения сторон2.
Немцы вели себя в Генуе настороженно, опасались подвоха со всех сторон, включая и Россию, боялись вызвать недовольство Антанты, особенно Англии, занимавшей более благосклонную к ним, чем Франция позицию. Англичане постоянно заверяли немецких дипломатов в своем доброжелательстве. И вдруг оказалось, что, не пригласив немцев, союзники решают важнейшие вопросы с Россией, в том числе и о 116-й статье. Тревога немцев возрастала. Они старались по всем каналам собрать любую информацию о том, что же происходит на Альбертис. Были попытки отвлечь англичан от русских, укреплялись контакты и с русскими дипломатами. И тут на "авансцену" вышло еще одно - и важное - действующее лицо - итальянский дипломат А. Джаннини. Разные авторы "наградили" его различными должностями и даже инициалами (А., Г., Д)3. Г.В. Чичерин называл его итальянским послом в Лондоне4, другие авторы - секретарем итальянского министра иностранных дел К. Шанцера, секретарем итальянской делегации в Генуе или представителем итальянского премьера Факта и т.д. Ахтамзян считал его просто сотрудником итальянского МИДа. Любимов и Эрлих писали, что он - торговый атташе Италии в Лондоне и эксперт ее делегации в Генуе5. Так или иначе, Джаннини знал многих и многие знали его, он бывал во всех делегациях. Американский историк Дж. Ф. Кеннон поставил вопрос: почему Джаннини, "человек видимо, пронырливый и осведомленный, стремился быть во всех делегациях?" Кеннон считал, что этот вопрос не выяснен до сих пор6.
Джаннини имел связи и в германской делегации. Из подробного сообщения руководителя отдела печати германской делегации О. Мюллера известно, что Джаннини посетил канцлера Вирта вечером 14 апреля, чтобы по поручению итальянского министра иностранных дел Шанцера информировать немцев о состоянии переговоров Антанты и России, которые "идут благоприятным ходом". Он подробно рассказал о встречах на вилле Альбертис, о том, что державам-организаторам конференции было бы важно узнать мнение канцлера или германской делегации, (которых не позвали) и что они считают, что германское правительство "наверняка одобрит это дело". Когда Джаннини собрался рассказывать обо всем более подробно, Вирт, учитывая значение этого вопроса, лично проводил итальянского дипломата на первый этаж гостиницы, где затем в течении часа проходила его беседа с Ратенау, Мальцаном и статс-секретарем Симсоном (с 11 до 12 часов ночи). Джаннини повторил свой рассказ о переговорах с Россией, о ее долгах и претензиях и о том, что было решено и что еще обсуждается. В точности, что возвращение социализированных предприятий не должно иметь места. Тут Ратенау задал вопрос, выдвигается ли это предложение самостоятельно или же в рамках Лондонского меморандума. Разумеется, в рамках меморандума, - ответил Джаннини. "Ратенау сердечно поблагодарил Джаннини за визит и заявил, что при данных обстоятельствах Германия не может проявить заинтересованность в этих делах. Итальянский дипломат выразил удивление по этому поводу. Ратенау же ответил, что договоренность с Россией была "достигнута без нас". Далее Ратенау сказал фразу, которую повторил многократно; "Устроили роскошный обед, нас на него не пригласили, но спрашивают, как нам нравится меню". В ответ Джаннини смог ответить французской фразой: "Это было подготовлено только для нас"1.
У Джаннини вырвалось замечание, что Лондонский меморандум был представлен на конференции якобы по недосмотру, но стал основой для переговоров, "к большому удивлению участников конференции". Ратенау ответил, что пока эти пункты меморандума (т.е. 116-й статьи) сохраняются, с меморандумом нельзя согласиться. Джаннини не сделал ни малейшего намека на возможность внесения изменений в меморандум. Тогда Ратенау дал понять, что ему "придется поискать других гарантий". На это Джаннини заявил, что не уполномочен делать каких-либо заявлений. Его поручение состояло лишь в том, чтобы довести уже сказанное до сведения германской делегации.